- Но Его Величество...

- Во дворце обитает множество придворных, способных развлечь одного короля. Передайте им всем, что пьяный маршал Рокэ предлагает им отправиться к кошкам и дальше.

И дальше... Это изощренное ругательство или слова с тайным смыслом?

- Господин герцог, - Тварь смутилась, видимо, была слишком молодой и неопытной в сманивании людей, - я так не могу. Это слишком грубо.

- Тогда сдобрите вежливой куртуазностью. Хотите выпить? - Рокэ зачем-то подмигнул Ричарду.

- Нет...

- Хотите, но боитесь, - пожал плечами Алва, - потому что тем, у кого лиловые глаза, страшно не вернуться к сородичам. Ладно, идите.

Оскорбленная разоблачением Тварь выскочила и напоследок от души шарахнула дверью об косяк, Ворон же глухо и зло рассмеялся.

- Раз уж мы с этим столкнулись, Дикон, - проникновенно сказал он, - то запомни, что в Лабиринте нельзя идти ни за кем. Особенно на зов королям. Королей, женщин и собак лучше держать в строгости, иначе они обнаглеют, а нет ничего противнее обнаглевшего короля.

- Я не согласен насчет женщин, - упрямо проговорил юноша. - Вы зря их оскорбляете.

- Допустим, есть честные дамы. Но в остальном...

- У меня три сестры и мать.

- Конечно. Замнем эту тему.

Ричард кивнул и решил выпить еще вина, на тот случай, если перебрал с гальтарскими заклинаниями, и ему не посчастливилось умереть на самом деле. Глотая терпкое густое вино, он слушал музыку и отчего-то сначала вовсе не пьянел, но затем закружилась голова и пришлось прилечь на диван. Больше ему пить не стоит.

Ветер...

Ярость молний, стойкость скал

Ветер...

Крики чаек, пенный вал

Ветер...

Четверых Один призвал

Ветер...

Скалы...

Лед и Пепел, с гор обвал.

Скалы...

Миг и Вечность, штиль и шквал

Скалы...

Четверых Один призвал

Скалы...

Ричард Окделл знал текст этой песни, ее как-то напевал отец, направляясь в свою башню, когда матушка удалилась в сторону часовни, молиться Создателю, он знал, что Эгмонт чтит Ушедших, и тогда отчего-то запомнил все слова до конца. И юноша несмело запел.

Молния...

Сквозь расколотый кристалл

Молния...

Эшафот и тронный зал

Молния...

Четверых Один призвал

Молния

Волны...

Правда стали, ложь зеркал

Волны...

Одиночества оскал

Волны...

Четверых Один призвал

Волны...

Сердце...

Древней кровью вечер ал,

Сердце...

Век богов ничтожно мал,

Сердце...

Четверым Один отдал

Сердце...

Вот и все, теперь стоило вернуться к жизни, потому что затягивать с нахождением в посмертии было нельзя - они с эром затеяли это исключительно ради убеждения в том, что Лабиринт действительно существует. Пора прийти в себя и продолжать жить, однако Ричард с удивлением и досадой понял, что не может пошевелиться. Неужели вино плохо влияет даже в Лабиринте?

А еще они с Алвой отвлеченно разговаривали о Людях Чести, шпагах, лошадях и музыке. Ричард объяснял монсеньору, как опасны Штанцлер и Придд, а тот уже в третий раз за этот вечер безразлично пожал плечами и сравнил этих людей с надутыми павлинами.

- Кансилльер трус, - заметил Рокэ, - в отличие от вашего отца. Именно поэтому он отправил Эгмонта на смерть и живет припеваючи.

- Как он погиб? - пьяно выдавил из себя Дикон. - Всегда хотел спросить...

- На линии, юноша, я даже не удивлен вашей неосведомленности. А я хотел спросить у вас: какого змея вы, ничего не узнав толком, ввязываетесь в различные интриги, передряги и плохие приключения. Вам что, там медом намазано?

- Это Колиньяру намазано! - возмутился Ричард. - И по гербу полагается...

- Правильно, а вы и рады были подстегнуть молодого дурня на глупости. Вы страшный человек, Ричард Окделл, так я выпью за то, чтобы ваш разум пошел на благо Талигу, а не во вред. И вы пейте тоже. В жизни, следующим утром, вам будет худо, так постарайтесь вытянуть побольше из смерти. А я спою вам песню.

Ричард лежал, закрыв глаза, и слушал музыку, песню, странные звуки за плотно закрытой дверью, а потом перестал понимать, где и с кем находится. Очень скоро человек с гитарой исчез, а полутемную комнату сменили странные коридоры, в которых почему-то горел удивительный желтый свет из углов, и в которых он находился один. Где-то поблизости ходила сама смерть, отвратительная, равнодушная и безмерно жестокая, а эра рядом не было.

Он обещал помочь оруженосцу вернуться!

- Риииииичааааард... - шелестел тихий, но внезапно узнаваемый голос. - Рииииичааааард Оооокдеееелл. Ты что, уууумер чтооооо лииии...

- Нет! - потрясенно крикнул юноша.

«Нет!» - отразилось от стен гулкое эхо. «Нет!».

Отчаянно желая, чтобы неспешно идущая по его следу Тварь убралась прочь, Ричард шел, бежал, полз, но все время слышал сзади ровные медленные шаги. Постепенно тело стало менее легким, идти становилось все сложнее, однако за спиной раздался крик ужаса и чей-то громкий убегающий топот, а когда юноша обернулся, перед ним оказалась стена.

Вот и все. Наконец.

Он снова обрел жизнь. Пересохло во рту, ломило виски, однако под щекой ясно чувствовалась прохлада подушки, а под боком мягкость перины, Ричард Окделл был жив, и вся его сущность желала поскорее погрузиться в глубокий и целительный сон.

- Если знаешь, что похмельным утром в жизни будет плохо, возьми все от смерти, - отчетливо донесся смеющийся женский голос, прежде чем юноша забылся в спасительной полудреме.

Он распахнул глаза и увидел силуэт темноволосой женщины с пронзительно-синими глазами, но, в следующий момент комната оруженосца Первого маршала вновь пустовала. К счастью для него смутные подозрения, что гальтарскими заклинаниями разбужено что-то дурное и опасное, отхлынули, едва сон все-таки накрыл юношу плотной пеленой.

Глава 34. Гальтарские рассказы и прочие неприятности

Первое похмелье - вещь страшная, особенно, когда его совсем не ожидаешь. Лежа в постели и страдая от головной боли, Ричард не знал, что ему делать и к кому обращаться, особенно после ночных событий, когда он едва не умертвил монсеньора, почти сгинув в посмертии при этом сам. Не факт, разумеется, что Рокэ Алва страшно за это обиделся, однако юноша чувствовал себя неуютно, и пока Хуан, неодобрительно сверкая черными глазами, опускал на стол поднос, Ричард смущенно разглядывал противоположную стену и комкал в кулаке шелковую простыню.

- Сударь, - обратился к нему старый слуга гораздо более добрым, чем взгляд, голосом, - вода для умывания в кувшине, а здесь отвар горичника.

- Благодарю... - пробормотал Дикон и схватился за тяжелую горячую кружку. - Ой, какая га... какая прелесть! - пробулькал он в перерыве между глотками, - спасибо, Хуан. А где господин маршал?

- Уехал, - буднично ответил старый кэналлиец, раздвигая тяжелые алые занавеси, которыми любезно снабдил Ричарда швыряющийся деньгами Алва. - Сейчас пятый час пополудни, сударь.

- Отче Лит... - выдохнул юноша, сонно хлопая глазами. - Сколько же я спал...

- Очень много, сударь.

- А что с монсеньором? - слово «уехал» ни о чем ему не говорило, тем более, что Паоло и отец Герман так же «уезжали» по словам Арамоны.

- Возможно, вам будет интересно, что началась война.

И Хуан, величавый в своей загадочности и постоянный в своих недоговорках, молча ушел; Дикон же чувствовал себя, словно как следует ударенным по голове пыльным мешком, и потому не сразу догадался расспросить поподробнее, но нет смысла попусту страдать и вздыхать, нужно как-нибудь встать и одеться. Время от времени потирая гудящий от боли лоб, юноша натянул на себя штаны и рубашку, обулся и, пошатываясь, вышел в пустой коридор. А почему, собственно, Рокэ Алва уехал на какой-нибудь очередной Совет без него?

В общем-то, причина проста - не каждый маршал, даже если он не первый, осмелится показаться на столь важном мероприятии с похмельным оруженосцем, и Ричард не думал обижаться на эра. С другой стороны он уже успел пожалеть, что затеял брождения по Лабиринту именно вчера, но то, что сделано, уже назад не вернуть. Зато Рокэ Алва узнал, а Ричард убедился, что таинственное посмертное место, которым его в детстве пугала Нэн, действительно существует.