Кандидат наук понажимал на кнопки и огорченно вздохнул:

— Визит-эффект! Сейчас разберусь.

— Да ну его, в выходной возиться. Не хочу! — остановила его подруга. — Давай в понедельник, пошли лучше купаться, лето кончается.

— Пошли, — несколько удивленно согласился Герман.

— А когда я получу фотографию? — спросила Лариса.

— Как только, так сразу! — обняла ее за плечи Людмила.

Мы выбрались на свежий воздух и перешли дорогу, за которой солнечными бликами манило озеро. Город расположился вокруг него, так что до водоема было недалеко от любого здания.

К вечеру, часа через два, как мы расстались с парой, Людмила позвонила мне:

— Ты можешь сейчас подъехать к институту? Один, без Ларисы.

— Могу, она ушла к себе домой за платьем, но в чем дело?

— Приедешь — увидишь. Только не говори ей.

— Интригуешь?

— Интригую.

Я оставил Ларисе записку, что поехал в гараж, и через десять минут мы с Людмилой, встретившей меня у подъезда, вошли в лабораторию.

— А где Гера? — спросил я.

— Ему тоже не надо это знать, — упрямо сжала спутница губы.

Она подошла к компьютеру и включила его.

— Я тогда незаметно нажала кнопку сброса и отвлекла всех. Смотри!

Я вгляделся в экран.

На нем, как и на принесенной вчера фотографии, развернулись две фигуры, мужская и женская, окутанные разноцветными полями ауры.

Тела так же замыкала общая полевая оболочка, но грозно фиолетового цвета.

Тут я непроизвольно отпрянул от экрана.

Между тел явственно проступила фигура женщины. Ее лицо, холодной, хищной красоты, было непропорционально велико по сравнению с миниатюрной обнаженной фигурой. Больше всего поражали огромные глаза, которые переливались переменчивыми цветами. Становилось особенно страшно, когда они зажигались темным, рубиновым цветом, мерцающим, как затухающие уголья костра.

У фигуры были длинные руки, а за плечами проглядывались темные крылья, но не птичьи, а как у летучей мыши.

На месте промежности находился источник света, который медленно приобретал красный цвет, расширяясь в большое пятно, и потом резко затухал, превращаясь в маленькую розовую точку, пятно как бы пульсировало. Под ним явственно узнавались две обнаженные головки раздвоенного мужского члена.

— Что это? Кто это! — вскричал я.

— Суккуб! — прошептала Людмила.

— Что это за существо?

— Это чудовище виртуального мира, перед которым блекнут все остальные демонические сущности. Смотри теперь сюда.

Людмила нажала кнопку, на экране появилась Ларисина фигура. У нее за спиной пристроился знакомый суккуб, но… с мужским лицом, очень похожий на первую тварь. Ее брат! Он мерзопакостно улыбался.

— Теперь посмотри на себя.

На отдельном снимке моя яйцеобразная оболочка с одной стороны зияла огромной раной, сквозь которую протянулась жилистая рука, схватившая крючковатыми пальцами мой член.

Потрясенный, я нервно закурил, и Людмила меня не остановила.

— Ты понял? — спросила она.

— Сама объясни, черт-те что в голову лезет.

— Суккуб вселился в Ларису задолго до твоего знакомства с ней, сама она этого не понимает, но полностью в его власти.

— Его или ее, не поймешь, какой пол?

— Это сама Меллюзина, королева суккубов, она двуполая и может принимать мужской или женский облик. Раз она вселилась в Ларису, то на самом деле — эта девушка редкой красоты.

— Что за сказки рассказываешь ты, Люда, мы живем в современном научном мире, а не в темном Средневековье!

— Суккубы и инкубы вечны, как и человеческие души, только те улетают на небо, а эти гнездятся в земном эфире рядом с людьми. Прибор позволил увидеть их.

— Да-а-а, — только и протянул я.

— За прибором большое будущее, — продолжила собеседница, — ведь виртуальные невидимые твари существовали всегда, а теперь их видно, значит, легче бороться с ними.

— А что делать мне?

— Это твое право. Пока что мы можем с помощью направленного излучения зашивать небольшие повреждения ауры. С суккубами пока бороться не в силах, хотя я обозначу теперь Гере эту проблему. Но эти снимки показывать не буду.

Я вообще сейчас сотру их, а Ларисе объясни, что система сломалась и требует длительного ремонта. Потом она забудет.

— Но что делать мне? — схватился я за голову.

— А ты не сможешь жить без Ларисы, без ее тела. Ничего, хуже, чем есть, наверное, не будет. Суккуба удовлетворяет ваша связь.

Людмила помолчала и хмыкнула:

— Представляю, какие извращения вы творите.

— Это так, — смутился я.

— Только не рассказывай! — испугалась женщина. — Все это заразительно, как наркотик!

Изумленный, я покинул лабораторию. Тайна переменчивой красавицы и ее удивительных хамелеонов была раскрыта.

— Надя приглашает нас в гости, — сказала Лариса поутру в воскресенье.

— Какая Надя?

— Которой ты песню пел про двугривенный.

— Да какие мы друзья, чтобы идти?

— Они переехали за зону и устраивают новоселье.

— Это на машине с ночевой, хочешь сделать мне тяжелый понедельник?

— Да нас Костя отвезет, туда-сюда, сегодня. Смотри в окно!

Я выглянул. Около своей «Волги» стоял мой сосед Костя и нервно почесывал щеку. Жена его, Наташка, уже сидела в машине.

— Хоть бы вчера сказала, хотел видак настроить, сама просила.

— Успеешь. Костя сегодня позвонил. Там шашлыки будут.

«Ну что ж, маленькое приключение», — подумал я и сказал вслух:

— Поехали!

Заимка представляла собой старый деревянный дом со двором, огороженным высоким забором. Оттуда уже доносился призывный запах шашлыков.

Во дворе сидели Надя и Анатолий, ее друг, а также какой-то красивый молодой мужчина кавказской внешности и яркая темноволосая девушка, тоже, похоже, не русская.

— Мати, — представился кавказец, подав руку, — можно просто Миша.

— Миша так Миша, — согласился я.

Взгляд у горца был острый и пронизывающий. Но я привык к таким, пробыв месяц в командировке в Сухуми.

Толя сразу развеселился, сходил в дом и вынес оттуда трехлитровую банку браги.

— Это для желающих, есть вино и коньяк.

— Интересно, — хмыкнул я, — давно не пил.

— Попробуй, — предложил Толя и налил стакан.

Жидкость была пенистая и шипучая, цвет у напитка прозрачно-желтый. По старой памяти я понял, что брага выдержанная.

— Месяц стояла, — подтвердил Толя.

— Начинать надо с дам, — плавным движением забрала Лариса у меня стакан. — Ядреная! — крякнула она, приложившись к стакану, и выпила половину. Остальное допил я.

— Тогда пустим по кругу кружку дружбы, — предложил Мати-Миша, — дай большую! — обратился он к Толе.

К большой кружке по очереди приложились все, даже Костя нюхнул.

День стоял теплый, солнечный, на рябинах у забора весело чирикали воробьи.

Поспели шашлыки, Толя сложил их с шампурами на поднос и зарядил новую партию. Шашлыки оказались из молодого барашка, у нас их делали только из свинины, эти были вкуснее.

Миша разлил коньяк по стаканчикам.

— Спасибо, Толя, — сказал он, — постарался для старого друга. Сейчас будет тост.

Кавказец поднялся с бревнышка и обвел всех взглядом. Мне показалось, что он задержался на Ларисе, однако это меня не удивило, на нее все таращились, видя впервые.

— Высоко в горах жил орел. Он не летал к людям, ему хватало пищи вокруг в ущельях, по которым скакали горные козлы, а на камнях грелись ленивые змеи. Но однажды он из любопытства спустился в долину, где пастух пас стадо баранов.

В стороне паслась красивая кудрявая овца, которая забрела попробовать сочной зеленой травы в тени скалы.

«Вот ее я и ухвачу, — решил орел. — Она вкуснее моих козликов». И набросился на красивую ярочку. Вцепился когтями в шкуру и взлетел. Ярка испуганно заблеяла.