Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Она соскользнула со спины Финелы, подошла к нему и взяла эту маленькую и простую вещицу, столь непохожую на ту, что висела на ее шее, как летняя луна, но столь дорогую для него. Если б глаза его не горели, они источили бы слезы или мольбы, но они не были способны на это.

Камень согрелся в ее руке. Он впитал в себя пламя, бушевавшее в ней, и тогда она вновь отдала его.

— Будь свободен, Шиэ, — промолвила Арафель. — Заговор снят.

Тень взметнулась, как крик, как мрак, всполох гривы и глаз, горящих огнем. И воздух запах безумием, и одним скачком тень перелетела через поток.

Финела оскалилась и прижалась к Арафели.

— Пойдем, — сказала Арафель, беря Финелу за гриву. — Это — Шиэ, князь среди своего народа, и он укажет нам путь.

Эльфийская кобылица вскинула голову и затрясла ею, сея раскаты грома, но Арафель легко вспрыгнула ей на спину, и та двинулась вслед за тенью, мелькавшей перед ними в запоздалом рассвете.

Свет забрезжил среди клубящегося тумана, неверный отблеск, терявшийся среди стволов деревьев, которых не было в людском мире: она могла бы двигаться быстрее, но с меньшей уверенностью, а ей не хотелось рисковать перед лицом опасности.

Пука то шел шагом, то останавливался, то вновь пускался дальше, встряхивая гривой: он был обречен на молчание, чтобы не потерять свою душу, которую держал во рту, принимая свой истинный облик. Но когда свет разогнал мглу и в окружающем мире проступили краски, когда солнце обрушилось на них и они подошли к границе деревьев, Шиэ остановился и, приняв иной облик, выплюнул душу в ладонь.

— Там, — неуверенно произнес он, указывая левой рукой за лес, где на склонах вздымались странные изрезанные скалы, похожие на челюсть с недостающими зубами.

— Дун Гол, — промолвила она, невольно содрогнувшись, ибо его уже не должно было быть на земле. Она бросила на Шиэ скупой взгляд. — Это ты нашел это место?

— Не я, — ответил пука. — Я бы не смог. — Он вздрогнул не то из-за недостатка солнечного тепла, не то из-за его избытка. — Но воды, текущие отсюда горьки и имеют привкус ненависти. А теперь уходи, уходи отсюда. Возвращайся в свои леса. Здесь нет добра, а скалы еще опаснее.

— Это — дроу, — промолвила она. — Вот кто проснулся.

— Не говори здесь этого, — зашипел Шиэ, и глаза его, хоть и тускло на дневном свете, снова вспыхнули. Он дрожа обхватил себя руками. — Довольно, довольно, пойдем отсюда.

Она погладила Финелу по шее и почувствовала, как та дрожит.

— Она останется со мной, пука. Иди. Я освободила тебя. Иди, куда хочешь, ты мне больше не нужен.

Тот был горд, но страх пересиливал гордость. Он повернулся и снова положил свою душу в рот — и черная лошадь возникла перед нею, смотрящая на вершину Дун Гола, с дрожащими от неприязни ноздрями.

А потом она побежала, метнувшись тенью в полумрак.

Финела двинулась вперед, теперь очень медленно, едва ступая по загрязненной почве.

Эльфы гибли здесь и до, и после войны. Но это место покинуло мир, ушло в небытие вместе со своими камнями и воспоминаниями, хоть и располагалось так близко к тому, что люди называли Кер Донном. Что-то вернуло его к жизни, и более того, отсюда расползалась странность. Потому сюда и вернулись деревья, погибшие в Элде, ибо это место помнило их.

И оно помнило поражение. Таков был Дун Гол, Гора Слез — она высилась над сошедшимися войсками, которые погибли здесь до скончания мира.

VI. Об изгородях и беглецах

Киран проспал завтрак и проснулся, когда солнце уже било в окно, и Бранвин рядом не было. Нащупав молчащий камень на своем месте, он остался лежать с закрытыми низами, ибо тишина была столь приятна ему. Но наконец он собрался с духом и оделся, и спустился, отдохнувший за ночь и с более просветленным взглядом на будущее.

В зале никого не было: замок кипел своими дневными заботами. Но служанка, заметив его, заспешила прочь, и вскоре вошла Бранвин, благоухающая солнечным светом и с надеждой в глазах. Руки у нее были в пыли, и она отерла их о платье.

— Ты крепко спал? — спросила она, словно это утро ничем не отличалось от других, и поцеловала его в губы; он обнял ее, уткнувшись в пропахшие солнцем волосы, и подумал, что ничего прекраснее он еще не вдыхал.

— О да.

Она отстранилась, чтобы взглянуть на него.

— Клянусь. Я прекрасно спал, — и он слегка улыбнулся, устало, но искренне, хотя мог и сфальшивить. — Видишь, в камне мир и покой. Я знал, что они придут, — и он снова прижал ее к сердцу. — Видение обрушилось на меня слишком стремительно, и сразу я не смог его перенести; возможно, из-за того, что камень так долго висел без пользы и только узнал меня — но теперь все успокоилось. Все успокоилось. Он больше не причиняет мне страданий.

Она могла привести и другие доводы. Он ждал их, но она сочла, наверное, что мир и так слишком хрупок, и начала отрясать с него пыль, которой запачкала его, и поправлять воротник, словно он был ребенком, за которым надо было присматривать.

— Мев и Келли полют огород; я решила, что им надо побыть на солнце. С ними Мурна. Я сейчас прикажу кухарке прислать тебе завтрак. Был Шон: безухая овца сегодня утром принесла ягненка, и дети бегали смотреть. Барк где-то здесь: лошади сломали северную изгородь сегодня ночью и забрели на поле с репой; но сейчас почти всех уже отловили.

Он нахмурился.

— Пожалуй, я пойду.

— Сначала позавтракай.

Он улыбнулся и поцеловал ее в лоб на ходу: его тревожили поля, но он и рад был тому, что можно заняться привычным делом, не требовавшим ни оружия, ни смекалки; разве что надо выяснить, где прорвались разбуянившиеся кобылы, и не передрались ли они с жеребцом в его стойле, а если так, то там все разнесено в щепы и придется звать плотника.

Ему вывели оседланного мерина, и он выехал за ворота, двинувшись к северу вдоль высокой изгороди, которой было обнесено пастбище. В самом конце ее он заметил всадника на горизонте и поскакал за ним.

— Все на месте кроме Белоноски, — сказал Барк. — Я отправил мальчиков прочесывать берег реки.

— Эта кобыла никогда не была гуленой, — заметил Киран. Скорее такого он мог ожидать от Непоседы, которая вечно была заводилой во всех неприятностях.

— Наверное, ей стало стыдно, — предположил Барк, — совести-то у нее побольше, чем у остальных, вот она и убежала.

— А где был пролом?

Барк нахмурился и указал на север.

— Там, у деревьев.

Киран нахмурился тоже. Значит, не у новых полей, а там, где выход на пустошь. Это не было похоже на лошадей.

— Непоседу, верно, вновь обуяла жажда свободы теперь по весне, — рассудил он, — и она повела остальных. Поедем туда и посмотрим.

И они поехали, и смотреть там особенно было не на что, разве что несколько мальчиков укрепляли изгородь, снова устанавливая камни и прибивая жерди. Земля была истоптана лошадиными копытами во всех направлениях.

Киран покачал головой. Здесь нельзя было различить следов никакой отдельной лошади. И они двинулись в обратный путь по дороге, шедшей вдоль берега.

— Я думаю, стража должна была видеть их с ворот, если они вышли отсюда, — промолвил Киран.

— Я думаю, в конце концов она обнаружится на хуторе Гера, — ответил Барк, — если она ушла на север. Или стража не разглядела ее во тьме, или она ушла дальше остальных. Можно послать туда мальчика. Но по сухой земле ее трудно будет выследить.

Киран закрыл глаза. «Если я одарен Видением, — подумал он, — неужто я не могу найти одну отбившуюся кобылу?» Но вокруг по-прежнему был лишь один туман; и вдруг мороз пробежал по его коже, да так, что он резко натянул поводья.

— Господин? — спросил Барк.

Мерин развернулся, влекомый поводьями, продолжая пятиться назад — так сильно потянул Киран. «Донкад», — промолвил Киран, ибо снова его охватила та мгла, которую он ощутил накануне, когда ему снился брат.

— Что-нибудь случилось, мой господин?

Голос Барка долетел до него сквозь туман и деревья, которым не должно было тут стоять, и он вернулся на землю, которую знал, вновь ощутив тепло солнца.

58
{"b":"6170","o":1}