— Ты хочешь устроить переворот? — удивился Штефан.

— Не хочу. Но тех, кто его устроит, поддержу. У меня к королю и Верховному магу личные счёты.

— А ты, оказывается, злопамятный.

— Нет, я просто злой, и память у меня хорошая.

Штефан старой, как мир, шутке рассмеялся и сменил тему. Я его поддержал. О чем еще говорить? Все и так было понятно. Мы долго стояли, обнявшись, под звездами, а когда спустились вниз, решили на танцы с плясками, которые устроил развеселившийся народ, не ходить. Залезли в постель, поболтали о всяком-разном и, перепутавшись руками и ногами, уснули. Мир, дружба, жвачка. Ура, товарищи!

…

Конфеты — моя тайная слабость. Я за трюфеля, обсыпанные какао, в меру сладкие, с горчинкой, родину продам, не задумываясь. И вот! В красивой коробке (из-под шляпы Мариши), в три ряда по шесть штук лежали они — невероятно вкусные даже на вид шоколадные трюфеля.

«Сладкой ночи, дорогой», — гласила прикрепленная к коробке записка.

— Да ты ж моя двухметровая мимимишка, — умилился я, плюхаясь на постель.

Где Штефан конфеты взял, мне было наплевать (а зря). Я, не жуя, проглотил десять из восемнадцати, и только потом притормозил, чтобы насладиться безупречным вкусом, бархатным послевкусием и непередаваемо-шикарной сладостью. В общем, когда я понял, что с конфетами что-то не так, было уже поздно. Шоколадный яд разлился по жилам огненной рекой, будя во мне непреодолимое желание заняться с кем-нибудь сексом. Ох, не к добру это. Ох, не к добру! Я ж наполовину суккуб! Насмерть заебу и глазом не моргну!

В связи с полным отсутствием женщин (не к Марише же подкатывать!), на ум пришел лишь один кандидат — мой законный муж Штефан, которого давно уже стоило проучить. За все! За подарки с подвохом, за беспредельное обожание, за хождение вокруг да около, за терпение, за ревность, за безалаберность, увлеченность нау… ээээ… магией и за… викингосовскую внешность. Я мечтал быть таким, как он, с детства! Чтоб под два метра ростом, косая сажень в плечах, квадратная челюсть и золотые до плеч волосы. И чтоб стоишь, такой, голышом под водопадом, скрытым от мира могучими елями, и неспешно себя любимого ласкаешь: и выпуклые мышцы рук и груди, и все шесть кубиков пресса, и стоящий вертикально, доходящий аж до пупка, член.

Я представил картинку во всех подробностях и вспыхнул адским пламенем. У меня под рукой мужской идеал. Какого хрена я до сих пор его не отымел?! Муж он мне или где?! Писюн мой конкретно подрос, реагируя на глупые вопросы весьма определенно.

— Кто не спрятался, я не виноват, — радостно пропел я, избавляясь от верхней одежды (жарко, просто пипец как), и ринулся на поиски мужа, распугивая полуголым видом, тлеющими волосами и багровыми очами всех, кто попадался мне на пути.

…

— Штееефааан, где же ты, мой волшебный слоник? Пришло время попку подставлять, слышишь?

Могильная тишина, в которую погрузился неспящий ни днем, ни ночью замок, завела меня еще больше. Так захотелось Штефана на парадной лестнице голышом распластать, что просто в путь! Ох, не поздоровится его заднице сегодня, ох, не поздоровится. До меня дошло, что со мной что-то не так, только после того, как я мысленно ему отсосал (ни разу не поморщившись!) и в реальности от этого кончил. Однако даже после этого членик мой как торчал параллельно полу, так и продолжил.

— Етить-колотить, Штефан! Прибью!

Я перестал дурачиться и рванул в Башню со всех ног. Не за ответом на вопрос «что случилось» — все и так было понятно, а за ответом на вопрос «по злому умыслу или нет». Две двери и три замка меня не остановили — я воспользовался прекрасно себя зарекомендовавшей отмычкой (Штефан, вообще-то, хотел сделать вечную спичку, но получилась миниатюрная горелка, прожигающая все подряд, начиная с деревяшек и заканчивая камнями) и расплавил замки к херам.

— Штефан! Ты что в конфеты запихнул? — сходу принялся наезжать на мужа, склонившегося над столом, заставленным стеклянным барахлом, я и врезал ему ладонью по заднице.

Кааайф! Звук шлепка и подпрыгнувший на манер зайца двухметровый парень едва не сорвали чеку с моих заряженных черт знает чем яиц.

— Ничего я в них не запихивал, — повернулся ко мне лицом Штефан и изумленно захлопал глазами: — Ян, а у тебя волосы горят…

— У меня не только волосы горят, дорогой, — не поверил невинной мордахе я и двинулся на приступ.

Главное его с ног сбить, а уж там я с ним наверняка справлюсь. Скинул на пол штаны и качнул бедрами, стоящий, каплей на конце лиловым отливающий членик демонстрируя.

— Ох, ты ж, как тебя! — бросился ко мне смутившийся Штефан. — Сколько ты конфеток съел?

Я увернулся и отступил за стол. Итак, вина подсудимого доказана и теперь его ждет неминуемое наказание.

— Десять.

— Десять?! — замер Штефан. — С ума сошел столько сладкого за раз жрать?!

— Люблю конфетки, — хищно улыбнулся я и начал обратный отсчет. Три. Два…

— Лучше б ты меня так любил, — сказал Штефан.

Шагнул ко мне, раскрывая объятия, в надежде на то, что (как, видимо, и планировалось) я ему немедленно отдамся…

— Сейчас полюблю, — пообещал я, и в следующее мгновение Штефан оказался лежащим мордой вниз на полу.

Я связал ему локти за спиной своими штанами до того, как он понял, что вообще произошло.

— Ян? Ты что это такое…

Я заткнул ему рот его же трусами и прижался изнывающим от нетерпения членом к твёрдой, как орех, заднице. Повел бедрами, вклинился между его ног своими. Каааайф!

— Ммммм. Мммммм! М!

— Не мычи, я все равно не понимаю, — наклонился к уху Штефана я. Отвел прядь золотых волос и… неожиданно для самого себя цапнул его за верхний край уха зубами.

— Мых! — неосторожно дернулся Штефан и зажал мой членик меж своих полупопий. Кааайф!

— Нравится? — проворковал я и несколько раз лизнул куда придётся: в шею, в ухо, в висок, в щеку. Покачал бедрами. Запустил руку под его рубашку и пересчитал пальцами ребра на его боку.

— Мхих! — заерзал подо мной Штефан, приподнялся на колени, и открылся еще больше.

Я взялся за его связанные локти и толкнулся взад-вперед, не отрывая глаз от спины и задницы, которые были великолепны. Восхитительны. Идеальны. Мужская задница — не мужская… Я хотел засадить в нее больше всего на свете! И я это сделал.

— Мууоу! — попытался вырваться Штефан, но я загнул его болевым захватом и не дал сдвинуться с места до тех пор, пока не вошёл до конца (етить-колотить, там «того конца»-то, фиг да маленько), а потом…

Потом было уже поздно. Я наполовину суккуб, мои эмоции — великая сила, так что через пару минут сумасшедшего траха он, как и я, забыл обо всем на свете кроме желания продлить кайфовую агонию как можно дольше. Нас штырило так, что когда я перевернул его на бок и заменил кляп на свой член, Штефан с удовольствием взял его в рот. Етить-колотить. Кааайф! Я смотрел на ласкающие меня губы, на распростертое под собой обнажённое мужское тело и не собирался останавливаться. Похуй, что мужик. Меня все устраивает! Это же мой мужик. Да не просто мой мужик, а мой муж. Так что все законно и правильно.

Отпустило меня только после того, как Штефан, лежащий на связанных руках спиной, беспомощный, ошалевший и местами покрасневший, от моего жестокого траха кончил. Я, увидев это, скорчился в судорогах подступающего оргазма, вжался в него изо всех сил и выплеснул все, что копилось во мне с самой первой нашей с ним встречи.

Штефан дернулся и откатился в сторону, роняя меня на пол. Я упал лицом вниз и не нашел в себе сил перевернуться. Слабость, отголоски улетного оргазма, умиротворение и райская лёгкость в яйцах — все это наполнило меня счастьем до кончиков ушей. Всех люблю. Весь мир! И в первую очередь Штефана. Ближе него у меня никого никогда не было. Наверное, стоит сказать ему об этом.

— Штеф, я…

— Ты что натворил?!

— Что? — мигом вскочил на ноги я.

Штефан стоял, опираясь рукой о стол, и с ужасом смотрел куда-то за свою спину. Я проследил за его взглядом и увидел в зеркале его загривок, на котором оранжево-багровым светилось «JAN». Красиво так, с завитушками, чертиковыми рожками на J и хвостиком на N.