Он согласен остаться в руках своих врагов, он идет на верную смерть - ради нее и ее сына... У Эдель закружилась голова. Она вдруг приняла решение.

- Я никуда не уеду, - категорично сказала она. - Я - ваша жена. Я дала обет быть рядом с вами и в горе, и в радости. И не нарушу его.

- Мадам. - Он повернулся и грозно, со значением, посмотрел на нее, - но она ответила ему прямым и твердым взглядом и повторила отчетливо:

- Не поеду. Я не оставлю вас.

- Подумайте о Дике.

- Он... он тоже останется.

«Рыцарь-ворон не тронет его», - хотела добавить она, но не смогла. Ведь тогда у мужа возникнет вопрос: почему? А она еще не готова ответить...

- Итак, мессир и мадам де Турнель, - вмешался молча слушавший их Лайонел, - что мне передать моему союзнику?

- Передай этому мерзавцу то, что я уже сказал, - ответил граф. - Что касается моей жены, - то, если таково ее желание, я не стану препятствовать ему. Но, если она передумает, - то мое условие остается неизменным: ей должны дать беспрепятственно уехать вместе с сыном.

Эдель глубоко вздохнула. Что-то подсказывало ей, что она поступила правильно. Несмотря на то, что это было сопряжено с огромной опасностью для нее и Дика, несмотря на плотоядный взгляд Лайонела, которым он окинул ее, прежде чем покинуть Карлайл...

И вот они остались на стене вдвоем, глядя на то, как Лайонел скачет к своему отряду.

- Эдель, - вдруг произнес граф, взяв ее за руки и повернув к себе, - Эдель, подумай хорошенько. Твое решение остаться неверно. Ты идешь на верную гибель.

Она вдруг осознала, что впервые он называет ее по имени. И каким проникновенным, задушевным голосом он говорит с ней! Какие теплые у него глаза! Нет, он вовсе не жесток, не равнодушен к чужим страданиям, как она думала раньше. Наоборот, он великодушен и добр.

Ее сердце потянулось к нему, как нежный, только что проклюнувшийся из земли, росток - к солнцу.

- Антуан, - шепнула она, - я останусь с тобой. Что бы ни случилось... Я буду рядом. Спасибо тебе.

- За что?

- За Дика. За то, что ты поставил его жизнь выше своей, выше Карлайла...

- Я не мог поступить иначе. Дик мой сын.

- Пасынок, - поправила она.

- Нет, - покачал он головой. - Нет, Эдель. Сын. Единственный сын.

Если б это было так! Она поежилась, вспомнив, кто был его отцом. И этот человек совсем близко... И скоро он получит Карлайл, и она, Дик и Антуан окажутся в его руках!..

14. План спасения

Рыцарь-ворон согласился на условие де Турнеля, - и вскоре большинство обитателей замка покинули его.

Из прислуги остались только Сара и еще несколько верных старых слуг. Наемники графа, которых тот привез из Лондона, тоже решили не рисковать собой и выехали из Карлайла. С де Турнелем осталась только Мириам. И Эдель.

Уже наступил вечер, когда граф, как обещал, собственноручно опустил подъемный мост и открыл ворота Карлайла для отряда рыцаря-ворона. Но, к удивлению Эдель, шли минуты, - а никто из отряда рыцаря-ворона не въезжал в замок.

Де Турнель встал посреди двора, высокомерно вскинув голову. Он не выглядел поверженным или униженным. Эдель, которая стояла вместе со слугами, - Мириам куда-то исчезла, - у двери главной башни-донжона, сжалось сердце. Она вдруг почувствовала страстное желание быть в эту тяжелую минуту рядом с мужем. Она подбежала к нему и взяла его за руку. Он посмотрел на нее. Лицо его было бесстрастно, но глаза полны печали.

- Вы напрасно не уехали. И вы, и Дик подвергаетесь огромной опасности. А я не смогу вам помочь.

- Я хочу быть с вами, Антуан.

Он покачал головой:

- Вы поступили неправильно. Но, признаюсь вам, я рад, что вы рядом, Эдель.

Она не знала, что ответить, - просто поднесла его руку к губам и поцеловала. Затем взглянула на открытые ворота.

- Где они? - шепнула она. Его губы искривила злая усмешка:

- Боятся. Опасаются ловушки с моей стороны.

И тут во двор ворвались люди рыцаря-ворона.

Всадники окружили Эдель и ее мужа кольцом. Молодая женщина искала глазами Дика и, когда увидела его на руках одного из воинов, вскрикнула от радости. Воин, по знаку предводителя, нагнулся с седла, поставил Дика на ноги, и мальчик бросился к матери и крепко обнял ее колени. Эдель подхватила сына, подняла и принялась неистово целовать его лицо, волосы, губы, нос, глаза. Он вначале не сопротивлялся ее безумным ласкам, но вскоре начал увертываться, повторяя:

- Мама, не надо! Мама, перестань!

Эдель была так занята сыном, что не сразу увидела, что ее мужа окружили четыре рослых рыцаря с мечами наголо, и они направились куда-то за Лайонелом.

- Куда вы его ведете? - спросила она, бросаясь, забыв свой страх, к восседающему на огромном вороном жеребце рыцарю-ворону.

- Кусачему псу место на цепи. Я приказал отвести его в подземелье и заковать, а дальше решу, что с ним делать. - Из-под забрала голос звучал глухо и гулко, но показался Эдель смутно знакомым. Как будто она слышала его не тогда, шесть лет назад, а совсем недавно...

- Пощадите его, прошу вас, - забыв о фамильной гордости, со слезами взмолилась она. - Он выполнил все, что вы хотели! Возьмите все, что есть в замке... у меня есть драгоценности, и деньги в Карлайле есть, заберите их... но не трогайте моего мужа!

- Леди Эдель, у меня с графом де Турнелем старые счеты, и, как бы вы ни умоляли и ни просили, это не поможет. Хватит рыдать. Лучше отправляйтесь вместе со своими слугами на кухню и проследите, чтобы они приготовили мне и моим людям хороший ужин. Устроим пирушку, черт побери, как говорит наш король!

...Она лежит, свернувшись калачиком, как котенок, и тихо плачет. Ей очень больно и страшно.

- Эй, ты. Перестань хныкать. Мне жаль, что я не поверил в то, что ты девственница. Но теперь уже этого не вернешь. Хватит же! У меня и так голова раскалывается, а тут еще твое нытье. Не замолчишь - выкину тебя за дверь. А там мои люди, и, поверь, не все они настолько сыты и пьяны, что не захотят отведать такой нежный кусочек, как ты.

Она замолкает, содрогнувшись от ужаса, представив себя окруженной сворой обезумевших от похоти и вина мужчин.

- Давай спать, - предлагает он вполне миролюбиво. - Утром, обещаю, я сам выпущу тебя из замка, и никто больше не притронется к тебе. Вот, смотри. В этом кошеле столько золота, сколько ни одна кухарка не получала за свою невинность. Держи. Это тебе, поняла, дурочка? А теперь спи. Но смотри, без глупостей. Я сплю очень чутко.

...Она долго ждет, прислушиваясь к его дыханию. Наконец, она понимает, что он погрузился в глубокий сон. Молясь про себя, чтоб он не проснулся, она выскальзывает из-под одеяла. Взгляд ее падает на отцовский кинжал, который он вонзил в столбик кровати. Вытащить его одним движением - и вонзить в сердце норманнскому псу!

Но вдруг он и правда проснется? Тогда ей уж точно не будет пощады... Она кладет его кошель на край постели. Как бы ей хотелось засунуть все это золото в его мерзкую пасть!..

Она крадется почти ползком к медвежьей шкуре у окна. Приподнимает ее край... Вот он, люк, ведущий к свободе!

Она оглядывается в последний раз - на того, кто так жестоко надругался над ней. Он спит, в полутьме она видит лишь смутные очертания его тела под одеялом. Она клянется про себя узнать его имя и отомстить ему - страшно отомстить! - и поднимает люк.

- ...Мама! Мама! Ты спишь?

- Нет, сынок.

Эдель в самом деле не спала. Просто грезила наяву. Появление в Карлайле рыцаря-ворона вновь пробудило жуткие воспоминания прошлого. И вот он - совсем рядом. Наяву. Скоро, она не сомневалась в этом, она увидит его лицо... и наверняка узнает, раз голос его ей знаком.

Но сейчас она боялась больше не рыцаря-ворона, а Лайонела. Ибо первому был нужен, как она поняла, не столько замок, сколько ее муж; второй же стремился - теперь у нее не было в этом никаких сомнений - заполучить именно Карлайл.

Но на пути Лайонела стояли двое: граф де Турнель - нынешний владелец Карлайла - и ее сын - наследник. Однако разве остановит это того, кто встал на путь предательства?