Довольно долго они шли молча. Затем граф неожиданно спросил:

- Кто из мальчишек больше всех обижает Дика?

«Вот как. Он все-таки решил наказать забияку».

- Хью.

- Хью, - повторил муж. - Наверное, самый рослый и сильный?

- Да.

- Что ж, прекрасно. С завтрашнего дня этот Хью будет заниматься вместе с Диком.Я... я не понимаю, зачем это нужно, - удивилась Эдель.

- Не понимаете? Объясню. Здоровое соперничество - отличный двигатель для обучения. К тому же, я для Дика все же неподходящий противник в уроках боя на мечах. Слишком высокий. Думаю, этот Хью будет для этого в самый раз. Мы с Мириам будем показывать мальчикам приемы, а они будут повторять их.

- Понятно, - сказала Эдель, с трудом скрыв невольный вздох облегчения. Если Хью будет заниматься с ними, де Турнель не посмеет причинить при нем зло Дику!

Больше граф ничего не сказал. Но Эдель настолько почувствовала себя легче, что теперь уже сама осмелилась заговорить с ним:

- То, то вы рассказали при Дике о том рыцаре и императоре, милорд...

- Да?

- Я не знаю насчет рыцаря, но вот Марк Аврелий точно не был немым.

- Хм. А вы откуда знаете?

Она заметила, что он немного смутился, когда она уличила его в обмане, и эта брешь в его обычной холодной невозмутимости ей неожиданно понравилась.

- Я читала о римских императорах и знаю довольно много об истории Древнего Рима.

- Странное чтение вы выбрали себе, миледи.

- На самом деле, выбор был не мой. Мой свекор долго и тяжело болел, и я, чтобы развлечь его, читала ему много книг... Он особенно любил книги по истории, у него в замке их довольно много.Я это заметил. Но там нет ни одного тома на саксонском или даже французском языке. Все на латыни и греческом.

- Сэр Вильям знал эти языки. И я знаю тоже. Он учил меня.

На этот раз настал его черед удивиться:

- Знаете латинский и греческий?

- Довольно хорошо.

- Какая умная у меня жена. Что ж, может быть, настанет день, когда и я попрошу вас что-нибудь мне почитать. О жизни Марка Аврелия, например, раз уж я порядком подзабыл его историю.

Эдель поняла, что он шутит. Она бросила на него быстрый взгляд. Он улыбался. Он выглядел расслабленным и спокойным, вечно суровое и замкнутое лицо его от улыбки будто озарилось каким-то теплым светом.он... Он очень привлекательный. И улыбка так ему идет», - мелькнуло у нее, прежде чем она опустила глаза.

- Значит, вы обвиняете меня в обмане, миледи? - спросил он.

- Нет. Возможно, вы и впрямь забыли, что Марк Аврелий не был немым...

- Перестаньте. Вы не верите, что я мог забыть. По-вашему, я лгун?

- Нет. Я так не думаю. Вы это рассказали для Дика. Чтобы он поверил в себя. Но когда-нибудь он прочтет о Марке Аврелии и поймет, что вы говорили неправду...

- Когда-нибудь он узнает и о том, что я - норманн. И, поверьте, гораздо раньше, миледи. И этот обман ему будет простить куда сложнее.

Эдель поежилась. Это была правда.

- Я... я скажу ему, кто вы. В самое ближайшее время.

И снова они шли молча, но она ощущала, что и ее, и его хорошее настроение исчезло. И его следующий вопрос застал ее врасплох:

- Дик совсем не похож на вас. Черноволосый, кареглазый. Он пошел в отца?

Ей приходилось отвечать на такой вопрос неоднократно. Однако от неожиданности она смешалась и ответила не сразу и с запинкой:

- Н-нет. Он... он не в Родерика пошел. Мой... прадед был кареглазым и черноволосым.

- Ясно.

Муж кивнул и больше ни о чем не спрашивал, но Эдель показалось, что он бросил на нее проницательный испытующий взор. Она ниже опустила голову и постаралась идти быстрее. Боже, как же далеко от реки, оказывается, Карлайл!

Но вот, наконец, впереди показалась серая громада замковых стен. Эдель вздохнула с облегчением. Вот она и дома.

- Сегодня вечером я приду к вам, миледи.

О, господи!

- Почему так дрожит ваша рука? Вы боитесь?

- Я... я была близка только с Родериком. Один раз. И это было так давно... Да, я боюсь.

- Он сделал вам больно в тот раз?

- О... нет. Наоборот. («Как там сказала служанка? Попала в рай?») Это... было прекрасно.

- А мне кажется, что вы лжете. Если бы это было прекрасно, вы бы так не тряслись от страха.

- Я просто слишком любила Родерика. И, отдаваясь другому... то есть, вам, буду чувствовать, что изменяю ему...

- Чушь, - отрезал граф. - Я больше не хочу слушать глупостей о вашей любви к покойному мужу. И его имени не хочу слышать. Запомните, миледи: вы замужем за мной, и забудьте раз навсегда о том, что было когда-то.

И почему ей показалось на миг, что он привлекателен? Жестокий, злобный, отвратительный норманн.

2. Гл. 9 -16 (окончание)

9. Дети графа де Турнеля

Эдель лежала в постели и смотрела, как пляшут пылинки в столбе солнечного света, льющегося в окно. Снова хороший день... И не такой уж плохой для нее, Эдель, - даже несмотря на то, что случилось этой ночью.

Страхи ее оказались напрасны. Она готовилась к пытке, долгой и мучительной; к жуткой, разрывающей тело, боли; но все прошло быстро и почти безболезненно. И вот - она стала женой графа де Турнеля по-настоящему.

Он молча пришел и молча ушел. Кажется, они вообще не разговаривали. Нет, вроде бы он спросил: «Вы готовы, миледи»? и, когда она кивнула, лег на нее. И больше ни слова. Когда все было закончено, он встал и удалился. Не остался на всю ночь в ее спальне. Может быть, отправился к своей Мириам...

Когда-то от кого-то она слышала, что только простолюдинки, да еще продажные низкие женщины, способны испытывать во время соития наслаждение. И, наверное, это так и есть. Она - дворянка, и все, что требуется от нее, когда муж приходит к ней, - терпение и покорность. «И отныне так будет всегда... Что ж, разве это плохо? Во всяком случае, это не дикая боль. Немного неприятно, и все».

Лайонел так неожиданно возник перед ней на ступеньках лестницы, что она вздрогнула.

- Вы меня напугали, сэр.

Он схватил ее за руку и прохрипел:

- Ты спала с ним? Спала?

Синие глаза его горели нехорошим огнем, красивое лицо исказила судорога бешенства.

- Лайонел!.. Перестань немедленно! Отпусти!

- Он приходил к тебе вчера. Мне служанка сказала. Говори: он овладел тобой?

- Как ты смеешь спрашивать меня об этом? Он - мой муж! Он имеет право...

- Если этот мерзавец-норманн взял тебя, - я убью его, клянусь, убью!

Эдель испугалась. Не вида Лайонела, а его слов. Что, если, в самом деле, он побежит убивать де Турнеля? Тогда один из них непременно погибнет. Быть может, на глазах Дика... Нет-нет, этого ни за что нельзя допустить!

- Лайонел, прекрати нести бред. Между нами ничего не было. Ничего, слышишь?

Кажется, он все же поверил ей. Черты лица разгладились, голос снова стал нормальным.

- Ладно. Надеюсь, ты не лжешь. Но, знай, если этот зверь тебя возьмет... Я за себя не отвечаю.

- Лайонел, он мой супруг. Смирись уже с этим. Рано или поздно, но мне придется лечь с ним.

Он снова взвился:

- Лечь с этим грязным норманном?? И ты так спокойно об этом говоришь? Кто знает, может быть, он тоже участвовал тогда в нападении на отряд Родерика! В нападении на твой замок! Убийца, грабитель, насильник! Ложись, ложись с ним, нарожай ему таких же зверей, каким является он сам!

- Не кричи, ради бога. Если тебя кто-то услышит...

- Пусть слышат! Я никого и ничего не боюсь! - но он послушался и понизил голос. - Ты собираешься быть ему доброй женой, Эдель? - зашептал он. - Напрасно. Знай, что, после того, как он заходил к тебе, он отправился к своей любовнице. К этой Мириам. И провел с ней не меньше часа. Я проследил за ним. И еще. Я кое-что выяснил об этом негодяе. Он был дважды женат. Обе его жены умерли. Хочешь знать, как? Первая выкинула мертвого ребенка и умерла. Говорят, перед этим де Турнель избил ее до полусмерти. Вторая родила сына, больного, который тоже вскоре умер, а за ним последовала и мать. Рассказывают, что граф, будучи пьяным, не выдержав криков младенца, схватил его за ноги и размозжил голову о стену. Что вторую жену он тоже постоянно избивал. А еще в Нормандии у него была любовница, которая тоже родила ему сына, и тоже больного. Когда он умер, она покончила с собой, - а, может, любовник помог ей уйти на тот свет... Вот за кого ты вышла замуж.