Когда истерся грифелек, Бенедикт уселся в углу на кипу ненужных бумаг, завалился плечом на стену и задремал. Прежде он не видел, чтобы кто-то в Преисподней мог спать. Снилась ему маленькая пестрая рыбка, вроде бы пескарь. Пескарь этот боялся всего и не надеялся, что пестрота надежно спрячет его. Он заживо похоронил себя под обрывом, выцвел окончательно, ослеп и уснул в норке. А снилось ему, будто бы он заглатывает щуку за щукою. Невеселый и правдивый сон... Бенедикт чуть не проснулся, тоскуя о водяных бликах на дне, прислонил к стене другое плечо и увидел новый сон. Тоже про рыбу. Кто-то выпотрошил воблу (оставив молоки) и выветрил ей мозги. Стала вобла жить на суше. Незаметной, тихой тенью подходила и говорила банальности, а банальности эти превращались в мысли, в общественное мнение. Мысли эти сплетались в паутину, там сушились новые воблушки, но они уже молчали и не сохраняли молок и икры. Жуткая сказка. Даже в Преисподней такого почти не было - этакое возможно только в дольнем мире.
Смеялись двое детей, потом чего-то испугались и рассорились. Бенедикт проснулся во сне и прислонился к стене спиной. Перед ним раскрылся зеленый вид - очень крепкая береза, суховатая трава цветет метелками, а чуть дальше - просторный деревянный дом с мезонином. Он серый в серебро, старый, и Бенедикта встретили бы там с благожелательным любопытством - но вот только мешает собака, похожая на маленького волка. Она кинулась было с лаем, но осела на грудь и припала к земле, замолчала. Бенедикт грустно подумал: "Я все еще мертв" и проснулся.
***
Девочку воспитывали в стандартной советской семье - мама и бабушка. Мама преподавала русский язык и литературу (сейчас, когда не так много оставалось до Первого Сентября, она пропадала в школе и жаловалась на то, что делать там нечего, а сидеть в учительской почему-то надо), а бабушка вышла на пенсию, когда заметила, что боли в пальцах мешают ей быстро вязать узлы, а колени и спина требуют сесть, даже если операция в разгаре. Папа пропадал где-то на северах, присылал алименты и подарки. Это еще ничего, что так - у некоторых папы меняются чуть ли не каждый год, и все пьют. Итак, в квартире жили - бабушка, мама и еще три кота. Каждый из котов выбрал какую-нибудь одну хозяйку. Девочку очень любил толстый полосатый Васька, ее ровесник. У Мосея, кота бабушки, рыжие уши и хвост, а сам он считается белым. Однажды кота решились вымыть, и потом бабушка неделю ходила с медовым компрессом на пальце. Мосей - его сперва назвали Муськой (бабушка очень смеялась - это она-то, оперирующий гинеколог, перепутала кота с кошкой!), а потом нарекли за вороватость в честь Мосия Шила. Он был некрасив - ноги длинные, морда узкая, но самый боевой из всех. Третий, дымчатый красавец Тиша, принадлежал маме. Ему одному разрешалось сидеть на стопках тетрадей, когда мама долго проверяла сочинения (и немало при этом веселилась). Коты почти не ночевали дома и жили в основном на улице.
Сегодня, в начале августа, девочка заскучала. Когда она была маленькой, то начинала капризничать и плакать часа за два до того, как пойдет дождь. Сейчас она об этом не вспомнила и стала думать о другом. Мама, как всегда, ничего конкретного не велела. Это беспокоит. Мама будет ругаться, если что-то ей нужное сделано не будет. То ли надо погладить белье, то ли хлеба купить, то ли пыль вытереть. И обязательно полить огородик - все, кроме лука, он уже начал подсыхать, что он него и требовалось Но все равно непонятно: для чего надо гладить носки и трусы, если они, надетые, все равно расправятся и в придачу никто их не увидит? Но мама считает, что это надо. А бабушка тоже говорит, что надо, потому что горячий утюг обеззараживает. Пока время еще есть, нужно делать дела так, чтобы мама это видела, чтобы она застала девочку за работой. Иначе не заметит сделанного и все равно будет ругаться. Так что время есть еще, но делать-то нечего!
Ага! Нужно съесть кашу в термосе, которую оставила бабушка, иначе будут нарекания. Бабушка ушла к своей бывшей операционной сестре, а нынче просто подруге. Эта самая Галина Ивановна одна живет в деревянном доме и держит скотину. Ей уже в тягость корова: доить пальцы болят, накосить столько сена, сколько надо корове на зиму, очень трудно, а прикупить его не на что. Старушка решила - сегодня корову отведут в деревню за четыре километра от дома и продадут. Там же купят козу и приведут домой.
До школы бабушка и внучка были очень близки - бабушка только и мечтала о том, как она отправит девочку в первый класс. Но, когда это время пришло, бабушка как-то отстранилась. Внучка теперь - отрезанный ломоть; тем более, учится она хорошо. Бабушка коротала оставшийся век с друзьями и бывшими коллегами. Все они были старше ее и часто болели, а она их время от времени спасала. Она взяла бы сегодня внучку с собой - считала, что девочка должна уметь обращаться со скотиной. А раз не взяла - значит, взрослые напьются, а коровой и козой будет заниматься непьющая бабушка. Для того ее и звали.
Все это девочка знала и понимала про себя, ни о чем таком специально не думая. Дети именно так и поступают.
Так вот. Мамы и бабушки дома нет, котов тоже. В библиотеке она побывала утром. Наступил август, и дети торопились хотя бы посмотреть, что им было задано по внеклассному чтению. Девочка прежние книжки сдала, набрала, по своему обыкновению, сказок, книжек по зоологии и решила немного почитать. В читальном зале стояли толстые "Скандинавские сказки" и "Сказки Западной Африки", на руки их не выдавали. В августе сказками никто не заинтересуется, и обе книжки достанутся ей.
Только за тем самым столом уже сидела Танька. Танька, сирота, жила с бабушкой-полуцыганкой и была девчонкой очень самостоятельной. Девочки поздоровались и устроились за столиком вдвоем. Проныра Танька нашла кое-что очень интересное. Где это видано, где это слыхано, чтобы в школе задавали сказки читать? Нынче на лето задали какие-то рассказы Салтыкова-Щедрина - теперь Танька их нашла, и они оказались сказками! Это была большого формата тонкая книжка в бумажной обложке, новая. Девочки раскрыли ее, попали на сказку о Премудром Пискаре, прочитали ее и сказали: "Ого!" - история оказалась довольно страшная и правдивая. Тогда они снова раскрыли книжку наугад и наткнулись на "Вяленую Воблу". Эта история Таньке не понравилась. Ее подружка подумала про себя, что "Вобла" еще страшнее - ходит себе такая мумия и всем мозги высушивает; так делают учительницы, особенно старые.
Эти "Сказки" были в единственном экземпляре. Девочке пора было уходить, а Танька могла посидеть-почитать еще....
Потом стало как-то неловко. То ли в читальном зале было слишком тихо, то ли беспощадный Салтыков-Щедрин писал ну совершенно не для детей, но обеим стало немного страшно. Как если бы за ними кто-то наблюдал - хотя бы пучеглазый портрет того же Салтыкова. Тогда девочка сказала, задумчиво глядя на приятельницу:
- Жуть. Вот есть еще рассказ "Человек с золотыми мозгами", я по радио слышала. Так же страшно - он доставал из головы куски золота, все растратил и умер...
Таньке надо рассказывать так, чтобы она поняла - что ей до проблем таланта и любви? А дети очень не любят, когда свои же сверстники таращатся на них взрослым взглядом; девочка этого пока не понимала...
- Да ладно. Фантастика, что ли?
- Нет.
Таньке не понравилось, что эта почти-отличница опять хвастается, будто что-то такое знает:
- Нам этого "Человека" не задавали. Можно, я эту книжку возьму?
Ну, Танька эту книжку первая нашла...
- Ты больно быстро читаешь, я не успеваю. Дай, я прочту хоть...
Ощущение слежки ушло.
...
Танька дулась. Девочка предложила ей:
- Ну... А можно, я ее возьму и до завтра прочитаю? Я быстро.
А Танька отвечает ворчливо:
- Тебе-то мама все равно двойку не поставит. И будто бы у вас нет книг по школьной программе.
