— Ух ты…

— Ух ты?! УХ?! — вызверился Штефан и ринулся ко мне с явно нехорошими намерениями. — Ты! Меня! Да как ты посмел?!

Я увернулся, подставил ему подножку и предпринял стратегическое отступление куда подальше. Ну его в таком состоянии нафиг. Увы. Нафиг не получилось — Штефан вспомнил, что с некоторых пор могучий маг, и запеленал меня в свои сети буквально через пять минут.

…

Сижу за решеткой в темнице сырой.

Вскормленный в неволе орел молодой,

Мой грустный товарищ, махая крылом,

Кровавую пищу клюет под окном

Птицы бродили по подоконнику туда-сюда на манер часовых. Не исключено, что они ими и были. Штефану теперь зверье захомутать — раз плюнуть. Кругом враги. Кругом! Все поголовно! Заперли меня в спальне. Смотрят как на предателя и не разговаривают. Ретрограды замшелые! Ладно Юлий и компания, но Коннор с Маришей — это ж ни в какие ворота не лезет.

Клюет, и бросает, и смотрит в окно,

Как будто со мною задумал одно;

Зовет меня взглядом и криком своим

И вымолвить хочет: «Давай улетим!»

Сбегу. Точно сбегу! Феодалы хреновы. Подумаешь, лорда Церберуса нагнул. Мне он в первую очередь муж, а уж потом лорд и хозяин. И я ему муж! Хочу — и нагибаю. Да. Именно так. Хочу. Пипец как сильно! Ради повторения сумасшедшего траха в Башне я был готов на многое — даже на то, чтобы Штефану в ответ отдаться. Чтоб по-честному. А не по-феодальному! Устроили, етить-колотить, массовую истерику: «на честь старшего мужа покусился», «основы миропорядка нарушил», «лорда обесчестил». Хорошо хоть голову не отрубили и яйца не отрезали.

«Мы вольные птицы; пора, брат, пора!

Туда, где за тучей белеет гора,

Туда, где синеют морские края,

Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..»

Я сел на постели, перестал думать о всякой херне и сосредоточился на насущном. Дальнее зимовье. Если повезёт, перевал и обходная дорога. Ну и Штефан, который со мной почти две недели не разговаривал. Не знаю, кто и что ему в уши пел, но больше это безобразие я терпеть не собирался. Выманю его из замка и разберусь один на один. Поговорю, наконец, как мужик с мужиком, а не как пиклюк с хозяином. Дела делать надо, а не безмозглым цветуечком притворяться. Да и секса хочется. Такого, чтоб искры из глаз и башка пустая.

— Пора прогуляться куда подальше, — сказал я себе и потайными ходами обошёл нужные мне места: кухня, Кладовка, конюшня.

Эрэб вился рядом, но молчал и сдавать Штефану не рвался. Как ни странно, он был на моей стороне. Я спросил его «Почему?» перед отъездом.

— Если бы у меня был муж, я бы им тоже владел, а иначе… Разве ж это любовь?

— Скажи это Штефану, — махнул на все рукой я.

Дождался первых отблесков рассвета, вывел навьюченного по уши Лютика из конюшни и, не скрываясь, выехал из замка. Шагом. Наглость — второе счастье, а вкупе с непрошибаемой уверенностью в себе так и вовсе первое.

…

Я стоял на площадке смотровой Башни Дальнего зимовья и офигевал. Долго офигевал. Как можно было обозвать замок, по размерам лишь вдвое меньше Эрэба, зимовьем? Четыре Башни на крепостной стене, донжон, конюшня и дом для прислуги. Тоже мне, избушка для охотников! Понятное дело, большая часть помещений была закрыта, но сам факт.

Я облазил замок вдоль и поперёк, обнаружил в одном из углов сильно изрезанной крепостной стены купальню с тёплой, пузырящейся каким-то приятно пахнущим газом водой и решил забить и на перевал, до которого было рукой подать, и на обходную дорогу. К черту, я влюбился! В замок, который был компактным и изящным, но при этом грозным и ни хрена не игрушечным. В окружающие его горы, на склонах которых практически не было скал, расщелин и бездонных пропастей — сплошные горнолыжные трассы длиной не менее десяти километров. В чистоту и непорочность того, что меня окружало.

В общем, когда в замок явился Штефан (в сумерках, верхом на коне и в сопровождении магических тварей, которые разве что сапоги ему не лизали), я с ним ругаться передумал. Ему надо, пусть он со мной и ругается. Разделся под его немигающим взглядом и плюхнулся в купальню. Блаженство!

— Я так понимаю, ты в содеянном со мной раскаиваться не собираешься, — сказал Штефан, поглаживая одну из кошек по голове.

Я им прям залюбовался: могучий викинг в коже и шкурах со снежным барсом накоротке. Картинка, а не мужик! Конечно, без одежды он бы смотрелся еще шикарнее, но это потом. Когда помиримся и сексом займемся.

— Ян, прекращай, — покраснел Штефан, уловив исходящие от меня флюиды. Скинул меховую накидку, растегнул воротник кожанки и присел на край купальни. — Нам надо поговорить!

— Тебе надо — ты и говори, — пожал плечами я.

— А тебе не надо?

— Нет. В отличие от некоторых я могу месяцами не разговаривать. И обижаться на всякую херню тоже…

— Моя растраханная тобой задница — это не «всякая херня», — возмутился Штефан.

— А моя, значит, всякая? — пошел в наступление я. — Почему ты меня нагибать можешь, а я тебя нет? Я, между прочим, княжич. Гипотетический наследник целой страны! А ты всего лишь пограничный лорд.

— Я твой муж!

— А я твой.

— Я тебя вдвое больше!

— Ага. А твой хер втрое больше моего, но это не значит, что я втрое больше от него удовольствия получу. Скорее наоборот!

— Ты живёшь в моем замке и по моим правилам, — сказал Штефан, когда аргументы кончились. — Мои люди не будут меня уважать, если я позволю тебе командовать!

— С каких пор тебя волнует мнение окружающих? — спросил я. Нырнул под воду, проплыл пару метров и вынырнул возле него.

— С тех самых, как ты у меня появился, — сказал Штефан опуская руку на мою голову. — Твоя жизнь в моих руках, и я хочу, чтобы ты прожил ее долго и счастливо вместе с человеком, которого любишь и уважаешь. Которого все уважают!

— По-твоему то, что я тобой овладел, — это признак моего к тебе неуважения?

— Да.

— А по-моему, это признак того, что я тебя люблю-не-могу.

— Любишь? — не поверил Штефан, но руку с моей головы на мое плечо передвинул и вперёд наклонился.

Я сместился на пару-тройку сантиметров в сторону, чтобы место для маневра освободить. Переговоры на тему любви и секса лучше проводить голыми в джакузи, это все знают. Не разденется в ближайшие пару минут — будет в одежде купаться.

— Люблю.

— Правда-правда?

— Да. Проклятие Велимира помнишь? Оно на меня больше не действует. Если бы я тебя не любил, то никакие конфетки мой член бы не подняли.

— И то верно, — заулыбался Штефан. Наклонился. Поцеловал в губы. Отстранился и сразил меня наповал: — Я не знаю, кто ты такой, но я безумно рад, что завоевал твоё сердце.

— Что значит: «Не знаешь, кто я такой»? — похолодел я.

Он что, знает, что я не пиклюк? Этого еще не хватало! Как я ему мое в это тело попадание объяснять должен? Может, я его неправильно понял?

— Ты не тот человек, в которого я на балу у короля влюбился. Ты в сто раз лучше, умнее и опаснее.

— С чего ты взял?

— Я умею наблюдать, Ян, иначе какой из меня получился бы экспериментатор?

— И что ты наблюл? — отплыл к противоположной стенке купальни я.

Нет, вы только гляньте на него! Наблюдал он. Выводы делал. Тихушник хренов. Хоть бы намекнул!

— Много чего, — поднялся на ноги Штефан и начал раздеваться как тогда, в первую брачную ночь.

Вот только в этот раз я смотрел на него другими глазами и ерзал в воде с нетерпением. Хотел прикоснуться к нему. Хотел поцеловать, покусать и погладить. Везде. Губами. Руками. Членом.

— Ян, не сбивай с мысли! — охрип Штефан и ускорился.

Кожанка. Рубашка. Ремень на бриджах. Сапоги. Бриджи. Я облизал пересохшие губы. Красавчик с большим хером. Мой красавчик. Плевать, что думают о нем другие!

— Ян, погоди, я же не все сказал, — простонал Штефан, откидывая штаны в сторону.

— Потом поговорим, — не выдержал я. Метнулся к нему и хитрым захватом свалил в воду.

Как я и думал, Штефан, попав в мои загребущие ручонки, разговоры разговаривать передумал. Облапал меня всего, затянул в одурящие поцелуи, утопил в эмоциях и… нагнул. Несколько раз подряд. В купальне. В спальне. И даже на кухне перед камином, куда мы приперлись после того, как я начал клацать зубами от холода в спальне.