Бровь маршала дернулась вверх.

- Как ты узнал?

- Предположил, - быстро отозвался Ричард. - Так что насчет разговора? Я не очень подробно рассказал вам, на что способны Твари, и каково в Лабиринте, но о последнем не знаю и сам, а об этих... существах вы ведь читали раньше?

- Более того - мой старший брат пугал меня Тварями с малолетства. Пока не уехал в Торку, где погиб.

- Занятно.

Значит, у Рокэ Алвы есть брат, это довольно интересно, но принцип не лезть в чужие семейные дела остался прежним, и Ричард поскорее отмел это обстоятельство за ненужностью. Если понадобится, они вернутся к этой теме, а сейчас...

- Я хочу увидеть Лабиринт.

- Вы хотите умереть?

- В Лабиринт живые не попадают, но я стану исключением.

- Предлагаете составить вам компанию?

- Понимаете ли, вся прелесть в том, что войти туда может любой дурак, главное, чтобы придерживался абвениатской веры, а выйти - исключительно под руку с Раканом. Или за руку, это как вам понравится.

- Ваша любезность настораживает, юноша.

- Бросьте. Вам ведь и самому любопытно туда сходить, - заявил Ричард. - Что до меня, я всегда хотел изучить посмертие, не умирая, потому что меня тоже в детстве напугали Тварями так, что задели за живое. И мне очень бы хотелось взглянуть в лицо опасности.

Опасность горела закатным огнем в камине, смотрела из черной ночи за окнами, манила и звала к себе, а от предвкушения интереснейшего приключения, из которого можно не вернуться, стыла кровь в жилах, и сохло во рту. Ричард понимал, что просто обязан преодолеть собственный страх, он помнил слова, обязательные к произношению для открытия Лабиринта живым, и также твердо знал, что нельзя идти за кем-то, встреченным в нем - даже если это хороший знакомый. Если пришел один - уходить одному, если с другом - то с ним, но не с кем-то иным, чтобы не привести в Кэртиану еще одну Тварь.

- Пейте, монсеньор, - решительно сказал Ричард, щедрой рукой плеснув в кубок еще вина. - Сопровождающий не должен быть трезвым, чтобы не сойти с ума.

- А вы?

- Мне легче. Я изначально имею представление, с чем могу столкнуться, а вы, будучи пьяным, должны лучше ориентироваться и иметь хорошее настроение. Пейте же!

Рокэ пожал плечами и опустошил кубок, а затем внезапно глянул на оруженосца с подозрением.

- Это, случаем не отравление?

- А? О нет, монсеньор, если я соберусь вас отравить, то сперва спрошу ваше мнение на этот счет. А теперь вставайте сюда, лицом к камину. Оставьте этот инструмент - Твари не любят музыку. Подождите, я задую лишние свечи - их должно остаться четыре. Вот так... Сейчас я начну. Вы знаете кошачье слово?

- Нет. За его неимением.

Жаль. Ладно... Ричард окинул комнату быстрым взглядом, метнулся к окну и дернул занавесь, чтобы ночная темень не бросалась в глаза, после чего встал рядом с эром и громко произнес четыре пары слов на древнегальтарском. Очень опасное и древнее заклинание, способное при произношении обычным вассалом убить множество народу, а при произношении Повелителем всего лишь вызвать для него временную смерть.

- Мне надо повторить то же самое, юноша?

- Да. Только вместо «Литтэ» говорите «Анэмион» или, если не получится потерять сознание, «Раканэ». Через четыре минуты, согласно старой книге, вы отправитесь в Лабиринт, а я произнес первым, чтобы, в случае чего не стать обвиненным в вашем убийстве. Все. Я буду вас ждать там... - Ричард храбро закрыл глаза, начиная отчет оставшегося ему времени.

Глухая ночная тишь плотно накрыла уши ладонями - он лишился слуха, зрения, голоса, а потом и сознания, но лишь после того, как по телу пробежал сперва ледяной озноб, а потом обожгло чем-то горячим. С этой тропы уже не свернуть, пока он не захочет, нужно оставаться безмолвным и неподвижным, просто ждать, когда закончится переход... Лэйэ Литте, уже? Так быстро! Юноша задрожал, вновь почувствовав себя живым, пошевелил руками и ногами, после чего открыл глаза и обнаружил свою скромную персону лежащей на мягком морисском ковре. Потерял сознание или добился своего? Где Рокэ?

Наверное, лучшим вариантом было бы отказаться от всего, что его окружало, потому что он опять очутился в той же комнате, и мог покинуть ее, однако лучше всего остаться и попробовать сделать крошечный шажок к собственной цели. Взгляд Ричарда упал сперва на замершего в нескольких шагах от него монсеньора, таким же образом растянувшегося на полу, на спине, а затем он увидел возле двери средних размеров каменную статую мужчины с головой вепря.

- Лэйэ Литте! - вскричал Дик Окделл, и вскочил. - Это же... Это!

- Это посмертие, юноша, - дополнил Алва хладнокровно, легко встав с пола. - Вы убили нас.

- Но я... - растерянный Дикон заморгал. - Я же временно!

- Мы узнаем это. Из комнаты не выходим, а теперь налей себе, да и мне заодно, - Рокэ опустился в кресло и взял гитару.

Полилась чужая песня на незнакомом языке, и Ричард исполнил приказ Алвы, а потом молча отпил свое вино, не чувствуя вкуса. После второго глотка к языку прилипла горечь, а после третьего почему-то обожгло глотку, и песни продолжались. Ричард сел на тот же самый диванчик, настороженно озираясь по сторонам, но очень скоро позволил себе расслабиться и пить вино, а опьянение все никак не наступало. В конце концов, Ворон тоже много пил...

Внезапно юношу осенило, и он подскочил от неожиданности.

- Монсеньор, вы сказали Анэмион или Раканэ?

- Я не помню, Ричард, - покачал головой эр, и прервал игру. - Наверное, ты тоже.

- Не помню, - расстроился герцог Окделл, постаравшись напрячь измученную память, - зато веприная голова...

- Не ждите, что я вас с этим поздравлю. Что дальше?

- А дальше, - юноша с загадочным видом посмотрел на дверь, - мы будем ждать гостей, и когда кончится наша временная смерть. По сути, она должна быть недолгой, но это я не знаю точно...

- Ох... - Рокэ приложил ладонь к лицу. - Если это такая месть, то очень изощренная, знаете ли.

- Знаю, только это не она. Я не хочу мстить вам за глупости Алана, лучше давайте пить и петь песни.

И Рокэ Алва продолжал игру; музыка из-под струн лилась то тоскливая, тяжелая, больная, а то сменялась быстрой и веселой, от которой живые люди непременно хотели бы пуститься в пляс. Ричард не хотел, помня про свою временную смерть, и они так сидели, однако ничего достойного не происходило. Впрочем, как и недостойное, тоже. Вино в бокале отчего-то не заканчивалось - неужто дурные происки Лабиринта? Отставив свой сверкнувший серебром кубок, Ричард Окделл посмотрел на медленно открывающуюся дверь.

Он понял, что к ним явилось само зло в самом дурном обличии. Рокэ, впрочем, уведомлять не следовало, поскольку соберано всея Кэналлоа посмотрел на дверь, и его обычно ярко-синие глаза почернели от ледяной злобы, а бледное лицо стало страшным. Но это лишь на миг, вскоре ярость сменилась беззаботностью, следовало принять такой же равнодушный вид и вертеть в руках опустевший, с алыми винными потеками внутри, кубок.

Музыка смолкла. Предстоял бой с исчадием Лабиринта, краткий и безжалостный. На плече одетого в черное и белое исчадия красовался королевский герб, он казался достаточно молодым, не старше двадцати пяти лет, и его смуглые щеки еще плохо знали бритву. Вздрогнув, Ворон отдернул тонкие пальцы от струн, словно обжегся.

Ведь ему тоже было необходимо справиться с мучительным липким страхом, обволакивающем душу, словно паутина, в котором нельзя признаться. Первый маршал Талига просто не имеет права чего-либо бояться, потому что обязан защищать. Те же обязанности и у надорского герцога, но тут Ричард с удивлением почувствовал, что былого ужаса больше не испытывает. Интересно, что стало отправным толчком к бесстрашию?

- Господин Первый маршал! Вы должны быть у Его Величества! - заявила Изначальная Тварь голосом молодого посланца.

- Я никому ничего не должен, - голос Рокэ Алвы звучал твердо и спокойно, но не зло. - Сегодня я буду сидеть у камина, и пить «Дурную кровь». Потому что я так хочу.