И кажется, у него даже выходит, как вдруг черноту под веками разрывает приглушенный, подхваченный блуждающим по лестнице и шахте лифта грохот.

Оказывается на ногах тут же, даже быстрее, чем размыкает веки, и фокусируется на источнике шума.

Источнике, который упорно барабанит по армированной двери и явно не собирается останавливаться.

Источнике, который явственно пахнет машинным маслом, потом, алкоголем и недавним ливнем.

Еще угадывается душок адской смеси чужих духов, но до этого Дереку нет дела, он легко отсекает их.

Делает пару вздохов, не торопясь натягивает джинсы и босиком направляется к источнику грохота.

Дергает на себя ручку так резко, что Стайлз, виновник всего этого шума, едва не валится ему под ноги.

– Бодрого утра, волк! Ты разве спишь? Сейчас сколько? Не дохрена часов утра? – бормочет в своей привычной манере, и Хейлу отчего-то даже не хочется отвесить ему подзатыльник. Вышибет еще последние мозги – и неизвестно кому от этого хуже станется.

Поэтому, привычно уже, чуть хмурится и, старательно удерживая нейтральное выражение лица, наклоняется, чтобы поднять на ноги это недоразумение, которое тут же пользуется этим и буквально липнет к Дереку всей своей отсыревшей холодной тушкой.

– Стилински… – снова сквозь зубы цедит, игнорируя сомкнувшиеся на его спине руки, и уже думает, как бы вышвырнуть поганца, но возмущенный Стайлз надувает губы и обдает Дерека таким выхлопом, что, будь Хейл человеком, его бы тут же повело.

– Никаких Стилински, приятель! Здесь только я! Стайлз! Никакого засранца Стюарта, который бы мог нам помешать! – горячо шепчет куда-то в изгиб шеи, и Хейл думает, что, пожалуй, дерьмовый он альфа, раз даже человеческие подростки, не обладающие повышенной регенерацией, вот так запросто лезут его лапать.

– Помешать тебе доставать меня? Или помешать мне отгрызть тебе руки? – спрашивает устало, без намека на угрозу, и Стилински тут же отшатывается на добрый метр. Держится за стену и всем своим видом говорит о том, что «хэй, да я как стеклышко, чувак! Ни разу не перебрал, нет».

– Вали домой? – ни на что особо не надеясь, предлагает Хейл и ожидаемо получает энергичное «нет», выдавая которое Стайлз едва не чмокается с грязными носами своих кед.

Дерек не хочет препираться, не хочет сыпать угрозами или изображать плохого парня. Дерек хочет просто вернуться в свою кровать. И поэтому предпочитает действовать, а не говорить.

Собирается уже привычно ухватиться за капюшон красной толстовки и выволочь надоедливого подростка, как Стайлз предупреждающе вытягивает перед собой руки.

– Ты этого не сделаешь, приятель? – утверждает вроде бы, а глаза делаются большими и влажными, умоляющими. Неуверенные интонации так и скользят.

– Почему же? – тут же удивляется альфа, не удержавшись от того, чтобы саркастично приподнять бровь.

– Три причины! – быстро проговаривает Стайлз, проходясь по и без того влажному рту розовым языком и демонстрируя почему-то целых четыре пальца. Дерек не особо слушает и уже примеривается к капюшону, как Стилински, пригнувшись, выкрикивает: – Первая! Я пешком! Ты же не выкинешь меня под ливень? Знаешь, сколько мне отсюда до дома?

– Вот ты мне и расскажешь, когда доберешься.

– Эй-эй! Вторая причина!

Стайлз слишком прытко для залившегося по самые шары парня отскакивает в сторону, и Дерек с неудовольствием наблюдает грязные разводы из-под подошв чужих кед.

Разворачивается и медленно, но неотвратимо надвигается на Стилински, который все также, не опуская пустых ладоней, тараторит:

– Я же пьян! Ты что, не смотришь фильмы, чувак?! Это же закон жанра! Ты должен пустить меня переночевать!

– Дерьмовый подкат, чувак, – усмехаясь, передразнивает его Хейл и на этот раз хватает уже всерьез. Цепляет за отворот расстегнутой куртки и, не обращая внимания на упорные попытки избавиться от хватки, тащит к двери.

– Я скажу отцу, что это ты меня напоил! – во всю глотку вопит успевший зацепиться за косяк Стайлз, и Дерек замирает.

– Готов пасть так низко?

Подросток с готовностью кивает и, состроив умоляющие глазки, заглядывает Дереку в лицо. Его холодные ладони в этот момент накрывают сжавшиеся пальцы Хейла.

– Ну, технически так и есть, потому что я думал накатить совсем немного, для смелости, ну, чтобы быть таким же раскованным, как Стюарт, и завалиться к тебе, повиснув с заранее заготовленной речью на шее, но… – Лицо Стайлза кривится и становится страдальческим. – Меня развезло со второй же бутылки пива, текст моего охрененного монолога унес налетевший ветер, и вот теперь я такой весь жалкий, мокрый и задубевший чуть меньше, чем жмурики в морге, торчу здесь и чувствую себя идиотом. Так можно мне остаться, Дерек? Пожалуйста?

В установившейся тишине Дерек слышит только биение чужого сердца и оглушающий для волчьего уха раскат грома поблизости.

Притихнув, ливень собирается обрушиться вниз с новой силой, и, возможно, поэтому альфа колеблется. И что, если это недоразумение нарвется на неприятности, пока будет ковылять до своего дома? Что, если он, Дерек, после будет мучиться чувством вины, передавая через Маккола переломанному подростку апельсины?

Выдыхает и закатывает глаза.

Настолько привычная комбинация жестов, что Хейл скоро начнет сравнивать себя с ворчливой клюкой, которую раздражают собственные коты и то, с каким звуком касаются пола их мягкие пружинистые лапы.

Разжимает стиснувшие куртку Стайлза пальцы, скидывает его ладони со своих и молча кивает в сторону дивана, позой и выражением лица показывая, насколько ему это «нравится».

Но, кажется, Стилински откровенно наплевать на такие мелочи, он тут же светлеет и улыбается во весь свой широкий рот.

Дерек морщится, как от зубной боли, и рывком запирает лофт.

Стайлз же, не теряя времени, отталкивается плечом от стены и, прилично заваливаясь вправо, шлепает прямо к разворошенной постели альфы.

Ну уж хрен, такой наглости Дерек не потерпит.

– Стоять.

Спина подростка тут же напрягается, а руки, которыми он размахивал, замирают в воздухе.

– Не. На. Мою. Кровать. Ты сторговался на диван.

– Но когда Айзек вернется…

– Диван – или сваливаешь прямо сейчас.

– Но…

– Проваливай.

– Окей, окей! Моя задница – твой диван. Я понял! И не надо так пялиться! – Бубнит еще что-то себе под нос – Дерек усиленно старается не вслушиваться – стаскивает вместе с промокшей курткой толстовку, скидывает обувь и, неуклюже зацепившись за слишком близко придвинутый стол, валится на диван, мимоходом утащив вместе с собой часть сваленного на самом углу хлама.

Продолжает бубнить, свернувшись клубком и поджав ноги. Вырубается мгновенно, едва подложив под голову еще и сложенные ладони.

Дерек с минуту выжидает, замерев посреди просторного помещения, и вслушивается в мерные удары сердца.

Замедляется пульс, дыхание выравнивается и… Почти верит, что Стайлз его не разводит, чтобы попытаться провернуть какую-нибудь пакость, и наконец-то возвращается в свою остывшую постель.

Прямо так, в плотных джинсах. Чертыхается про себя, поминая припизднутого Стилински, и неожиданно быстро вырубается под его сопение и изредка вырывающиеся из незакрывающегося даже во сне рта обрывки фраз.

То ли потому, что теперь не только пульсация крови по венам самого Дерека разгоняет накрывшую пустующее здание тишину, то ли потому, что Хейл настолько заебался вытягивать всю свалившуюся на его плечи ответственность в одиночку, что иногда бывает не так плохо забыться на время и проиграть в словесной баталии наглому подростку. Потому что ему необязательно всегда быть главным.

Потому что не такому уж и раздражающему временами.

Дерек презрительно фыркает и, не размыкая век, рывком перекатывается на правый бок.

В небе над Бейкон Хиллс снова сверкает молния. Поутихший было ливень расходится с новой силой.

***

Тесно и стягивает грудину.

Не может вывернуться, ослабить давление сжавших ребра стальных полос или хотя бы перекатиться на спину.