— И что это? Что? — бывший русал выхватил из рук Эрика кругляш и завертел в пальцах.

— Это пластырь.

— Пластырь! — в голосе Чарльза слышалось благоговение.

Леншерр взял у него из рук пластырь и отмотал небольшую липкую полоску, отрезал ее и аккуратно залепил Чарльзу пупок.

— Ох. Друг мой, ты… ты настоящий друг! — русал кинулся обниматься, но тут же отпрянул, оторвал от пластыря кусок сам и, прежде чем Эрик успел что-то сообразить, сунул руки ему под рубаху и залепил его пупок, по ходу дела выдернув пару волосков. — Так лучше!

— Несомненно… — Леншерр скривился, чувствуя, как скрутившийся конец пластыря выдирает еще один волос.

Стоило двери закрыться за умчавшимся ликующим Чарльзом, как Эрик отодрал несчастный кусок клейкой ленты и, взглянув на свое отражение в зеркале, все-таки заржал. Разбитый лоб должен быть отомщен.

— Ты еще пожалеешь об этом, приятель, — он кивнул самому себе и взялся за бритвенный станок.

— ЭРИК ЛЕНШЕРР, ЧЕРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ!!! ПЛАНАРИЯ ТУПАЯ!!! МОЛЛЮСК НЕДОРАЗВИТЫЙ!!! — вопль Рейвен услышал весь дом.

Неторопливо помешивая сахар в чае, Эрик спустился со второго этажа и скептически приподнял бровь, глядя на ворвавшуюся в дом сестру Чарльза. Сегодня она выглядела обычным человеком и только горящие праведным гневом желтые глаза выдавали в ней мутантку.

— И тебе с добрым утром, Рейвен. Могу я узнать, в чем дело и почему своим криком ты перебудила весь дом?

— Ах, криком! Ах, перебудила! Не притворяйся, что не знаешь в чем дело! Вот в чем дело!!!

Девушка подскочила к Эрику и, вытащив из кармана пачку каких-то листов, швырнула ему в лицо. По полу рассыпались фотографии.

— Ты устроилась на работу фотографом? — мужчина уклонился от парочки нелепых ударов и подобрал с пола несколько снимков с очень уж знакомой фигурой.

На всех фото был Чарльз, судя по ракурсу, сфотографировавший сам себя. Везде в своей спальне напротив зеркала, брюках, но обязательно без верха и с одним отличием. На каждом фото пластырь на пупке менял оттенок и конфигурацию: сначала это была обычная белая полоска, потом крест, солнышко, затем пластырь оказался покрашен в какой-то цвет, на фото с расписанным узорами ромбиком Эрик не выдержал.

— Тебе еще и смешно, бессердечный ублюдок! Вот почитай!

Рейвен сунула ему в лицо какую-то мятую бумажку, на деле оказавшуюся письмом, накарябанным почерком Шона. Очевидно, текст диктовал Чарльз.

«Дорогая Рейвен,

У нас все в порядке. Жить среди людей мне очень нравится. Недавно у меня обнаружилось расстройство пупка, но ты не переживай. Эрик мне все объяснил и дал прекрасное средство, чтобы внутренности не выпадали наружу. Пластырь! Ты когда-нибудь такое видела? Я не слышал от тебя рассказов о пупочных расстройствах. Эрик сказал, что такое бывает только у взрослых и говорить об этом не слишком прилично. Но мы-то не совсем люди. Не понимаю, чего тут стесняться. Эрик, конечно, лепит обычный серый пластырь, но это очень скучно. Я много чего придумал (смотри фото). Предлагал Эрику — он не согласился. Мне кажется, он очень страдает из-за своего пупочного расстройства: мне все время приходится его утешать. Я постоянно пытаюсь завести с ним разговор о пупках и объяснить, что это нормально, но стоит нам заговорить — он чуть ли не плачет и убегает к себе. Мне кажется, у Эрика психологическая пупотравма… Иногда он забывает заклеивать свой пупок на ночь, приходится проверять и заклеивать, пока он спит. Эрик относится несерьезно к ночным пупочным потерям пищи… А ведь если поесть на ночь много — риск возрастает. Я еще поговорю с ним.

Надеюсь, у вас с Хэнком все нормально и у него нет проблем с пупком.

Люблю, целую, Чарльз.

P.S.: За все время моего пупочного расстройства я потерял только несколько крошек печенья. Больше рецидивов пока не было благодаря чудо-пластырю!»

Получать между ног очень больно. Эрик давно это знал, но, кажется, слегка подзабыл. Что ж, это было заслуженно. Но стоило того…

— Рейвен, ты приехала! — счастливый Чарльз стремительно спускался вниз в одних подштанниках и халате, выставляя на всеобщее обозрение заклеенный разноцветными полосками пупок.

С красным от сдерживаемых смеха и стонов лицом Эрик в раскоряку отошел в сторону.

— Привет, дорогой братишка! — Рейвен улыбнулась и обняла Чарльза. — Получила твои фотографии и решила тебя навестить!

— О, со мной все отлично! Смотри! — Чарльз с радостью ткнул пальцем в заклеенный пупок.

— Ага, я вижу, — она метнула на Эрика убийственный взгляд и злобно улыбнулась, глядя на то, как он корячится от боли. — Но у меня для тебя отличная новость!

— В чем дело? — бывший русал потащил сестру к дивану, где они смогли удобно устроиться.

Эрик остался на том месте, где и стоял, готовясь морально к жуткой мести, на которую могли быть способны лишь телепаты. Взгляд Рейвен не предвещал ничего хорошего.

— Ты должен кое-что знать… — она сделала драматичную паузу, Чарльз бросил взгляд на Эрика, застывшего в полусогнутой позе возле перил. Рейвен закусила губу и, вздохнув, полезла в сумочку. — В общем, Хэнк прочитал про твою болезнь и сказал, что от нее есть лекарство.

Девушка высыпала на ладонь две желтые горошины. Эрик в шоке смотрел на таблетки.

— Что? Эрик, ты почему ничего не сказал про это?

— Эээ… ну, я… не… — бровь Леншерра вопросительно взлетела против его воли, адресуя волну непонимания Рейвен.

— Он не знал. Сам же сказал, что Эрик халатно относится к своей пупочной болезни. Просто выпей их, и все пройдет, и пластырь будет не нужен.

Чарльз сиял. Нет, не то чтобы ему не нравились его красочные аппликации. Он даже успел войти во вкус, сделал несколько сложных шаблонов и раздобыл суперстойкий клей, чтобы полоски держались дольше и прочнее. Но разве что-то сравнится с полным излечением? Да и Эрику теперь не придется напоминать про пластырь.

— Что ж, все к лучшему! — он смело разжевал кислые таблетки и протянул две Эрику. Тот еле доковылял до дивана и под пристальным взглядом телепата проглотил аскорбиновую кислоту. — Так-то лучше. Кстати, что это с тобой? Ты странно ходишь.

— О! — Рейвен, похлопала Чарльза по плечу. — Эрик просто изображает походку членистомозгих крабов.

— Членистоногих, Рейвен, — Чарльз усмехнулся и сморщился. — Я пойду запью эту кислятину. Лекарства — гадость.

Он вприпрыжку унесся в сторону кухни.

— Что еще за фокусы с витаминами? Я чуть не поверил.

Рейвен оказался рядом так стремительно, что Эрик всерьез засомневался, не было ли у девушки еще какой способности в виде суперскорости или чего-то подобного.

— Чарльз считает тебя своим другом, но думаю, если я оторву тебе яйца, это никак не помешает вашему общению. Еще раз выкинешь что-то подобное, и будешь крабиком ходить до конца жизни! Так что в твоих интересах не разочаровывать моего братишку, а свои шуточки шутить над Шоном.

Напоследок Рейвен сверкнула глазами и направилась прочь к кухне. Эрик не удержался:

— Над ним не так смешно.

Теперь он знал, что получить женской туфелькой по лбу тоже очень больно.

====== Бонус. Русалочьи будни на суше. Подобный ракушке... (стёб) ======

Эрик разрывался между ненавистью к акулам и мутантам-подросткам, не будучи уверенный в том, кто же из них тупее. Все говорило в пользу последних: только девицам с бушующими в голове гормонами могло прийти в голову раскидывать свои побрякушки по всей квартире в пределах досягаемости зубастой акульей пасти. Однако ж, только тупая акула могла сожрать столь несъедобные вещи, как женские бирюльки и кружевные трусы. Если бы эти стринги были надеты на красивой заднице, Эрик бы еще мог понять…

Мужчина попытался тяжко вздохнуть, но его снова скрутило над раковиной. Желудок, не предназначенный для обработки чужеродных металлов, неистовствовал и извергал все съеденное акулой обратно. За дверью туалета скулил Чарльз, предлагая свою помощь, чем раздражал еще больше. И только волевое усилие (или увлеченность процессами своего организма) позволяли Эрику удерживать что-то вроде ментальных щитов. Так что телепатия русала не проникала в его голову.