Тор пытается его остановить. Первые несколько секунд.

Перехватывает за запястье, а второй ладонью, что все еще в темных волосах, давит вниз, мешая привстать, упираясь коленями в матрац.

Но Локи расчетливый и хитрый, как сам черт. Локи просто подается вперед, бодает Тора лбом и прижимается ртом к его.

И на этот раз по-настоящему все. Кусаче и с языком. Сумбурно, сбито и сталкиваясь зубами.

Сумбурно, неловко местами и мокро.

Борьбой больше, чем поцелуем.

Тор не знает, что заставляет кровать под ним дрожать: то, что вот это тяжело дышащее, растрепанное создание, которое вгрызается в него, как голодный упырь, – это вечно отстраненный, чопорный Локи, или то, что сам Тор тоже может быть таким.

Может позволить себе это и не покалечить другую, или же другого.

Сталкиваются языками, укусы друг другу дарят, больше по очереди, чем в борьбе. Сталкиваются языками, и когда Тор втягивает в свой рот нижнюю покрасневшую губу подрагивающего Локи, то тот едва не стонет. Отголосками лишь.

Вибрацией, что зарождается где-то в его глотке и там же умирает, не вырвавшись.

Вибрацией, которой конвульсивно подчиняются и его пальцы, что он так и не убрал. Пальцы, что делают приятно куда больше, чем больно, и Тор сам не замечает, когда начинает двигаться навстречу его ладони. Не замечает, когда Локи привстает и, напоследок с силой укусив, отстраняется, возвышаясь.

Толчком в грудь укладывает Тора на спину. Все совсем так, как и было в начале.

Один распластан по простыням, второй – верхом.

Один дышит тяжело и шумно, второй же – едва-едва.

Когда Локи, придерживая чужой член за основание, медленно, по миллиметру, опускается сверху, то больно обоим.

Но Локи, в отличие от Тора, не кривится и не кусает губы, а словно, напротив, упивается ею. Наслаждается раздирающим его на части ощущением и лишь слепо глядит в потолок, запрокинув голову.

Дрожит весь, по груди и животу катятся капли пота, и Тор, которого сдавливает, как в тисках, порывается уже было прекратить это истязание, но нарывается на сухой отказ. Вскинутую в предупреждающем жесте ладонь и невротичное передергивание плеча. Каждое новое движение заставляет его вздрагивать всем телом.

Сжимать пальцы в кулаки, а рот – в обескровленную линию.

И, боги, какой же он красивый в этот момент!

С черными опущенными ресницами, сведенными бровями и каплей крови, сбившейся в уголке губ. Какой же он нереальный, и отчасти поэтому Тор не может его остановить. Беспомощный помешать, просто лежит неподвижной куклой и ждет, когда же уже, когда теснота чужого тела станет не давящей, а приятной. Когда Локи, решивший наказать себя подобным образом, привыкнет и расслабится.

Больно обоим, и лишь один этим удовлетворен. У Локи даже и не думает падать, и Тор, уставший испытывать вину и за этот приступ мазохизма и неправильности, тянется теперь к его члену. Вторую руку на крепкое узкое бедро укладывает и, огладив, оставляет ее над впившейся в матрац коленкой.

Буря, утихшая было за окном, возвращается с новой силой. В черт-те какой раз.

Тор не считает, а Локи наконец опускается на него полностью и теперь просто часто и прерывисто дышит, приходя в себя. Приходя в себя под неторопливые грубоватые ласки привыкших сжиматься вокруг рукояти орудия пальцев.

– Знаешь… – Локи заговаривает спустя целую вечность, за которую ливень наверняка успел залить к чертям не только полигон, но и все внутренние дворы. Ливень, что продолжает барабанить по крышам, то и дело дополненный нетерпеливыми всполохами молнии. – Вид мне нравится больше ощущений.

Тор даже хмыкает и протягивает ему раскрытую ладонь левой руки. Чтобы мог сжать его пальцы, если захочет. И Локи хочет. Локи хочет всего, чего ему могут и не могут предложить. Локи всегда был жадный. Ему всего было мало.

И то, что происходит сейчас, тоже для него ни на секунду не чересчур.

Точка отсчета, начало, но никак не кульминация или венец безумия. Первый раз у них вымученный и скомканный. Скорее на пробу и без ожидаемого окончания. Просто несколько сносных по ощущениям движений, и вот уже Тор тянет Локи за сплетенные пальцы и валит набок. Подминает под себя и долго смотрит, прежде чем попробовать взять снова.

Подминает, зависает над братом, почти не касаясь его тела, и медлит, прежде чем дотронуться. Прежде чем обнять.

Потому что от покорности, с которой Локи идет на все это, у него медленно, но неотвратимо едет крыша. Потому что Локи никогда ему покорен не был. А теперь лишь смотрит, кусает сухие губы и молчит, уронив ладони на матрац. И молчит.

Сделал свой ход и теперь ждет того, что последует в ответ.

Ждет вторжения и новой боли.

Тор отвечает поцелуем.

Вспоминает все былые обиды разом и нарочно не спеша губами шевелит. Не торопится лезть языком и, когда злости и воспоминаний становится столько, что все вокруг озоном фонит, медленно, едва сдерживая ярость, кусает.

Медленно и едва-едва. Содрогаясь от всего того, что ему хочется сделать, и от того, что он никогда себе этого не разрешит.

Не ударит, не вспомнит, не сделает больно, как было больно ему самому.

Не ударом на удар.

Не потому, что не может, а потому, что потеряет еще раз – и все. Рассыплется в пыль.

Он слышит стоны. Едва ощутимые, вибрацией оседающие на губах. Он слышит стоны и чувствует блуждающие по спине ладони.

Жаждет криков, всхлипов и рваных полузадушенных признаний. И плевать в чем.

Опускает вниз, по шее ведет, оставляет метку под правой ключицей, рисует кончиком языка на груди какой-то замысловатый узор. Подпихивает руку под поясницу, опускается ниже и целует твердый поджавшийся живот.

Локи понятливый, и всегда был. Локи не нужно намекать. Локи сам пристраивает узкую ступню на широкое, куда более загорелое, чем его кожа, плечо, а вторую отводит в сторону.

– Придумай для нас что-нибудь, – просит Тор, который не собирается больше брать его вот так, и Локи вытаскивает из воздуха первое, что нашарит. Это даже не тюбик, а стеклянная банка. С густой, заживляющей раны субстанцией, что хранится в медблоке. Тор когда-то имел с ней дело и прекрасно помнит, насколько она вязкая.

Хмыкает, согревая чужую прохладную кожу теплым дыханием, и скручивает пластиковую крышку.

– Вообще-то, можно было просто нажать на кнопку.

Игнорирует донесшийся сверху ехидный комментарий и решительно берет в свои руки. Во всех смыслах.

И с толикой ужаса понимает, что никакого отторжения не ощущает. Нет никаких вопящих «нельзя» и «неправильно». Нет вообще ни единого повода для того, чтобы остановиться и перестать.

Перестать гладить Локи по бедру, а после, щедро смазав пальцы, и между ними.

Пачкает везде, смазывая, не мелочится и, закончив, думает уже было подняться назад, но ловкие пальцы хватают его за волосы и нажимают на макушку.

Тор опускает взгляд и решает не противиться.

В конце концов, иногда ему тоже стоит уступать Локи. Не понимал раньше, но пришел к этому сейчас.

Сейчас, когда гладкая оголившаяся головка почти коснулась его щеки и прошлась по давно перешедшей в бороду щетине.

Локи недовольно шипит, и Тор больше не вглядывается в его исказившееся лицо. Опускает голову и расслабляет рот. Позволяет толкнуться приподнявшимся бедрам, только левую руку пристраивает на так и оставшееся острым колено.

Пробует на вкус и языком на вес.

Пробует обхватить губами и замирает, чуть поведя шеей.

Прислушивается к своим ощущениям. Пальцами ловит мурашки, штурмующие колено Локи.

Тору и не нужно ничего делать.

Пальцы руководят его головой, медленно поднимающиеся бедра толкаются вверх. Осторожно и размеренно, не торопясь.

В комнате прохладно, легко дышать. Даже одним носом.

В комнате прохладно, но кожа у обоих плавится, а по литым мышцам, очерчивая, стекает пот.

Тор лишь тискает маленькую, почти плоскую задницу и позволяет трахать себя в рот. И за это хочется мстить тоже. Но не оружием, не топором.