Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Так Мера, убранная цветами и тихая, как всегда, вышла замуж и стала женой Нэаля, госпожой Кер Велла.

И мальчик Эвальд научился ходить по пятам за Нэалем, Кэвином и Скагой, и к нему вернулись игры и смех.

— Он — твой сын, — говорил Нэаль Мере, зная, что радует ее. — И моего двоюродного брата, и кровь королей в нем течет от тебя.

Но временами он замечал и другое, когда мальчик обижался и злился. И тогда вдвойне Нэаль был терпелив с ним, потому что, случалось, сердце его таяло, когда мальчик смеялся или когда, несмотря на усталость, он следовал за ним, подстраиваясь под шаги взрослого мужчины. Он всюду сопровождал Нэаля — на стены, вверх и вниз, в конюшни и кладовые. Одно слово Нэаля могло зажечь его глаза и погасить в них свет, и не было конца его обожанию.

Так мальчик рос, и, когда Скага при необходимости таскал его за уши, тот лишь хмурился; только Нэаль мог вызвать у него слезы. У него был пони для верховой езды — косматое животное, спасенное с мельницы, которое отъелось и превратилось в веселую и хитрую лошадку, приплясывавшую рядом с Банен на летних прогулках. Эвальд вырос из всей своей одежды к зиме, и все рукава надо было выпускать, а талии занижать, чем и занималась Кали. А зимними вечерами он слушал рассказы воинов.

Но никогда и слова не говорилось об Элде: всякий раз, как о нем заходила речь, Мера вздрагивала и прижимала к себе сына, и тогда Нэаль запретил рассказы о нем.

Мера родила ему дочь — белокурую голубоглазую девочку, а затем еще одну, так что у него не было сына, о чем он если и задумывался, то не печалился, ибо его счастливая судьба принесла ему двоих сыновей: Скагу, ставшего широкоплечим мужчиной, крепким молодцом, который однажды сумел даже отразить нападение Ан Бега и который выучился воинскому искусству и участвовал в затяжной тяжелой войне, и Эвальда, достигшего юности, своего наследника, ибо Скага не помышлял о власти. А Эвальд, Эвальд легко относился к тому, что замок был его… ибо он был самоотвержен и горд в своей преданности, он научился быть мягким и отдавать все свое сердце тем, кто дарил его своей милостью, ибо так говорил ему Нэаль.

И были у Нэаля две дочери, и любил он их всем сердцем, и они получили пони Эвальда, когда тот вырос. Эвальду же он дал последнего жеребенка Банен.

Кэвин умер — и это было самое сильное горе, постигшее Нэаля в течение этих счастливых лет: он просто упал, хромая нога подвела его на лестнице. Так Кэвин заснул в сердце Кер Велла, приняв мирную смерть, о которой даже не мечтал.

Деревья за рекой снова выросли. Снег падал и стаивал весной, и в Кер Велле началось строительство новой башни, ибо, сказал Нэаль, никто не знает, какие могут настать времена. Он думал о короле, который теперь вступал в возраст мужчины, и о будущих войнах, которые он уже не увидит, ибо старость подступала к нему. Волосы его совсем поседели, и настал день, когда ему пришлось отослать Банен, ибо она слабела, и он не мог более делать вид, что года не сказываются на них. Он велел Скаге отвести ее и отправил с ним еще отряд воинов, словно пегая кобыла была важной персоной. Им предстояло миновать дорогу, удерживаемую Ан Бегом: что они и сделали без малейших препятствий со стороны Ан Бега, который, наученный горьким опытом, предпочитал лишь наблюдать, не вмешиваясь.

Так Банен свободно ушла вверх по лощине.

— Она убежала, — с горящими глазами рассказывал потом Скага. — Сначала, казалось, она не уверена, но потом она вскинула голову, задрала хвост и побежала туда, куда пошла бы в молодости. Я потерял ее из виду меж холмов. Но она знала дорогу. Я в этом уверен.

— Ты бы и сам мог последовать за ней, — сказал Нэаль, и слезы заблестели в его глазах.

— Как и ты, — ответил Скага. — Здесь у меня жена, мой сын и мой дом.

— Ну-ну, у Банен здесь тоже был дом, — он поджал губы. — Как и у меня, как и у тебя, что правда, то правда. Наступает время, когда мы должны расставаться даже с любимыми.

— Господин, — промолвил Скага, и на его волевом лице отразилась тревога, — ты сам не свой из-за этой кобылы. Ты прав: время ее пришло, но твое еще нет.

— Кэвин ушел. Его ни с кем не связывали узы, надо было мне его послать туда.

— Он никогда бы не бросил тебя.

— Он никогда бы не бросил Кер Велла, — поправил Нэаль. — Он любил эту землю и эти камни и теперь он спит среди них. У меня есть Мера и Эвальд, и мои дочери… и жеребец, что принесла мне Банен, но какая же крепкая она лошадь. Я и вполовину не любил ее так, как должен был бы.

— Мы поедем завтра на охоту, господин, чтобы исправить твое настроение.

— Сказать по правде, я никогда не находил в ней радости. Она напоминает мне о другом.

— Тогда мы просто будем скакать верхом и предоставим оленям делать то, что им нравится.

— Пусть так. Да, — сказал Нэаль и устремил взгляд на угли в очаге. Над очагом выступала каменная голова волка. Он так и не убрал ее.

VIII. Удача Нэаля Кервалена

Времена года сменяли друг друга. Долго, уже очень долго царил мир, ибо юный король, по слухам, жил в холмах, и хоть люди и хорошо отзывались о нем, его день еще не настал. И старели предатели, на которых лежала вина, и верные воины тоже старели.

— Ты должен будешь сделать то, что я не могу, — говорил Нэаль Эвальду, потомку королей, и вливал в него надежду, и учил его военному искусству. — Он — твой двоюродный брат, — говорил Нэаль. — И ты поможешь ему взойти на трон. Как помог бы я.

Но любая война, в которой Нэаль не будет первым, казалось очень далекой Эвальду, ибо с самого его детства этот человек, хоть и седой, а потом и вовсе побелевший, был сильным; как ураган, он очищал свои владения от всякой несправедливости, которую встречал, а временами совершал вылазки, чтобы напомнить своим врагам, кто правит в долине Кера. И Эвальд, который знал лишь боль до прихода этого человека, принявшего его к сердцу, считал, что эти времена никогда не кончатся. Но они подходили к концу, хотя сначала он и не понимал еще этого — первым ушел Кэвин, затем Дру вернулся в свои горы, и Скага взял на себя объезд границ, пока Нэаль оставался дома. Так старость накатила на него. Так пришло время беседы — уже не первого откровенного разговора, но самого серьезного.

— Придет день, когда меня не станет, — сказал Нэаль, — и люди начнут сплетничать, но ты помни, сын, я люблю тебя. Хоть ты действительно мне сын лишь по любви, а не по крови. Ты — двоюродный брат короля и никогда не забывай об этом. Но мне ты племянник. Есть надежные люди, которые будут с тобой — ты знаешь их имена. Но другие будут шептаться и пытаться свергнуть тебя — таковы люди.

— Тогда я буду драться с ними, — ответил Эвальд. — И ты не умрешь. Никогда не говори об этом.

— Молчать об этом не было бы мудрым, — Нэаль взял кувшин и налил себе в чашу вина, вторую чашу он наполнил для Эвальда. — А потом я задумал твой брак.

Краска залила лицо Эвальда. Он поднял чашу. Ему было шестнадцать, и он был мальчишкой со всеми мальчишескими помыслами об охоте и играх, и будущей славе в сражениях с Ан Бегом; но сейчас он делил вино с отцом — редкая честь, и потому чуть слышно спросил:

— С кем?

— С дочерью Дру.

— Дру!

— Я сказал — с его дочерью, а не с ним.

— Но Дру…

— …не самый веселый человек из моих друзей. Но самый молодой, и судьба одарила его сыновьями — отважная семья. Он имеет единственную дочь, любезную его сердцу. А сыновья его имеют единственную сестру. И они позаботятся о своем. Мне не найти надежнее людей, чем клан Дру, чтоб защитить тебя. И я не буду тревожиться.

— Потому что человек, зачавший меня, был убийцей короля, — и Эвальд опустил голову. Он никогда не говорил об этом, но он это знал.

— Потому что ты мой наследник, — сурово возразил Нэаль и добавил более мягко: — Я не хочу видеть, как выбранные мною союзники покинут тебя. Дру я верю, и сыновьям его я буду верить, если ты свяжешь себя с ними узами. Ее зовут Мередифь.

— А что говорит мама?

18
{"b":"6170","o":1}