Это было невыразимое блаженство. Она повернула на бок зардевшееся юное лицо, необыкновенно красивое, из огромных глаз скатывались капли слез от боли и наслаждения, она искала еще большего слияния со мной, и я впился губами в ее припухший зацелованный ротик в ожидании улета в другое измерение пространства и времени.

Но неожиданно она вздыбилась и сбросила меня, вскочила ногами на тахту и прижалась спиной к стене.

Я понял — хочет меня спереди, тоже вскочил и вжал ее распятое тело в стену со всей силой.

Она закрыла глаза, обняла меня за плечи, оторвала ноги от опоры и повисла своей плотью на моем напряженном мускуле, его основанием я ощущал вздутую горошинку клитора. Это был затяжной поцелуй наших тел, слияние двух половых начал.

Потом она рухнула совершенно без сил, а я, перегретый изнурительными упражнениями в душной комнате, включил вентилятор и тоже свалился рядом.

Мы тут же заснули, обнаженные.

Проснулся я от ощущения, что в комнате что-то происходит, и широко раскрыл глаза.

Вентилятор тихо овевал место нашего отдохновения.

На тахте, между раздвинутых Ларисиных ног, на коленях сидел мужчина, в рубашке и спортивных штанах.

Правой ладонью он пытался прихватить листы настенного календаря-ежемесячника, шуршащие под дуновением вентилятора, а левой осторожно трогал налитые груди Ларисы.

Сумасшедший балдел, и, похоже, готов был спустить в штаны без сексуального контакта с обнаженной красавицей.

Но тут Лариса проснулась и закричала.

Увидев, что все обитатели комнаты пришли в себя, мужчина молниеносно выскочил через балкон, откуда, по всей видимости, и появился.

Я выскочил за ним и видел, как непрошенный гость убегал, прихрамывая.

И тогда я узнал его. Это был тот самый из офицерья, кем соблазнилась моя бывшая жена. Ее подруга Анка под пыткой сладкого изнасилования раскрыла мне подробности этой измены. Я, озлобленный до умопомрачения, прихватил топорик для рубки мяса и отправился к капитану, совратившему мою Татьяну.

Я готов был сокрушить скотину, но он чистосердечно, при своей жене, раскаялся в грехе прелюбодеяния и выглядел при этом довольно жалко. Был он к тому же некрасив, хромоног, и тогда я отнес падение своей жены к случайности в результате опьянения.

Много позже Юля, подружка Ларисы, которая тоже вращалась в офицерском вертепе, рассказала, что капитан обладает членом феноменальных размеров. Этот факт и служил предметом притяжения к нему любопытных женщин. Увы, моя жена оказалась в их числе.

Но самодостаточный орган не давал покоя и его обладателю, который оказался в психологической зависимости от него и был обречен на поиск все новых жертв для требовательного сластолюбца.

Потому и не пошел ему впрок мой угрожающий визит. Не приближаясь близко, капитан следил за моей жизнью, затаившись, подсматривал в окна квартиры, наблюдая интимные сцены. Улучив наконец подходящий момент, не в силах преодолеть похоть, он забрался к нам ночью через балкон.

Все это тоже рассказала нам с Ларисой Юля. Капитан просил ее передать мне, что глубоко сожалеет о своем невыдержанном поступке, он боялся моей мести.

Лариса громко хохотала по поводу этой истории и заявила:

— Видишь, как бесстрашно преследуют меня кобели! Ты же имел право прикончить его, если бы успел.

Я промолчал, а в голове крутилась пакостная мыслишка, что оторва, наверное, сама не прочь отведать сладостный продукт.

Жизнь редко идет навстречу исполнению всех твоих желаний, особенно если ты залез не в свои сани.

Я просил тогда у жизни одного. Дай бог, чтобы моя баламутная красавица не изменила мне в том излишне вольном круговороте жизни, который мы с ней вели.

Однажды сидели мы в ресторане за столиком со случайной незнакомой парой.

Мужчина, как только дамы ушли вместе в туалет, откровенно заявил мне:

— Ты еще таскаешь такую красотку по ресторанам? Да ей надо выколоть один глаз и все равно не выпускать из дома!

— Сильно сказано! — отозвался я. — Но мы не в Саудовской Аравии, и я не шейх.

— Ну, тогда будь готов ко всему!

А Лариса, обыкновенно с подругой Мариной, часто шастала неизвестно где, особенно с тех пор, как мы снова порешили с ней ограничить потребление алкогольных напитков.

Как-то в выходной она вышла без доклада из дома и испарилась.

В поисках подруги я позвонил Гелию, местному фотографу, старше меня, давно разведенному. Гелий, несмотря на возраст, был штатным бой-френдом Марины, у него постоянно находилось для нее хорошее вино.

— Знаешь, Вадик, — ответил мне всегда любезный Гелий. — Они появлялись, но ушли. Я что-то приболел, а девчонки хотели выпить.

— Не знаешь, куда пошли?

— Знаю, к горбуну.

Горбуна я немного знал по работе. Инженер, примерно в моем возрасте, жил один, недалеко, в однокомнатной квартире.

Злая судьба изуродовала его с детства, маленький и горбатый, он смотрелся несчастным, но из контактов с ним я заключил, что у него добрый и отзывчивый характер.

Я пошел прямиком к нему и там обнаружил Ларису и Марину, и еще двух молодух, распивающих все тот же модный бюракан, выставленный хозяином.

— Красиво жить не запретишь! — приветствовал я Павла, горбуна.

— Проходи, проходи Вадик, — засуетился он. — Надя, принеси с кухни фужер, — обратился он к молодой блондинке, уже заметно поблекшей, наверно, от порочных излишеств — она курила сигареты, одну за другой.

Надя с интересом взглянула на меня, что-то было в ее взгляде таинственно-притягательное, и я пропел в шутку:

— Ах, Надя, Наденька, мне б за двугривенный — в любую сторону твоей души!

Надя улыбнулась и ушла за фужером. Лариса сразу насторожилась, что и было моей целью — задеть ревнивицу.

— Их много, а я вот один, — развел руками Павел. — Хорошо, что заскочил. Я там приготовил тебе осциллограф, но ты посиди!

Дело в том, что мне надо было дома настроить видак, у Павла был осциллограф, и как-то на работе мы договорились, что я зайду за ним.

Но я-то приперся с другой целью: в поисках Ларисы.

— Посидим, раз моя подруга здесь, — согласился я.

— Да? А кто тут твоя? — простодушно спросил Павел.

Лариса среагировала и пересела ко мне на колени.

— Вот оно что! Она у меня в первый раз и, знаешь, поразила.

— Да она всех поражает, красотка! — невежливо завели мы разговор в третьем лице о присутствующей даме.

— Красотка-то точно. Но здесь другая гносеология. Не в этом дело!

— В чем же? — решил я поддержать философские изыски Павла.

Я давно заметил, что физически ущербные люди, если не спиваются совсем, много рассуждают о жизни, о ее смысле и становятся от этого мудрыми.

— Она другая, чем эти! — обвел он рукой девушек, и те, наверно, возмутились бы, будь разговор не о Ларисе. Удивительное дело, ни разу не видел, чтобы кто-то из ее подруг пытался оспорить превосходство оторвы!

Подруги молчали, Лариса тоже, пиар работал на нее.

Павел выпил со мной с полстакана мадеры и, возбужденно жестикулируя, начал резать правду-матку:

— Кто эти? Эти блядво! Эти за стакан вина что хочешь сделают!

— Не обижай девчонок. А то не будут тебе делать, — сдержал его я.

— Эти? — опять повторил горбун. — Других найду! Да они не обидятся, привыкли ко мне. А твоя, твоя… богиня! — нашел он наконец слово.

Когда вышли из дома, Лариса с гордостью взглянула на Марину, потом на меня:

— Видишь, я богиня. Тебе повезло.

— А еще и ведьмочка, — щелкнул я ее по носику, весьма обрадованный тем, что нашел гулящую.

— Но божественная, — подвигала она плечами.

Что говорить, все млели от нее с первого раза, и у меня тоже не было ни сил, ни желания вырваться от ее гипноза, пусть все катится, как есть, лишь бы была рядом!

— Включи «Европу», — попросила Марина. Я включил. — А помнишь, Вадик, как мы пришли к тебе с Ларисой в первый раз? — спросила она. — Как мы танцевали с тобой? Пойдем?