— Как вам будет угодно.

Магнус подскакивает, движения его порывисты и резки, в комнате становится жарко, Медея словно слышит потрескивание пламени. Мантия развевается, следует за каждым шагом.

— Вы запомнились мне с первой встречи, мадам. Изысканно и непринужденно поставили на место, да так, что я почувствовал себя юнцом перед тринадцатилетней девчонкой, — он разворачивается, смотрит — как сжигает, говорит с пылом и страстью пламени. — Вы выглядели довольной жизнью и беседами со своим стариком-женихом, а тогда на свадьбе не отходили от него ни на шаг, держались за локоть. Тоненькая, стройная фигурка в светлой мантии на фоне темной грубой скалы. Мне врезались в память эти винные волосы и светлое платье. Всегда, я всегда следил за вами, в каждое появление на светском вечере. Не знал, радоваться или нет тому, что вы, подобно вашему супругу, предпочитаете уединение и компанию леди за чайным столиком, но никак не балы и прочие увеселения. Тогда бы я мог пригласить вас на танец, совершенно законно, правильно, а не воображать себе наш вальс.

Впервые… впервые ей говорят подобное. И сердце сладко замирает. Наверное, потому что она уже вжилась в роль английской ведьмы, наверное, потому что ей, несмотря ни на что, хотелось любить и быть любимой. Хотя бы чуть-чуть.

— Отец смеялся надо мной, но не заставлял искать невесту, согласен был на разрыв с Прюэттами. «Успеется, — говорил он, — раз уж Эмори Шаффик нашел, ты и подавно отыщешь». Он верил, что в браке должна быть любовь, а я следил за вами. Издалека. Ненавидел свою невесту за то, что не похожа на вас. Одновременно страстно желал жениться, потому что тогда мы стали бы одной семьей. Недосягаемая, волшебная. А потом… ваш муж умер. Вы слышали, что говорили на похоронах? Когда вы удалились в дом? Кумушки судачили, будто вы отравили его, как только забеременели. Предполагали, что хотите найти муженька побогаче.

Он выдыхает в то время, как Медея боится шелохнуться, загипнотизированная взглядом, в котором светится холодное пламя. Штормовые глаза.

— Вы лежали после беседы с сестрой бледная, как привидение, слабая, еще более хрупкая и беззащитная. Знали бы вы, как я возненавидел всех сплетников!

Он выглядит измученным, разъяренным и усталым одновременно. Медее хочется пожалеть его, протянуть руку. Впервые — хочется дотронуться до лба, отбросить светлые локоны.

Странные, странные желания.

— Я спокойно наблюдал, как этот недо-Лорд клеймит других аристократов. Если уж так глупы, что подставили руку под рабское клеймо, пусть получают хозяина, которого заслужили. Но Реддлу потребовались книги по магии душ из библиотеки Шаффиков. Как понимаете, ваш драгоценный родственник отказался поделиться фамильными секретами.

Мерлин, как все просто-то!

— И тогда вы отправились на охоту за акромантулами.

— И тогда я отправился на охоту за акромантулами, — соглашается Нотт. — Никогда в жизни, никогда я не был так одержим кем-то или чем-то. Но вы задели меня с первой встречи. И вызвали… — он с трудом, бледнея, выдавил: — вызвали любовь. Теперь, зная, какие чувства я испытываю, согласитесь ли на… ухаживание? Пока только ухаживание.

Пока? Медея оглядывается по сторонам. Сын спит, за ним следит домовушка.

Милый коттедж, счет в банке на безбедную жизнь для ее ребенка и старость для нее, оставленный Эмори. Она ценит независимость, ценит ту свободу, которая появилась только сейчас. Ее долг перед родителями и обществом выполнен.

Неужели она не может пожелать чего-то для себя? Ведь никто не обязывает ее идти к алтарю снова.

— Мистер Нотт, у меня есть ребенок.

— И я целиком это одобряю. Чудесный мальчик, — упрямо кивает Нотт.

Замечательный мужчина, верный, преданный, сильный маг. И просто хороший человек, раз не воспользовался ее слабостями. Не причинил вреда сестре.

Не отступится ведь… И это даже приятно.

Медея прикусывает губу, не сразу замечая, как приклеивается к этому жесту горящий взгляд.

— Мистер Нотт… Магнус… В таком случае, будет лучше, если охранять меня, пусть даже редко, станете лично вы, а не ваши симпатичные, но увы, ни капли не интересующие меня мальчики.

Магнус сияет так, что глазам больно. И Медея вновь чувствует себя спокойно и уверенно.

Как за каменной стеной.