Символ веры заключён в четырёх стенах предписания: молитва, благодеяние, пост, паломничество. Решив предаться последнему, Лэйси двинутся на выход, но чёрный камень судьбы уже лежал на пороге, как наглядное доказательство бога, которое можно погладить руками. Как правоверный, он знал, что от заката до восхода в Рамадан нельзя есть до тех пор, пока не станешь отличать белую нитку от чёрной. Но он уже и месяцы не различал, потому и длился для него этот единый бесконечный Рамадан. Религиозный ветер, превращённый в обстоятельства, хорошо продул ему голову. Камень точно указывал направление, по которому предстоит двигаться дальше.

И он пошёл. На пути попадались интернет-кафе, и он заходил туда, чтобы проверить почту. Как обычно, полно всякой глупости, но по привычке Лэйси всё же регулярно проверял свой эмэль, совершенно не задумываясь о том, что если его станут искать, то именно так и найдут – по разбросанным на маршруте интернет-кафешкам. Тут ему захотелось завалиться на вечер туда, где есть выбор хорошей еды и тёмный угол, откуда можно смотреть на всех этих одетых весьма неброско джентльменов с презрением и подлой завистью. Они-то все пойдут спать домой, а он… Его судьба теперь – вечные бега. Если он хочет спасти свою ничтожную жизнь, конечно. Нет, можно и по-другому – сидеть и отпускать шутки как бы в пространство. Все будут улыбаться из вежливости, но вот чему – не поймёт никто. И всё же он несильно промахнулся, рассказывая о причине своего появления здесь. Неплохо было бы, чтобы хоть кто-то в этой местности помнил о нём. Это была бы некая точка опоры. Где ты, о, родина предков! В руке он нёс небольшой саквояж, по форме то ли шкатулка, то ли мечеть. Вдали, за пригорком мерцали миражи. В воздухе пахло чем-то напоминавшим сандал. Парящие светлые облака медленно проплывали над головой. Стволы деревьев на обочинах дороги пестрели лоскутьями старых объявлений – подробная карта вчерашнего мира…

Когда Лейси было двадцать четыре, он снимал скромное жилье в удалённом квартале, чтобы как можно реже встречаться с родителями, с которыми когда-то приехал в эти края. Он хотел полной самостоятельности, но совершенно не представлял себе, как этого добиться. У него время от времени поселялись женщины, и он сразу же начинал приучать их к непродолжительным корректным командировкам. Это он делал для того, чтобы не слишком привязываться к «подселенкам». Оглядываясь теперь, с высоты тридцати неполных лет, на свою прошлую жизнь, он находил её весьма банальной, хотя и банальность бывает чрезвычайно чувствительной. У него даже была неплохая работа в прошлом. Накануне банкротства всегда учащаются корпоративные пьянки, и Лэйси первый почувствовал, что в воздухе пахнет грозой. Он поспешил перейти в конкурирующую фирму ещё задолго до полного развала синекуры, куда попал по случаю и где проработал несколько лет. Сейчас ничего этого нет, отныне он просто скиталец.

Тратить время на допросы он не соглашался, предпочитая криво ухмыляться и менять слишком любознательную даму на более «адекватную». Оглушённый новой влюблённостью, хотя и не строя планов на будущее, он на какое-то время остепенялся, но трезвая жизнь длилась, как правило, недолго. Он даже не успевал соскучиться. Бегство из города оказалось внезапным.

При первых же признаках недомогания в финансовой сфере Лэйси решил направиться к центральному выходу, пока тот не заперт. Замешкайся он, света ему не видать, хотя ещё неделю назад всё было чин-чинарём, похоже, лично его верховный правитель планеты взял под своё крыло. Сначала слабая, однако, назойливая, как лэйбл на белье, боль возникла где-то под желудком, а потом прихватило весь бок. Он, в отчаянии закрыв глаза, никак не решался позвать на помощь. Но через минуты две-три всё так же быстро прекратилось. Это была подсказка судьбы, он знал это точно. Чтобы жизнь с её безразмерным запасом прочности превратилась в обломки сбитого самолёта, надо очень постараться. Пока всё зависело от судьбы, он так думал в минуты оптимизма. Однако скоро сама ценность жизни была поставлена под вопрос.

Подвявший и притихший, как осенний луг в начале октября, он исподволь готовился к худшему. Со своей очередной дамой сердца он и не думал делиться зреющими в его голове планами, ссылаясь на перебор по части алкоголя, а спорить с ним, когда он в таком состоянии, даже опасно, это как ходить по вспученному линолеуму. Частная жизнь в любой религии дело тёмноё, но особенно – в исламе. Если ты оступился, потерпел фиаско, тебя уничтожат. Безверие находило своих адептов среди молодёжи без труда.

Скажи европейцу то, что знает каждая собака Стамбула, и зависть охватит его смутное сознание, – ты будешь им ненавидим. Индивидуальность таланта – вот что они никогда не примут. Дьявол в деталях, а бог – в их пропорциях, отсюда единство и противоположность, одного без другого нет, но ритм этого пульсирующего двуединства ощущает только гений. Идея, доведённая до абсурда, мишура. Лучше молчать. Зачем турки хотят быть европейцами? Бог весть. Но если Европа слишком придвинется, тут же следует откат. Плейбой смотри, но жениться вряд ли стоит.

На пятом месяце скитаний Лэйси заметил, что одежда его порядком истрепалась. Не имея излишка денежных средств, он по случайности наткнулся на лежавшее у придорожной канавы тело натовского солдата. Присмотрелся, да, солдат мертв, но не пахнет, значит, тело лежит недавно, и он перевернул его ногой. На затылке запеклась кровь, видно, бедалага упал на камень, вот он, острый, на нём густо запеклась лепёшечка уже чёрной крови. Оружия у солдата не было, но метрах в ста от этого места Лэйси нашёл автомат. Время было раннее, поблизости никого, и Лэйси, не раздумывая, снял с мёртвого одежду, всё, до трусов и носков, и пошёл прочь со своей добычей. Примерно через полчаса он набрёл на некий брошенный сарайчик и, незамеченный никем, переоделся. Одежда пришлась впору. В заднем кармане штанов были документы, которые после тщательного изучения он сжёг на костерке за сараем, облив их бензином из зажигалки.

Лэйси брёл вдоль дороги до позднего вечера, не встречая на пути никакого жилья, пока не истомился до того, что готов уже был заночевать под открытым небом. Но тут он услышал нарастающий рёв автомобиля. Он проголосовал, вытянув руку вперед. Водитель дал знак лезть в кузов. Свет фар слепил глаза, машина остановилась. Перевалившись через борт, Лэйси оказался в гуще плотно утрамбованных тел. Солдаты, сколько их здесь? Несколько десятков пар глаз с любопытством уставились на него.

Он перевёл дух, всё ещё надеясь на то, что коленца судьбы имеют лишь символическое значение. Потом была баня, где они долго отмывались, перед тем, как постричься, побриться и переодеться в чистое. Надо сказать, что всюду, где бы они ни оказались, главным объектом всегда были городские бани. Лэйси же первым делом отыскивал михраб, обустроенное место для молитвы, с которого легко определить направление на Мекку…

Так он оказался в бригаде НАТО. Сославшись на контузию после падения и удара головой о камень, он всё время молчал, будто бы вспоминая, что же с ним произошло. Три дня он провёл в медчасти, потом, за неимением каких-либо признаков недомогания, кроме провалов в памяти, Лэйси устным приказом местного начальства был оставлен в бригаде до выяснения всех обстоятельств. Однако первая же стычка с сослуживцами едва не закончилась для него совсем плохо.

В первый же день был дан приказ, который показался ему нелепым – закопать своё оружие. Причём командир схватил его за рукав, пытаясь вырвать автомат. Лэйси, по-прежнему молча, внимательно присматривался, раздумывая, куда бы половчее врезать – в челюсть или поддых. Камерады поглядывали в их сторону и предостерегающе выкрикивали «гэй-гэй», потом стоя кругом, говорят командиру батареи: «Оставь его, он же чокнутый»… Бледный от злобы, командир молчал. Тут всё внезапно разрешилось миром. Появляется подполковник, командир батальона, свой среди солдат, пожимает руки, спрашивает, как всё прошло на учениях, и прочее, солдаты говорят что да, устали, вот и мозоли есть. Подполковник, строго глядя на командира, объявляет, что солдаты заслужили немного комфорта, и сейчас приедут грузовики. Все забираются на машины и едут в казарму, скоро присяга, рекрутский экзамен успешно сдан. Маршировка каждый день, учатся синхронно исполнять команды, пока ещё с трудом, но командиры не теряют надежды и не перестают орать, где право, и какое плечо левое, чтобы конкретно через него и производить такой сложный фортель, как поворот «кругом». Затем выбирают шесть репрезентантов от батареи, которые будут иметь честь подойти к знамени, прикоснуться к древку и зачитать формулу короткой присяги, которая, как и положено в любой демократической стране, не является клятвой, это всего лишь «торжественное обещание». Обещать, не значит жениться: я, мол, торжественно обещаю верно служить ФРГ и отважно защищать Права и Свободы немецкого народа. Но если бы дислокация происходила в какой-либо другой стране, входящей в НАТО, то и название было бы другое.