Мне было так хорошо, что я и не думал выкобениваться. Мое имя выбито на его загривке, мой член побывал в его заднице, его душа — моя. Он весь мой!

— Твой, — соглашался Штефан и заворачивал в очередной немыслимый крендель, чтобы трахнуть по-новому.

Или исцеловать с ног до головы. Или задницу мою растраханную вылизать. Или самому моим губам и рукам подставиться. Я послушно целовал, ласкал и брал в рот подставленное, и не думал ни о чем вообще. Потом подумаю, когда натрахаюсь вдоволь.

…

Двое суток мы даже не пытались одеваться. Двое суток мы трахались, как ополоумевшие весенние кролики, наверстывая месяцы воздержания. Двое суток мы любили друг друга, не скрывая эмоций. А потом Штефан пришёл в себя и начал задавать неудобные вопросы. Я юлил до последнего, но он воспользовался моим беспомощным во время очередного любодеяния состоянием и меня расколол.

Слава богу, ничего страшного после этого не случилось: Штефан нос задумчиво почесал, до оргазма обоих довел и вопросами о моем мире заколебал. Я запросил пощады ближе к утру (шутка ли, почти сутки болтать, рта не закрывая) и уломал-таки Штефана сгонять на перевал.

— Не любопытства для, а безопасности ради. Мы должны знать, что по ту сторону Гарнакского хребта творится.

— Да ничего там не творится, — попытался отмазаться Штефан. — С той стороны к нам в гости лет пятьсот уже никто не приходил.

— Стоп. Я правильно понимаю, что оттуда когда-то кто-то сюда все-таки приходил?

— Да. Катайсы. Маленькие, желтокожие и очень многочисленные. Дальнее зимовье для отражения их атак и построили.

— Охренеть. Почему ты мне этого раньше не рассказал? И почему здесь никто не живет?!

— Ян, это было пятьсот лет назад и закончилось, не начавшись. Мы построили этот замок, снесли их многотысячные отряды в пропасть магией и не потеряли при этом ни одного человека.

— Времена меняются, — нахмурился я, выбрался из рук Штефана и отправился одеваться. — Выходим через полчаса.

— Но…

— И ни минутой позже!

— Капризным беспомощным малышом ты мне нравился гораздо больше, — проворчал Штефан, поднимаясь.

Я подошёл к нему, решительно поцеловал в губы и улыбнулся так, что его перекосило:

— Скандал хочешь? Истерику? Могу устроить.

— Не надо, — мигом передумал Штефан.

Я кивнул и пошел дальше собираться, а он помолчал недолго, а потом добавил, заставляя меня каменеть:

— Оказывается, я совсем тебя не знаю.

— Если ты намекаешь на то, что можешь меня настоящего разлюбить, то имей в виду — я тебя никому никогда не отдам, — сказал я, не оборачиваясь. — Ты в ответе за того, кого приручил, особенно если это жестокий иномирный мужик, у которого руки по локоть в крови.

— Никому и никогда не отдашь, говоришь? — подошёл ко мне Штефан. Обнял. Сложил подбородок на мою макушку.

— Да. Ты мой.

— Ладно, — легко согласился Штефан и заулыбался так, что я, не глядя, почувствовал.

— Что смешного?

— Ты три месяца бегал от меня, а теперь так грозно шипишь, что никому не отдашь…

— Не надо было меня соблазнять и подарками заваливать, — огрызнулся я, скрывая смущение. Кто бы мог подумать, что я — тот еще ревнивый собственник?

— Я же сказал, что знаю путь к твоему сердцу.

— Лучше бы ты знал путь в обход земель Гераклиусов, — сменил тему я. Хватит с меня мимишек.

— Знаю. Показать?

Я Штефана не придушил, только потому что вовремя вспомнил, что ни разу с ним на эту тему не разговаривал.

…

— Вон там тросы натянуты, видишь, под горой, которая как голова барса.

— Угумс.

— А потом за неё уходишь, там пологий склон и тропа до леса, который идет по краю владений лорда Аннадейла. По нему, вдоль скал, а иногда и среди них доходишь до городка Харон. Там переправляешься через реку и оказываешься на землях Торговой Гильдии.

— Угумс.

— Наши предки от Дальнего зимовья до Харона в дневной лыжный переход укладывались. Это потом по лесу удобную конную дорогу проложили, а сначала только так в центральную часть Срединного корлевства и добирались. День пути на лошадях до Дальнего зимовья и день на лыжах до Харона.

— Угумс.

— Ян, тебе неинтересно?

— Очень интересно. Ты говори, не отвлекайся, я за тобой слово в слово записываю.

— Да я уже все сказал. Пойдём в городок?

— Нет. Мы идём на перевал.

Я убрал бумагу, на которой откровения Штефана записывал, во внутренний карман куртки, проклиная себя последними словами. Нормальные, етить-колотить, герои всегда идут в обход. Ладно я, но Коннор! Какого черта он не додумался спросить своего лорда об обходной дороге?! Вернёмся, шею ему сверну за это! Пипец сколько времени зря потратили.

— Дался тебе этот перевал, — поморщился Штефан, ерзая на лыжах туда-сюда.

— А ты, я смотрю, к нему тоже неравнодушен, — наклонился проверить крепления на своих лыжах я.

В этот раз я тестировал нечто, позволяющее и бегом бежать, и с горы спускаться.

— Я к тебе неравнодушен, — приложил мне по заднице ладонью Штефан. Не рассчитал силу и уронил меня носом в сугроб.

— Ну все, ты попал! — отплевался от снега я. — Догоню — и хана твоей заднице!

Штефан тратить время на разговоры не стал и сиганул с горки, на которой мы стояли, быстрее ветра. Я прям завелся. Задницу ему свою для меня жалко! Ах ты ж тушка благородная! Превосходительство высокомерное! Заебу. Поймаю и заебу. До изнеможения! Суккуб я или где?

На узкую площадку седловины двух гор мы забрались практически одновременно, но только благодаря мне и нашим белоснежным горнолыжным костюмам нас не заметили часовые, что стояли на скалах в паре километров от перевала. Я уронил растерявшегося Штефана в снег, приказал лежать трупом и пошуршал на разведку.

Увиденное повергло меня в злую печаль. Почему я появился в этом мире тогда, когда местные китайцы решили его под себя перекроить? Пятьсот лет сидели себе тихо, и на тебе, товарищ майор, выкуси. Судя по тому, что тьма тьмущая катайсев саранчой двигалась в гору не по снегу, а по добротным дорогам и мостам, покорение Северных земель они планировали давно и очень тщательно. Раз знание того, что за перевалом живут грозные маги, их не остановило, значит, у них есть на магов управа. Ну что ж. А у меня управа найдётся на них.

— Хер вам, а не Северные земли, — зло сплюнул в снег я и вернулся к Штефану, который не послушался моего приказа и заглянул одним глазком за перевал.

Увиденное повергло его в печаль еще большую, чем моя. Он хмурился, кусал губы и что-то придумывал все то время, что мы к Дальнему зимовью спускались (против двух часов утомительного подъема десять минут кайфового нежесткого слалома). Я решил впереди паровоза не бежать и по прибытию в замок честно спросил:

— Штеф, что будем делать?

— Для начала сообщим королю, — предсказуемо ответил он. — Ситуация крайне серьёзная, одни мы не справимся.

Я спорить не стал (посмотрим, что король скажет, мало ли, может, и правда людей выделит) и последовал за ним в кабинет, где Штефан стер с магического шара пыль и провел самые короткие переговоры из всех, что я слышал.

— Лорд Церберус, из нас двоих пограничный лорд вы, — сказал весьма бледный на вид король, нервно потягивая вино из бокала. — Вам с ними и разбираться.

Все.

Штефан от такого хамского обращения аж заискрился. Пришлось успокаивать и отвлекать. Всяко-разно. Целых десять минут. Мда. Он кайф словил, а я на бобах остался, потому что магический шар ожил и явил нам Верховного мага Велимира.

— Слышал, гости к вам с Востока идут в больших количествах, — с лёгкой насмешкой в голосе сказал он, пожирая полураздетого и явно возбужденного меня глазами.

— Идут, — кивнул Штефан, задвигая меня за спину. — Король нам помогать отказался.

— Ясное дело. Ему сейчас не до вас.

— А вам до нас есть дело?

— Если честно, то мне есть дело только до Вишенки, — ответил охреневший вкрай Велимир, вытягивая шею, чтобы меня увидеть. — Я помогу вам при условии, что раз в год, один летний месяц, он будет проводить у меня дома.