Видимо, южанки тоже благоволят к нему, раз сама судьба окружает Ричарда их вниманием. По верным расчетам юноши Марианна не родилась в Олларии и даже ее предместьях, но была алаткой, а, как и зачем стала супругой барона Капуль-Гизайль, было ему не то чтобы неинтересно, но лезть в чужую жизнь и биографию Дикон считал неприемлемым для дворянина. Но скоро дом Алва посетил барон Капуль-Гизайль, и юноше стало не до глубоких размышлений - пришлось разливать вино эру и гостю, слушая между делом их разговоры.

- Вы обещали осчастливить наш дом визитом, - пояснил барон, - но, видимо, у вас что-то не сложилось, и я рискнул наведаться сам.

- Разумеется, - согласился монсеньор, - я совершил большую ошибку. Могу я занять ваше время на пару минут, чтобы написать записку с извинением баронессе?

- О да, - завитой коротышка расплылся в улыбке, - разумеется...

Некоторое время один пил, другой писал что-то на белоснежном листе, а Ричард смотрел в окно и снова пытался размышлять над Изломными проблемами, однако очень быстро его мысли прервались словами Ворона.

- Ричард!

- Да, монсеньор?

- Поезжайте с бароном, передайте эту записку госпоже баронессе и привезите ответ.

- Слушаю монсеньора, - юноша взял протянутый аккуратно сложенный вчетверо лист, запечатанный синим воском.

Ему действительно стоило развеяться душой и телом, чтобы отдохнуть от различных неприятностей, в которые юноша влипал в последнее время с неприятным постоянством. Отправившись в особняк, Ричард рассеянно слушал восторженное воркование барона о желтых морисских воробьях, беззаботно смотрел на чистое голубое небо, и чувствовал себя почти самым счастливым человеком в Кэртиане. Ехали они не слишком долго, наконец, открылись ворота и двери особняка, и юноша увидел Марианну.

Темноволосая красавица в этот раз нарядилась в оранжевые шелка и выглядела вполне счастливой, по крайней мере в больших черных глазах больше не плескалось того же страха, что при первой их встрече. Поклонившись и поприветствовав хозяйку дома, Ричард передал конверт. Только в последний момент, прежде чем сделать это, он заметил синего ворона на печати, и не смог сдержать легкую улыбку.

Вскрыв печать, Марианна прочитала письмо и попросила перечитать супруга, а потом предложила Ричарду подождать ответа и пообедать. Против этого юноша ничего не имел, однако испытывал легкую неловкость из-за столь радушного гостеприимства, ведь в прежних домах, где он появлялся, в отношении к нему хозяев было что-то требовательное или равнодушное, словом никто еще не принимал его так же хорошо, как эти люди - однако, не время расслабляться полностью!

Баронесса Марианна была куртизанкой и дарила мужчинам любовь в обмен на подарки, и сейчас Ричард пожалел, что у него нет с собой ничего ценного. С другой стороны дарить Марианне что-нибудь, купленное на алвинские деньги, тоже нечестно, хотя бы для его принципов, и поэтому юношу терзали противоречия. После сытного обеда Ричард хотел просто подождать, пока женщина завершит писать письмо, но внезапно баронесса велела ему налить ей вина и сесть рядом.

С этого и началось грехопадение Ричарда Окделла, о котором так твердила матушка, беспокоившаяся о том, каково будет сыну в Олларии. Конечно, именно о таком грехе она ничего не говорила, однако подразумевала, изрядно беспокоясь о «множестве губительных столичных соблазнов», только когда он оказался близок с малознакомой женщиной, все мгновенно забылось. Да и к чему вспоминать эсператисткие наставления, если жизнь всего одна, а в случае Повелителя Скал - еще и достаточно короткая? Позднее из памяти исчезли интимные подробности того, как летят в сторону шуршащие шелка и синее сукно, как сладки любовные ласки и поцелуи, и как сверкают с потолка золотые птицы... Потому что его научили бояться и стыдиться плотских развлечений, но сейчас Ричард понял, что учили плохо.

Завтрак прошел в спальне, за задушевными беседами, и там же все повторилось заново, уже на ковре, когда они оба стали собирать рассыпанные черешни, а потом, наконец, юноша нашел в себе силы взять письмо и уйти, думая о том, что если дела пойдут так же, то он обязательно полюбит всем сердцем юную южанку, и, возможно, навлечет на себя материнский гнев. Конечно, гнев вдовствующей герцогини волновал гораздо меньше грядущего Излома, да и куда денешься от неприятностей, но главное, чтобы ярость матери не перепала на Айрис и младших девочек.

Домой Ричард Окделл вернулся вечером следующего дня, чувствуя себя умиротворенным и беззаботным. Казалось все, происходящее прежде, страшное и опасное, растворилось бесследно, унося прошлое с собой, и теперь оставалось только не допустить новых трудностей. В особняке на улице Мимоз было тихо и темно, лишь Хуан стоял на первом этаже, в холле, и посмотрел на Ричарда таким красноречивым взглядом - словно таллом одарил.

- Здравствуйте, - вежливо произнес юноша, - могу я узнать, где монсеньор?

- Соберано у себя в кабинете, - последовал краткий и сухой ответ.

- Благодарю, - лучезарно улыбнулся Ричард, и стал подниматься по лестнице на второй этаж.

Глава 33. Истечение смерти

Планируемое не всегда сбывается, особенно, когда сам себе не принадлежишь - это негласное правило надорского замка успело впечататься в юную душу герцога Окделла за пять долгих лет, и потому он не стал заходить в свою комнату и строить планы на дальнейшее времяпрепровождение. Если монсеньор возьмет изящный конвертик, посланный Марианной, и отпустит его, можно будет зайти в библиотеку и приняться за тщательный разбор событий гальтарской эпохи. Юноша думал, что самые интересные события и имена людей, совершивших самые занимательные поступки, он выпишет на бумагу, однако планы прервала музыка. Ничуть не похожая ни на мелодичную и грустную лирику надорских менестрелей, ни на торжественный грохот придворного оркестра, лихая кэналлийская песня звучала странно и непривычно. Инструмент, конечно же, не расстроенная лютня, а что-то более новое и иное... Поэтому Ричард решил утолить мучительное любопытство и неспешно направился на звук.

Сильный бархатный и красивый голос принадлежал Алве, кэналлийский язык - тоже, надо было сразу догадаться, но сперва, в сознание скользнула нелепая мысль, что монсеньор принимает гостей. Кого? У него есть родственники в Кэналлоа или среди морисков? Но Ворон об этом не рассказывал, что же, можно и проверить. Слушая яростный звон стекла и струн, Ричард продолжал идти, и вскоре набрел на комнату, освещаемую мерцающими рыжими огоньками свеч и камином, где в кресле сидел герцог Алва, обнимая какой-то южный деревянный инструмент. На маленьком столе возвышался серебряный кубок, а на ковре валялись пустые бутылки темного стекла.

- Здравствуйте, - неуверенно проговорил Дикон, заходя в комнату.

- Здравствуй, - голос маршала звучал не резко и насмешливо, как бывало, если они выезжали с ним куда-нибудь ко двору или в город, а мягко и расслабленно. - Садись.

- Сейчас. Я принес вам ответ от баронессы.

И Ричард вытащил из-за пазухи конвертик, от которого сильно пахло то ли духами, то ли благовониями. В искусстве ароматов юноша не разбирался, поскольку читать об этом книги прежде было недосуг, а жаль, нужно увлечься, на тот случай, если какая-нибудь зараза вздумает воспользоваться ядовитой сильно пахнущей травой или чем-то подобным.

- Положи на стол, я потом прочту.

- Слушаю монсеньора.

Конвертик занял свое место рядом с кубком, пустым, кстати говоря, и Ричард поспешил наполнить его вином из очередной бутылки - оно оказалось темным и густым, а потом скромно сел один из стульев, обтянутых кожей, как положено хорошему оруженосцу.

- Вернись, - Алва небрежно указал рукой на короткий, обитый синим бархатом диван, - и усаживайся туда. Выпей со мной. Нам есть, о чем поговорить.

- С вашего позволения, я пока останусь трезвым. Если вы намерены говорить о древней Гальтаре?