— Тогда я вернусь в свою комнату.
— На этот счет я не имел распоряжений. Молю, останься здесь.
— Вот как? — Донал приблизился к очагу и, обернувшись, взглянул на Брендана. «Возможно, моего оружия уже там нет. Но я должен вначале в этом убедиться».
— А где мои люди?
— Я справлюсь, — сказал Брендан, направляясь к двери.
— Я слышал… — Донал повысил голос, — что они отправились на охоту с твоим господином.
— Отчего же, вполне возможно. Я справлюсь, господин Донал.
Где-то внизу гулко хлопнула дверь, и эхо прокатилось, отдаваясь от деревянных стен.
— Может быть, это мой господин вернулся.
— Я не слышал, чтобы открывали ворота.
— Замок большой, в нем много залов. И то и дело доносятся какие-то звуки, обманывая слух. Постой. Теперь я уверен, что это он. Наберись терпения.
— А мои люди? — он стоял совершенно спокойно, несмотря на бешеный стук сердца. — Ты думаешь, они с ним?
На соседней лестнице послышались шаги большой группы мужчин, судя по звуку; и Брендан расплылся в фальшивой улыбке.
И вот вошел Донкад — без плаща, в легких сапогах — костюм, неподходящий для охоты; за ним вошли воины при оружии, в доспехах и заполнили всю заднюю часть зала.
— Где мои люди? — спросил Донал, следя глазами за этим братом своего господина, за этим худым и неулыбчивым человеком, который, войдя, взял кресло во главе стола, отодвинул его в сторону и уселся посередине зала, как господин, вершащий суд.
— Что? — спросил Донкад. — Что за болтовня о людях? Я полагал, мы будем говорить о верности. О мире. О прощении.
— Как прошла охота, господин? Взял ли ты волка?
— А-а. Волк. Не слишком удачно, господин Донал.
— Где мои люди, господин?
— Похоже, у тебя припев один и тот же.
— Пока я не получу ответа.
— Глупый юнец. Ты будешь давать мне ответы и без всякой помощи, один.
— Один. Вот твой ответ?
— Ты колдун. Я это почувствовал сразу, как только ты вошел. Говорят, как-то ночью, Донал, сын Гелвена, при закрытых дверях в Кер Велле творились необычные вещи — все исподтишка, игра на арфе — и говорят, в этот день была заключена сделка.
— Кто говорит? И почему ты позволяешь утверждать такое — чтоб найти подтверждение собственным домыслам?
— Сделка такая же, как брат мой заключал и прежде. Как в битве при Кер Велле. Мы знаем, что это предвещает, и, заметь, он был младшим в нашем доме, теперь же у него есть замок и земли, и имя, известное повсюду и унижающее короля. Эвальд из Кер Велла принял его в семью, и то была его ошибка.
— Все это немыслимо.
— И все же правда, господин Донал. Эвальд был в расцвете лет, когда вдруг умер, не прожив ему отпущенного срока.
— Мой господин любил его. Эвальд ему был ближе, чем вся его кровная родня.
— Но Эвальда постигла безвременная смерть, не так ли?
— Все люди смертны, господин. И никто из нас не знает собственного срока.
— И все же за закрытыми дверями была та встреча: и заключались сделки и строились планы, какая участь суждена остальным. Ни у кого нет земель его богаче и более здорового скота и лошадей — и это он-то, двоюродный брат короля по жене. О да, все люди смертны. И удача может обходить их стороной. Но он заключил сделку с Ши, чтобы получить все, что он имеет. Я знаю это. Все противно законам естества в его владениях. А теперь он метит выше — о, я не сомневаюсь, теперь он хочет победить меня. Король слабеет… боюсь, не протянет и до лета. И теперь в Кер Велле свершается новый сговор. Ты был там. Ты знаешь, что там говорилось и к чему они пришли.
— Ши предупреждала его об опасности.
— Не сомневаюсь, что она говорила обо мне. И теперь он говорит: «Приди ко мне и будь мне братом и помоги мне сбросить короля…»
— Он служил королю лучше, чем король служил ему. И первая забота господина была всегда о короле, о Лаоклане. Ши говорила об опасности, о тени, нависшей над нами, и потому мой господин послал к тебе…
— Чтоб я ему поверил.
— Он любит тебя. Дважды он отправлял гонцов к вашему отцу. Теперь — к тебе.
— Когда-то в этом зале было больше радости, он был полон моей родни. Их кости лежат у стен Кер Велла.
— Они сами предпочли быть там, отправившись вслед за королем. Как ты. Как Эвальд. Как мой господин. А без него…
— И его союзников Ши.
— Он выиграл битву для вас; и если погибли его двоюродные братья, неужто ты думаешь, он не оплакивает их? Что ж, там погибли многие. Мой дядя и мои двоюродные братья. Нет никого в Кер Велле, кто не потерял бы в том сражении родню. Ты не один такой, господин Донна.
— А он все богатеет. Он и его союзники. А теперь он шлет ко мне гонца, надеясь получить еще больше, чем имеет. Мне надо знать, что было сказано той ночью.
— Ничего, имеющего отношение к тебе. Много дельных слов. И нежных чувств.
— К Ши.
— Господин, если говорят правду, то кровь Ши в нем со стороны твоего отца, господин. Я не понимаю, за что ты ненавидишь его.
Вена вздулась на виске Донкада, а ноздри побелели.
— Мы знакомы друг с другом. И я владею зрением. Какую сделку он заключил?
— Речь не шла о сделке.
— И что он носит при себе? О, я и сам знаю. Я много чего знаю.
— Кроме правды. Ты все это узнал от своих соглядатаев? Он послал нас сюда с открытым сердцем. Он желает тебе лишь одного — добра.
— Эта встреча… этот приход…
— Эта встреча. Ты слишком пуглив, господин. На ней не было заключено никаких сделок. — «Снова он об этом, — подумал Донал. — И слова исчерпаны». Он повернулся, чтобы прикинуть расстояние между собой и дверью — из пятерых, охранявших ее, одно лицо ему показалось знакомым — коротышка ухмыльнулся при виде его и расплылся в безобразной улыбке.
— Вот оно что, — сказал Донал, чувствуя, как почва уходит у него из-под ног. — Калли. А мы-то волновались, куда ты делся, — и добавил громче, не отрывая глаз от Калли: — Господин, а знаешь ли ты, что держишь у себя воров? Или ты их вскармливаешь?
Руки метнулись к мечам, и клинки блеснули в лучах солнца.
— Живым, — раздалось сзади. — Взять его живым.
— Калли! — воскликнул Донал и, легко выхватив кинжал, метнулся вперед — Ризи научил его — вонзив по рукоять его в брюхо Калли. Не останавливаясь, он нырнул, подхватил упавший меч Калли и бросился бежать, чувствуя, как в спину вонзилось острие оружия и чужие руки хватают его за одежду. Он развернулся в коридоре и сделал выпад против наступавших из-за двери, и побежал. Он ощущал раны в спине, в боку, там, где его достал чей-то клинок. С яростными воплями весь замок грохоча бросился за ним следом: преследователи были повсюду — наступали сзади, бежали снизу по лестнице, которая ему была нужна.
Он бросился к свету — к окну, через которое струилось солнце в темный коридор: он знал, что находится на вершине замка, но такая смерть была быстрее и легче. И он кинулся ей навстречу, когда на него набросились. Чьи-то руки пытались ухватить его за одежду. Залитые светом холмы ослепили его на мгновение. Он оттолкнулся от подоконника и полетел, чувствуя, как чистый ветер подхватил его.
Ветви вонзились в него, как клинки.
Он ухватился за них, пытаясь удержаться, и снова полетел вниз со скалы, поросшей кустарником — один удар, другой, и в глазах его померкло.
До него донесся лай собак с заливистыми всхлипами и звуки голосов. Он был на скале, а до дна ущелья не долетел.
— Обойдите, — закричал кто-то, — обойдите со стороны холма. Если его нет внизу, значит, он свалился на тот заросший кустами уступ.
— Туда долго лезть.
— Пустите собак, болваны, и побыстрей.
Он протягивал руки, как младенец, неустанно продолжая ползти, и это движение облегчало одну боль и приносило другую — глубокие ссадины на теле — сначала под ним был кустарник, потом — гладкий горячий камень, и вкус крови на губах, и приступ нестерпимой боли, пронзившей его до корней зубов, до самой сердцевины чрева. «Кости сломаны», — подумал он, расслышав собак, и продолжал ползти. Сознание к нему вернулось, и он различил топорщившуюся листву и свет на камнях и резную тень листьев. Боли он уже не ощущал. Все превратилось в одну сплошную рану, он встал на распухшее колено и, спотыкаясь, поднялся на ноги. Он стоял, держась за искореженную ногу, и смертельная глубина ущелья, покачиваясь, плыла перед его взором; освещенные солнцем камни манили и не пугали, но он отшатнулся назад, сделал шаг, другой, ибо он еще видел холмы и небо, и направился к ним.
