Ее не мучают сожаления о любви и страсти, она слишком долго работала, содержала себя сама, чудом выкраивая какие-то деньги на маленькие удовольствия, чтобы сейчас отказаться от обеспеченной жизни в угоду чувству, которого никогда не знала. Она не любила раньше мужчин до головокружения, прожила больше четверти века, не познав огня страсти. И с удовольствием не будет познавать его в дальнейшем.

Ее родители наблюдают из окна, но Медея слишком увлечена творящимся колдовством, когда ученый рисует в воздухе экземпляры из его собственного сада, чтобы контролировать каждое свое движение. И если она пару раз несдержанно хлопала в ладоши от восторга, то была отблагодарена мягкой улыбкой своего жениха.

В конце концов, они еще долго будут разговаривать как учитель и ученица в этом саду под строгим оком ее родителей.

На следующий день он присылает ей маленькую коробку засахаренных цветов.

***

Дверь светло-голубой гостиной в доме главной ветви рода Прюэтт распахивается как от пинка. Внутрь влетает широкоплечий юноша с взлохмаченными светлыми волосами. Штормовые глаза его полны огня Бездны и обещают все кары Преисподней.

Что ж, если это Магнус Нотт, у них с кузиной имеется уже одна общая черта — врываться ураганом как раз тогда, когда она занята. Медея закладывает страницу и закрывает книгу, которую ей посоветовал Эмори. Весьма интересная интерпретация трудов древних друидов по преобразованию растительного мира. Ей даже понятно и интересно, что уже служит в пользу жениха, сумевшего привить ей интерес к делу всей своей жизни.

— Прошу прощения, мисс Прюэтт. Магнус Нотт, — молодой человек коротко кивает, поправляет перекошенную мантию. — Не возражаете, я хотел бы увидеть свою невесту?

— Не возражаю. Но, к сожалению, ничем не могу помочь, так как не имею ни малейшего представления, где скрывается моя драгоценная кузина. Впрочем, вы можете подождать ее здесь, уверена, рано или поздно она придет меня навестить.

Что надо выпускнику Хогвартса от ребенка, который еще толком не умеет держать палочку? Ну, это грубо говоря, ибо дядюшка все-таки добился значительных успехов на поприще обучения Молли.

— Благодарю, — как-то скомкано, сдувшись бормочет юноша и присаживается на соседний стул. Девушка вновь открывает книгу, ибо не обещала развлекать незваного гостя. — Знаете, я был наслышан о вашем спокойствии, таком не свойственном для Блэков и Прюэттов, но сейчас, узрев вас вживую, вижу, что слухи преуменьшали свойственное вам хладнокровие.

Медея Прюэтт никогда не отличалась пылким нравом, почти полное отсутствие магических способностей убило в ней большую долю темперамента, а занятие конным спортом докончило дело. Вселившаяся душа тоже не отличалась склонностью к сильным страстям, может, именно из-за этого она не заводила романов.

— Благодарю, ваши слова исключительно приятны, но меня удивляет то, что комплимент вы сделали банальному проявлению вежливости.

Магнус Нотт поперхнулся.

В результате он выдержал не более получаса, прежде, чем отправиться искать Молли дальше. Сама кузина скользнула в комнату, как только будущий супруг ее покинул.

— Ты видела его? Ну как он тебе?

— Симпатичный.

Магнус Нотт выглядел действительно хорошо, особенно, в отличие от актера, игравшего его сына в знаменитых фильмах. Блондины-англичане не представляют собой ничего особенного, но маги уже давно скрещиваются за пределами своего естественного ареала обитания. Например, легендарное хладнокровие вкупе с платиновыми волосами Малфои сохранили благодаря нескольким бракам с норвежскими ведьмами. Многие считали, что знаменитые дипломаты-торговцы и главные ловкачи магической Британии выбирали француженок, но они ошибались.

Волосы у Магнуса оттенка лепестков подсолнуха, что очень подходит к штормовым, сине-серым глазам, точеным скулам и острому подбородку.

— Но он старый! — ноет кузина, утыкаясь носом в подол платья.

— Для магов возраст не столь важен, и однажды ты сравняешься с ним.

— Думаешь?

— Конечно.

***

— Медея, я слышала!.. — кузина влетает в комнату и замирает.

Ее сестра за трюмо не так спокойна, как обычно. На фоне кроваво-красных волос ее бледность кажется почти смертельной.

Молли приближается, она даже не сняла ученическую мантию, та вся перекосилась, открывая неуклюжее тело неказистого жеребенка, пока еще не превратившегося в единорога. Но доброта Молли, с которой та обнимает за талию, привычно опускаясь на колени, искупает все недостатки, былые и будущие.

Медея с трудом сглатывает, проталкивает воздух сквозь пересохшее горло и привычно опускает пальцы в светло-рыжие пряди кузины.

Эмори осталось жить не более десяти лет — проклятие, не передающееся по наследству. Из-за этого он просил устроить свадьбу немедленно, хотя планировал подождать хотя бы до двадцатилетия невесты.

Медее семнадцать, и она ненавидит, когда планы летят под откос.

Медее семнадцать, и она черпает утешение в детских объятиях кузины.

— Ты еще можешь отказаться, если не хочешь…

— Не в этом дело. Просто все произошло так… внезапно. Эмори… мне жаль его.

— Медея…

— Не переживай, я справлюсь, я не подведу.

— Ты уверена?

— Мои родители любят меня, и меньшее, чем я могу отплатить за заботу и их бесконечную любовь ко мне — это соответствовать своему имени и титулу, — Медея вздыхает, гладит по непутевой, взлохмаченной голове. — Помни, что твои родители тоже тебя любят.

— Угу.

Блэки сочетаются браком ночью, Прюэтты — на заре, что дает цвет их волосам. Алтарь Шаффиков почти полностью зарос травой и цветами, именно они принимают капли крови, а клятвы, слетающие с губ, превращаются в золотые кольца, обвивающие пальцы. Это — слишком личное, не для всех, на обряде присутствуют только самые близкие.

Прием в честь свадьбы — первое испытание молодой хозяйки, но Медея держится, ее учили этому с детства, готовили однажды стать хозяйкой. Она стоит подле своего мужа, не такая высокая, едва достающая ему до плеча, но как всегда сдержанная и уже спокойная — все самое страшное и непредсказуемое произошло. Эмори улыбается ей, а затем подводит к столу, где в отдельной вазе красуется целый букет засахаренных цветов. Здесь все виды, которые он только дарил ей за их долгое знакомство.

Становится еще легче, она даже улыбается, легко, с признательностью. Пока ее не крадет Молли, одетая в платье слизеринских цветов — о, как кричала истинная гриффиндорка! Но что поделать, если красно-золотой так не подходит к ее огненным волосам.

— Он следит за тобой, — шепчет она, поджав губы, и опасливо косится в сторону.

— Кто? — Медея прослеживает направление взгляда сестры и сталкивается с пристальным вниманием Магнуса Нотта, отчего немедленно расслабляется. — Скорее, он следит за тобой, дорогая. Ну, или спрашивает себя, что нашел в ведьме-сквибе наследник знатного семейства и видный ученый.

— Ты говоришь сущую безделицу! — вскидывается кузина. Она все больше Молли, все меньше — Мари. — Это твоему супругу сказочно повезло!

— Давай не будем обсуждать наше с ним везение, просто уверимся, что оно обоюдно. Не хочешь выпить холодного сока? Вишневый сегодня просто чудесен.

До конца церемонии взгляд Магнуса Нотта преследует ее, как привязанный. Наверное, в самом деле не может понять, что нашел Эмори, не самый слабый волшебник, в приклеившейся к его локтю бледноватой, аловолосой ведьме.

***

— Ах, кузина Медея, поздравь меня! — Молли врывается как всегда огненным вихрем, но сейчас это фонтанирующий радостью вихрь. — Я стала счастливейшей ведьмой на свете! Артур сказал, что тоже любит меня!

Медея откладывает сборник стихотворений и разливает поставленный домовиком чай, пока Молли старательно устраивается напротив, утопая в пучине мягкого дивана. Эмори все труднее дается гордая осанка, дома он предпочитает отдыхать, но чтобы не обижать супругу, купил ей специально удобное кресло.

— Артур? Ах, да, припоминаю, ты писала о каком-то Уизли.