Но самое главное, самое странное то, что он сказал мне вчера на прощанье. «Приснись мне снова…» Неужели мне послышалось? Не может быть! Что все это значит?! Ведь, конечно, не то, о чем я в тот момент подумала! Не мог же Матвей видеть мой сон!.. Почему же он так сказал? Наверное, мне это все-таки послышалось. Мне захотелось это услышать. Как захотелось продолжения того сна. И оно произошло сегодняшней ночью! Да еще какое продолжение… В нем наконец все и состоялось. Настолько ярко, так по-настоящему, как не случалось еще никогда в жизни. Даже случай в самолете — это всего лишь намек, слепок, тень блаженного счастья, что я пережила нынешней ночью. Сегодняшний сон был реальней яви. А когда я проснулась и увидела рядом с собой храпящего Ваню, мне как раз и показалось, что я сплю и вижу кошмар…
Неужели я действительно люблю Матвея? Да-да, не надо вздрагивать от собственных мыслей! Ты любишь его, Майка, еще как любишь! Ты просто не можешь без него жить. Ты не можешь дождаться обеденного перерыва, чтобы поехать к нему, увидеть его, услышать!.. А понедельник? Мрачный неуютный день, которого лучше бы и вовсе никогда не было… Как ты ждешь теперь его, будущего понедельника? Дня, когда восемь часов подряд можно будет дышать в унисон с его дыханием…
И все-таки сказал он «приснись» или не сказал? И если сказал, что это значит? А вдруг… А вдруг он тоже?..
«Перестань! Немедленно перестань! — разозлилась я на себя. — Делай что должно, и случится чему суждено. Передавай дела, готовься к новой работе, выбрось из головы всю эту бабскую чушь! Ты напридумываешь сейчас бог весть чего, а потом окажется, что у Матвея просто зуб разболелся, потому он и смотрел так, и сказал вовсе не «приснись», а «катись»!»
Я почти убедила себя в этом. И почему-то сразу стало легче. Да, в общем-то понятно почему. Я боялась. Откровенно боялась, что если вдруг… Если окажется, что Матвей… Нет-нет, не может быть, но если бы это вдруг оказалось правдой… То стало бы катастрофой. Рухнуло бы все. Весь мир, весь его мнимый порядок, рассыпался бы в прах, превратился в хаос. Я не смогла бы жить по-прежнему, а по-иному не смогла бы себе позволить. Я не нашла бы в себе сил, чтобы сломать сразу столько людских судеб…
Ну, а как же я буду жить теперь?! Ведь я просто не смогу находиться с ним рядом, зная, что он не будет моим никогда!.. Что же делать? Отказаться? Срочно звонить Каракатице и сказать, что я не хочу, что не справлюсь… А как же мечта? Ведь потерпеть нужно всего лишь месяц, а потом он уедет, и я забуду его, обязательно забуду!.. Как бы мне хотелось в это верить! И как страшно думать, что это может и вправду случиться.
А чтобы не мучить себя больше глупыми фантазиями насчет общих снов, я решила обязательно все выяснить сегодня при встрече с Матвеем. Но как это сделать, я еще не придумала.
Матвей, увидев меня, вздрогнул. Правда, быстро взял себя в руки, но заливший щеки румянец все равно выдавал его с головой. Это смутило мою решимость и вновь дало волю моим тайным мечтам. «А ну-ка, молчать! Тихо сидеть! — мысленно прикрикнула я на себя. — Он смущается оттого, что ему просто стыдно за мысли обо мне. А думает он о том, что я некрасивая и нескладная, а ему придется провести бок о бок со мной целый месяц».
Я, как обычно, чмокнула в щечку Веру и с невозмутимым видом приблизилась к Матвею.
— Привет, — старательно-равнодушным тоном бросила я ему.
— Здравствуй, — ответил он. Щеки его постепенно приобретали естественный цвет. — Еще раз поздравляю, так сказать, очно.
— А!.. — махнула я рукой. По-моему, притворялась я неплохо, потому что Матвей изумленно взметнул брови:
— Ты не рада? По-моему, ты хотела…
— Я много чего хочу, — рассмеялась я. — В океане, например, искупаться…
Если до этого у Матвея пылали лишь щеки, то сейчас он покраснел до кончиков пальцев ног. Во всяком случае, и лицо его, и шея просто побагровели, а ладони он резко спрятал под стол, наверное, чтобы я не увидела, что и они покрылись краской. Мне даже стало немного страшно, не хватит ли Матвея удар. А собственное сердце забилось столь часто, что на цвете моего лица это тоже, наверное, сказалось.
«Так как же все это понимать? — лихорадочно заметались мои мысли. — Значит, он тоже видел эти сны? Нет, надо выяснять до конца! Только как бы избавиться от Веры, которая уже навострила ушки?.. Хотя не проще ли…»
— Матвей Павлович, — сказала я как можно официальнее, — давайте все-таки сходим к Клариссе Карловне.
— Ну-у… — закашлялся Матвей. — Давайте сходим…
Он поднялся из-за стола, сунул под мышку первую попавшуюся — как мне показалось — папку и, не глядя на меня, зашагал к двери.
И пошел прямо по направлению к приемной Каракатицы.
— Эй, — позвала я. — Ты куда?
— А?.. — обернулся Матвей. Мне даже жалко стало его, так он растерялся. Я тихонько засмеялась, а он хлопнул себя папкой по лбу и тоже улыбнулся.
— Пойдем туда, — мотнула я головой в сторону закутка между кабинетами, где когда-то стоял теннисный стол. Потом стол куда-то делся, в закуток вынесли пару стульев и проводили иногда неофициальные переговоры с глазу на глаз.
Я села, предложив Матвею сделать то же самое. Он отреагировал как-то неуверенно, словно принимал важное решение: продолжать со мной «неофициальную встречу» или бежать без оглядки прочь. И пока он менжевался, важное решение приняла я. Поговорю с ним напрямую, в открытую, и будь что будет! Зачем мне такие мучения?..
Но Матвей меня опередил.
— Майя, — сказал он, наконец-то опустившись на стул и заглянув мне в глаза. Его лицо стало бледным. Он коротко тряхнул головой, словно отгоняя последние сомнения, и продолжил: — Почему ты сказала про океан? Только честно. Это важно… для меня.
— Для меня тоже, — вздохнула я, не отводя от любимого глаз. — Мне снилось сегодня ночью, как мы в нем… купались.
— Мы? — повторил Матвей и побледнел еще больше. — Купались?..
— Мы, — кивнула я. — Купались… Так это тоже можно назвать. Извини, я тебя, кажется, поцарапала…
— Да уж! — Матвей непроизвольно погладил плечо. — Я думал, и наяву ранки останутся… — Тут он запнулся и вдруг воскликнул, подавшись ко мне: — Но… как?!
— Вот так, — пожала я плечами, наклонилась к Матвею и поцеловала его в губы — по-настоящему, всерьез, отбросив последние вздорные сомнения.
Он ответил мне. Ответил так, как я мечтала, как я хотела, как я боялась… Мы снова были в нашем общем сне, только сон этот происходил уже наяву.
Мы даже не думали, не опасались, что нас кто-нибудь может сейчас увидеть. Нам стало попросту наплевать. Мы рядом, вместе — какое нам дело до остального мира? А миру — до нас?..
И все-таки действительность напоминала о себе хлопаньем дверей, звуками шагов, трелями звонков из-за тонких офисных стен. Вот пропикало где-то радио сигналами точного времени, и я наконец очнулась:
— Ой! Я же на автобус опоздала! Обед уже кончился…
— Отвезу тебя на машине, — подхватился Матвей.
— Нет, — отрезала я. — Иди работай. Такси вызову с вахты.
Чтобы Матвей не стал возражать, я вскочила и быстро двинулась к лестнице, махнув на прощанье рукой.
— Приснись мне снова! — крикнул вслед любимый. Теперь-то я слышала четко, что он произнес именно это. Я улыбнулась и бросила, не останавливаясь, вполоборота:
— Хорошо. И ты мне тоже!
— Ладно, — очень серьезно пообещал Матвей.
И мы встретились снова. Ночью. Во сне. Мы стояли по щиколотку в мягкой, шелковистой траве, словно в пушистом ворсе огромного изумрудного ковра, тесно прижавшись друг к другу, ощущая биение обоих сердец сразу, а рядом нежно нашептывал ласковые глупости океан.
— Но… — продолжил дневной разговор Матвей. — Ведь так не бывает!..
— Как видишь, бывает, — провела я тыльной стороной ладони по его щеке. — Ты что, не бреешься на ночь?
— Теперь буду, — сказал он. — Но я все равно не верю, что такое возможно…
