«Мой племянник, — вспомнил Донкад причину своего страха, поняв вдруг, что идут они не в том направлении, с которого начинали, и темный человек говорил ему совсем о другом, когда он впервые впустил его внутрь. — О боги, что ты наделал?»

«О, мой сладкий, поздно вопрошать, не так ли? Ты должен встретиться с ним. Подумай, подумай, как назвать его — думай о нем и покажи мне это».

Враг наступал. Войска двигались медленно, будучи слишком многочисленными и присутствуя не только в этом мире, но и в иных. Они разделялись на мелкие отряды, которые стремительно распространялись, как могут двигаться лишь существа, лишенные возможности пересекать границы миров: одни мчались на юг осаждать Дру в его крепости, другие во главе с Ан Бегом ринулись на Кер Велл — но их число было ничтожно по сравнению с тем, что оставалось. Они пересекли Керберн, и многие пошли на дно, быстро переместившись в темные владения Смерти, — но и это была лишь часть гигантского войска.

Двое юношей взошли на холм рядом с Кер Донном — один был белокур, другой темноволос, а холм был полым внутри и сулил неведомое.

«Теперь тебе нечего бояться, — промолвил голос. — Ты сам такой же Ши, как и он, ты стар как мир и страшнее самой Смерти».

И братья обнялись за палаткой короля при Дун-на-Хейвине. Но теперь он сам был королем, а брат — там, за стройными рядами войск.

«Ан Бег сослужил тебе добрую службу, — нашептывал темный Ши. — Кер Велл сам пришел к нам, нам не надо искать его. Они схоронились там, где люди никогда не нашли бы их, но мы найдем. Союзница твоего брата — ее зовут Арафель. Запомни ее имя. Она покровительствует этому прибежищу, но мы захватим его. И ей придется растаять».

Видения Донкада померкли: на память ему пришли другие, темные силы, заточенные в холмах, — холодная и бессердечная ненависть эльфов, укрощенная чарами, ненависть к людям и ко всем их делам.

И то, что было Донкадом, исчезло, затерялось до неузнаваемости и поблекло, и скакуны предстали перед ним в каком-то ином свете. Некоторые из приближенных попробовали бежать, но были убиты, и новые добровольцы не последовали их примеру. Многие из его людей хотели лишь одного — быть убийцами — мучить и не испытывать боли. Брендан был одним из них — сенешаль Донна, другой был Геннон, а третий — Вулф — новый господин Бана, убивший предыдущего. Они обрели спокойствие и холодную точность эльфов, они стали красивыми, но ни один человек не осмеливался взглянуть им в глаза.

Далъет теперь открыто взирал на мир — он улыбался губами Донкада, а черная лошадь — фиатас с переменчивым обликом — неслась вперед, и ни один конь не мог с ней сравниться. Он обнажил свой отравленный меч.

— Я знаю, почему вы пришли, — сказал Барк — не знакомый, но так напоминавший им собственного Барка — когда они сели за его стол во дворе под деревом, — и я знаю на что вы надеетесь, госпожа. Ты спросишь меня — видел ли я его, и я скажу тебе — нет. И все это слишком просто. Я скажу тебе, чтобы ты не ходила туда, но ты не послушаешься меня. Ты просто не сможешь послушать. Удача с тобой. Она лежит на всем твоем доме. И против этого я бессилен. Я живу, как и вы. И более я ничего не скажу.

— Загадки, — сказала их мать. Теперь она не могла повысить голос — он дрожал, и Мев сжала ей руки, уставившись на этого Барка, за чьим столом они были гостями.

— Моя мать достойна большего, — промолвил Келли, который раньше вообще не открывал рта. Он поднялся из-за стола рядом с Мев во весь свой рост. — Если бы ты знал…

— Юный господин, — промолвил Донал.

— Я не господин, — ответил Келли. — Господин мой отец.

— Ты — король, — серьезно сказал Барк, и сердце у Мев перевернулось, ибо тишина охватила всех — и хуторян, и людей Кер Велла, уместившихся за столом. Остальные ходили по двору, кричали дети, и лошади перекликались друг с другом в конюшне, оказавшись в непривычном месте; да и люди Барка ходили туда и сюда с корзинами хлеба и блюдами сыра для гостей, а потом выкатили бочонок с сидром на крыльцо дома, и там тоже собрался народ от души повеселиться. Но за столом все замерли.

— Келли, — сказала их мать, — сядь, пожалуйста, — и Келли сделал это очень спокойно, хотя на душе у него было вовсе не так — уж Мев это знала. Эльфийский дар горел, а хозяин хутора не сводил с них глаз, от чего делалось еще хуже. «Он сам Ши, — подумала Мев, — или что-то вроде; но здесь есть железо, по крайней мере, вокруг дома. Стоит ему рассердиться, и нам здесь станет небезопасно».

Но он не сердился. Он спокойно смотрел на них, храня свои тайны, и ветер ерошил ему волосы и бороду. И жена его рядом — Эльфреда, как он называл ее, увенчанная золотыми косами, сверкавшими при свете факела, — она тоже сидела спокойно и с мудрым видом. «Как король с королевой, — подумала Мев. — Их хочется называть госпожой и господином. И папе они бы понравились — он всегда разговаривал с нашими крестьянами о лошадях, о погоде, о зерне…» И она поймала себя на том, что все ее воспоминания слились воедино, собравшись из разрозненных кусков; но и печаль пришла вместе с этим, печаль необычного рода, которую ей еще не доводилось испытывать — осознание потери, необратимых перемен, когда ничто не может быть возвращено обратно.

Барк смотрел на нее, как смотрела Ши, а потом обвел всех взглядом.

— Здесь убежище, — промолвил он, — юный король, госпожа Кер Велла и все, кто с вами пришел — но там, за пределами, вокруг нас собирается зло. И это истинное зло, а не то, о котором знают люди, желая то того, то сего и называя своих врагов злыми именами, а те, в свою очередь, тоже имеют желания. Этому не нужно ничего. Оно просто есть. И то, что оно творит, оно делает исходя из своей природы, — он встал с места, возвысившись над всеми. — Как-то раз, друзья мои — не доброе ли это начало? — Ши пришли в мир: они пришли, полюбили его и захотели, чтоб он навсегда остался неизменным.

Они вели войны, ибо были честолюбивы. А в мире были более древние вещи. И с большей частью они воевали, но только не с драконами. Драконы казались им мудрыми и прекрасными — они сияли на солнце, как золото и медь. Их крылья — ах эти крылья! — их крылья были похожи на солнце, сияющее сквозь лед.

Но и драконы не любили перемен, а появление Ши было для них переменой. Старейший из них был самым прекрасным, но ни одни Ши не мог укротить его — он был слишком велик. Зато он давал советы любому, кто к нему приходил.

«В конце концов, — говаривал он, — мир может снова измениться». И кто знает, каким путем пойдет его народ. Ведь уже в те времена появились люди, менявшиеся с каждым днем — они принесли с собой железо и смерть. Возможно, когда-нибудь драконы будут служить человечеству.

Не было мудрее существа, чем Найер Скейяк, князь драконов.

Был князь и у Вина Ши — Далъет его звали, и из всех Ши он был самым гордым и горячим.

«Пойдем, — сказал ему крылатый червь, — я посажу тебя на спину и покажу тебе, что есть люди и смерть».

Путь становился все темнее, хаос бурлил вокруг, и из него продолжало доноситься его имя. Аодан летел, разбрызгивая воды Эшберна, далеко позади оставляя смертных скакунов. Но их настигали другие, неподвластные смерти, страшнее кошмаров.

«Брат, — донеслось до него, — Киран, брат мой…» — раздался крик сквозь бурю схватки.

Тогда он оглянулся. Ему пришлось оглянуться. К нему скакал человек, и он узнал его, несмотря на долгие годы и происшедшие перемены.

— Донкад, — промолвил он и повернулся к нему безоружный.

И мрак скользнул меж ними, простыня мрака и свора гончих и рогатых тварей, и всадница на лошади с просвечивающими костями.

«Господин Киран! — раздался крик. — Беги!»

То был Роан с границы, то были Маддок и Оуэн — южане, и прочие скакали рядом — отряд призрачных всадников. Среди них были лучники с границы — они двигались, как во сне, и их стрелы летели с обманчивой быстротой.

«Господин! — раздались иные голоса, и то были Барк и Ризи, живые — примчались на загнанных лошадях, с осунувшимися лицами и вооруженные железом. И из сгустившегося мрака целый отряд всадников следовал за ними. — Господин, подожди нас!»