Мимо по коридору, старчески семеня ногами, прошел профессор Ли и, даже не взглянув на нас, исчез в своем кабинете. Видно было, что он очень-очень устал. И, наверное, его мучают ужасные боли…

– Проходите на массаж, – крикнула мне из кабинета бесплодная дочь профессора.

– Пожалуй, нет. Не сегодня. Тем более что я обгорела немного… Пойдем отсюда, – я взяла мужа под руку и, не попрощавшись со своей случайной собеседницей, потащила его к выходу из мрачного, полного трагических тайн «Тайцзи».

Мы не торопясь шли к нашему отелю, муж весело рассказывал про иглоукалывание, а я молчала и думала о том, что нигде, нигде нет спасения от человеческих несчастий – ни дома, ни в заморских странах…

Время от времени меня обуревало страстное желание заняться бальными танцами. Однако то и дело их прерывали роды: одни, вторые, третьи… Наконец после третьих я решила заняться всерьез. Не родами, конечно, – танцами.

Нашла их в доме культуры недалеко от дома и совсем недорого – четыреста рублей за двухчасовое занятие. Дотащилась туда к полвосьмого, промаявшись в огромной пробке. Хотелось только одного: лечь в кровать и закрыть глаза. И больше ничего. Ну, еще поесть, конечно. Но занятия танцами как бы предполагали диету – задорно прыгать, высоко поднимая колени на джайве, с моими габаритами было затруднительно.

Вошла в довольно большой, с зеркалами, зал – и меня встретила доброжелательная Эмилия Аркадьевна, стройная и бодрая, лет сорока шести.

– Я в первый раз, – доложила я, – можно?

– Ну, конечно, – просияла она, и, словно спохватившись: – А вы оплатили занятия в кассе?

– Да, конечно.

– Хорошо. Итак, начнем. Все встали лицом к зеркалу. Отрабатываем основные шаги вальса.

Кроме меня в зале была еще немолодая, лет пятидесяти, пара, с нескрываемым восторгом осваивающая танцевальные навыки, и толстуха лет сорока с лиричным мечтательным взглядом и давно вышедшей из моды химической завивкой мелкими колечками.

– Раз-два-три, раз-два-три, – приговаривала Эмилия Аркадьевна, – с пятки, с пятки начинаем, ведем ногу по полу, по полу…

У меня ничего не получалось. Я чувствовала, что танцую слишком резко: танец – точнейший барометр состояния человека. Нервозность от долгого рабочего дня, усталость от пробок – все это мешало сосредоточиться.

– Вам музыка не мешает, нет? – иронично усмехаясь, Эмилия Аркадьевна смотрела на мои жалкие попытки.

– В смысле? – не поняла я.

– В смысле, что вы танцуете совсем не в музыку. И начинаете всегда с носка, а надо с пятки. Смотрите на себя в зеркало! Смотрите на меня, наконец! Так, теперь встаем в пары.

Я растерянно оглянулась вокруг, но никакого партнера, разумеется, для себя не обнаружила. Ксения и Кирилл (так звали немолодых танцоров), обнявшись, как мне показалось, чуть больше, чем было необходимо для вальса, смотрели на меня слегка высокомерно. Но на помощь пришла Эмилия Аркадьевна, ловко соорудив женскую пару из меня и мечтательной толстухи.

– Вика, – представилась она, неловко обхватив меня за талию.

– Олеся, – я положила руку ей на плечо.

От нее пахнуло сложной смесью запахов пота, духов и нового, только из упаковки, капрона.

– Приготовились! – скомандовала Эмилия Аркадьевна. – И-и-и… Раз-два-три, раз-два-три…

Мы с Викой неловко топтались, боясь отдавить друг другу ноги.

– Вика, не надо так сильно прижимать к себе Олесю, – сделала нам замечание тренер, – а вы, Олеся, не смотрите все время вниз, расправьте плечи и поднимите голову!

И мы опять грузно, толкаясь, закружились по залу.

– А меня бросил муж, – вдруг ни с того ни с сего сказала Вика.

– Почему? – я не знала, как реагировать на это внезапное признание.

– Нашел другую, – горько усмехнулась она. – Говорит, я толстая, не слежу за собой и не вызываю у него сексуального желания…

– Раз-два-три, раз-два-три, – громко, перекрикивая музыку, считала Эмилия Аркадьевна.

– А у нас ведь двое детей, – продолжала Вика, – дочь, ей двенадцать, и пятилетний сын.

– Да уж… Но, может, вернется? – попыталась я посочувствовать и нечаянно наступила своей партнерше на ногу. Было совершенно очевидно, что мы давно танцуем не в музыку.

– Нет, не вернется. Он уже на развод подал. Другая женщина у него… А я вот – на танцы пошла. Думала, поможет. Похудеть, и просто чтобы не сойти с ума.

Я посмотрела ей в глаза – светло-зеленые и влажно-бархатистые, как тина в нашем дачном прудике. Губы пухлые и напряженные – держится из последних сил, чтобы не разреветься.

– Ой, глядите-ка, – закричала Ксения, которая подошла взять с подоконника бутылочку с водой, – там Дмитрий Маликов!

– Где, где Маликов? – Эмилия Аркадьевна и Кирилл кинулись к окну, как будто певец был восьмым чудом света.

Вика тоже подбежала к окну и вдруг вскрикнула, села на корточки, по-детски закрыв лицо руками, и расплакалась.

– Что случилось? – всполошились все. – Вика, что с тобой?!

– Муж мой, – всхлипывала моя партнерша, – муж мой, все говорят, очень похож на Маликова…

– Ну и что, – не поняла Эмилия Викторовна, – а чего реветь-то?

– Не говори им, ладно? – попросила меня Вика.

Я кивнула и посмотрела в окно. Певец, красивый и элегантный, сел в черный мерседес на соседнее с водителем место и укатил, не обратив на нас, смотрящих на него из окна, никакого внимания.

– Итак, продолжим, – хлопнула в ладоши Эмилия Викторовна. – Вика, ты сможешь заниматься?

Женщина помотала головой.

– Что ж… Поезжай домой тогда.

Вика молча, ни с кем не попрощавшись, поплелась к двери. Все оставшееся занятие я танцевала с Эмилией Викторовной. Это было, конечно, лучше, чем с предыдущей партнершей, но вообще-то я бы предпочла все-таки танцевать вальс с мужчиной.

Анна Петровна поджидала Марину каждые выходные. Нет, она, конечно, не лезла прямо в день приезда, когда дети, обалдев от вкусного травянистого воздуха, носились, гомоня, по участку, а взрослые торопливо выгружали набитые московской снедью сумки. Но зато уже утром, часов в одиннадцать, являлась, и неизменно с тетрадкой, бережно прижатой к груди. Полная, суетливая, с глупыми, крашенными в рыжий цвет кудряшками волос. Марина так толком и не могла определить, сколько ей лет – пятьдесят пять, шестьдесят?

– Я не помешала, нет? – скороговоркой спрашивала она, проходя без приглашения в гостиную. Усаживалась в Маринино любимое кресло. – Я вот тут кое-что написала…

Марина тягостно вздыхала: теперь ничто в ближайшие полчаса не спасет ее от натиска этой полубезумной графоманки.

– Написала несколько, на мой взгляд, выдающихся стихотворений, – скромностью соседка явно не отличалась. Торопливо открывала тетрадь. – Вот, послушай:

Марина слушала и вспоминала рассказ Чехова «Драма», где писатель, измученный дамой, читающей длиннющую бездарную пьесу, в конце концов не выдержал и дал ей по башке тяжелым пресс-папье. О, как же она его понимала! Она сама то и дело искала глазами какой-нибудь увесистый предмет…

– Ну как? Только честно! – требовала похвалы графоманка.

Почему, почему Марина никак не может сказать этой дуре, что она совершенно бездарна, и прогнать ее? А все потому, что как-то раз, несколько лет назад, когда они с мужем уезжали за границу, Анна Петровна почти месяц кормила их кота. И теперь, вот уже третье лето кряду, мучает Марину своими виршами. Говорит, что после смерти четвертого мужа у нее вдруг открылся дар! Кроме того, Анна Петровна была еще невероятно болтлива, что усугубляло ситуацию. После чтения стихов она настырно ждала приглашения попить чаю.