Эдель содрогнулась. Если хоть немного из того, что говорит Лайонел, правда... Но как не верить ему? Разве она сама не узнала жестокую натуру графа? Он зарезал своего пажа, изувечил собственную любовницу. Да и слова королевы крепко сидели в ее памяти: «Вы знаете о его детях? Правда, бедняжки...»

Что же ждет ее в этом браке? А ее сын? Если собственного малютку он убил так зверски, то разве пощадит он пасынка?

Она повернулась и медленно пошла обратно в свою комнату. А сзади раздавался горячий шепот Лайонела:

- Эдель, моя бесценная Эдель! Только я могу защитить тебя от этого мерзавца. Отдайся мне, стань моей, и ты увидишь, я все сделаю, чтобы спасти тебя от брака с норманнским чудовищем!

- Миледи, Мириам даст вам отвар, который вы выпьете.

- Что за отвар? Зачем? Я не понимаю.

Она была уверена, что муж не ответит. Но он сказал:

- Чтобы вы не понесли.

Эдель уставилась на него во все глаза.

- Но... почему?

Граф видимо разозлился.

- Потому что я не хочу детей. Вы будете принимать отвар после каждой нашей близости. Вам все ясно?

Нет, ей ничего не было ясно. Все мужчины хотят детей, - вернее, конечно, прежде всего, сыновей. А он не хочет! Как такое возможно? Не пьян ли он? Но нет, вполне трезв.

Однако муж не собирался ничего объяснять. Повернулся и вышел. А вскоре пришла Мириам. Она принесла чашку с темно-зеленой жидкостью. Эдель понюхала ее - пахло травами и еще чем-то странным.

- Пейте, миледи, - сказала девушка-паж. Эдель заколебалась. Не решил ли муж отравить ее? Но зачем? Он не похож на человека, делающего что-то исподтишка. Хотел бы убить - просто ударил бы ее об стену головой... как своего несчастного сына.

Отравить ее может хотеть только сама Мириам. Вот интересно: что она чувствует по отношению к законной жене своего возлюбленного? Ненависть? Ревность?

Эдель внимательно посмотрела в лицо Мириам. В огромных темных глазах девушки ничего не отражалось, они были бездонными и загадочными.

- Пейте, - повторила она.

А если не выпить? Отказаться? Но нет, это бесполезно: Мириам позовет де Турнеля, и он все равно заставить Эдель выпить.

Она сделала глубокий выдох и одним глотком осушила чашку. Горьковатый, но не совсем неприятный напиток. Девушка-паж взяла из ее рук пустую чашку и вышла.

Эдель села у окна на скамью и задумалась. Какой странный у нее брак. Странный муж. Но она готова мириться со всеми его странностями, со всеми жестокостями, только бы он не тронул Дика. Пусть бьет ее... Пусть даже изуродует... Лишь бы с Диком ничего не случилось.

«Нужно сходить в часовню помолиться. Господи, вразуми и научи... Знаю: на мне много грехов, которые не загладить, не искупить. Если Ты посылаешь мне это испытание, я должна покорно принять его. И я готова. Я ничего не могу сделать; я полностью принадлежу этому страшному человеку. Молю об одном: спаси и сохрани моего сына!»

Эдель провела в молельне несколько часов. Когда же вышла оттуда, первым, кого она увидела, был Дик. Судя по раскрасневшемуся оживленному лицу, сияющим глазам и, наконец, по мечу, которым он размахивал, будто срубая головы невидимым врагам, он только что вернулся с урока.

Дик бросился к ней и, хотя обычно он не любил ласкаться, прижался к юбкам, обнимая ноги.

- Что случилось, сынок? Как прошло занятие? Сэр Энтони доволен тобой? - гладя темные кудри сына, спросила Эдель. Дик энергично закивал. Она облегченно вздохнула. - Ну, расскажи, чем вы занимались.

Дик отпустил ее ноги, отступил на два шага и, жестикулируя, стал показывать. Мать прекрасно понимала его знаки.

- Значит, сначала стреляли из лука. Ты попал в мишень целых два раза? Молодчина. Потом ездили верхом? Замечательно. А потом с Хью дрались на мечах, и ты вышел победителем? Какой же ты умница!

- Сегодня ко мне подходили отцы двух мальчиков. Просят, чтоб и с их сыновьями занимались, - раздался рядом голос графа.

Эдель подняла голову.

- И что вы ответили?

- Я не могу уделить время всем мальчишкам, которые здесь живут. Но я отдал распоряжение, с ними будут регулярно заниматься. В будущем они смогут стать хорошими бойцами, а такому замку, как мой Карлайл, нужны отменные воины. Что касается Хью, то он вполне подходит для занятий с Диком. Сообразительный парень, не такой ловкий, быстрый и умный, как ваш сын, но со временем и из него что-нибудь получится.

Эдель заметила, как вспыхнули глаза Дика, когда граф, хоть и будто мимоходом, похвалил его.

- Я отправляюсь осматривать окрестности. Увидимся за ужином, миледи.

Де Турнель ушел, а вскоре с крепостной стены Эдель увидела, как он выехал из ворот в сопровождении Мириам и поскакал в сторону реки.

«Осматривать окрестности... А заодно - позаниматься любовью со своим пажом, где-нибудь на траве под деревом», - с горькой иронией подумала она.

После ужина он снова пришел к ней. И снова не остался надолго. Ни ласк, ни поцелуев, - впрочем, этого она и не ждала. Он, как и в прошлый раз, ничего не сказал, - и не раздел ее, просто поднял подол рубашки. Когда дверь за ним закрылась снаружи, Эдель одернула рубашку и, повернувшись на бок, свернулась калачиком. Она представила себе череду вот таких унылых молчаливых ночей, которые ей придется терпеть до конца своей жизни, и на душе стало тоскливо и пусто. Она провела рукой по животу. И там пусто. «Он не хочет детей. У меня никогда их не будет».

Неожиданно она поняла, что хочет еще родить. Пусть даже от де Турнеля. На этот раз это был бы желанный ребенок. «Девочка. Хочу девочку».

Но, видно, небеса не хотят. Потому что она страшная грешница. Она не заслуживает того, чтоб Господь сжалился над ней и подарил ей еще одного малютку...

10. Настоящее и прошлое

Прошло несколько дней. Эдель не могла не отметить, что появление в Карлайле хозяина благотворно сказалось на замке и его обитателях. «Сэра Энтони» слушались беспрекословно. Муж никогда и ни на кого не повышал голоса, но все его приказания выполнялись моментально. В замке теперь царил образцовый порядок; де Турнель, действительно, вникал в любую мелочь, проявлял внимание даже к самым незначительным делам; и это, безусловно, шло на пользу Карлайлу.

Граф почти не пил в эти дни; с Эдель он был ровен, спокоен и сдержан. Он почти каждую ночь приходил к ней, но ни разу не остался спать с ней в одной постели. Каждое утро после близости с мужем Мириам приносила Эдель питье, и та покорно его выпивала. Днем же супруги редко разговаривали и, вообще, редко оставались наедине.

Зато с Диком «сэр Энтони» проводил очень много времени. Эдель видела, что ее сын, вначале очень настороженно отнесшийся к появлению мужа матери, все больше тянется к нему. Она не знала, как отнестись к этому; но и помешать урокам Дика она не могла.

По вечерам де Турнель стал заниматься с Диком языками, счетом, географией и историей. К удивлению Эдель, муж был прекрасно образован: он отлично знал латынь и греческий, а также испанский и немецкий языки. Его знания истории поражали своей обширностью. Эдель потихоньку садилась во время вечерних занятий где-нибудь в уголке залы и слушала с огромным интересом, как граф рассказывает Дику о далеких странах, или объясняет простейшие правила арифметики, или вместе с ее сыном занимается переводом.

Терпение, проявляемое де Турнелем по отношению к немому пасынку, вызывало у Эдель восхищение. Даже она порой, занимаясь с Диком, покрикивала на него; но граф был само спокойствие и доброжелательность.

Порой, глядя на склонившееся над фолиантом или пергаментом лицо мужа, озаренное светом шандала, Эдель спрашивала себя, как в этом человеке уживаются такие противоположности: ум - и безграничная жестокость; выдержка - и вспышки неконтролируемого бешенства.

Пока - за исключением той ночи в шатре, когда он пришел к ней пьяный, - он не проявлял темных сторон своей натуры. И она ежедневно возносила за это хвалу Господу.

Лайонел же пугал ее все больше. Он ежедневно умудрялся встретиться с ней наедине и постоянно расспрашивал, была ли она близка с мужем. Ей надоела ложь, хотелось прямо ответить ему, что да, но она боялась его столкновения с графом и отвечала по-прежнему, что де Турнель еще не овладел ею.