Дилан выдыхает дым. Отворачивает голову, не желая видеть. Копчиком опирается на стекло окна машины, покуривая, а рядом останавливается рыжая девушка, лицо которой усыпано веснушками:

— Опять она высказывает ему при всех… — смотрит в сторону Нейтана, который мягко просит мать сесть в машину. Как она вообще доехала? Девушка поправляет круглые очки, сложив руки на груди, и переводит внимание на О’Брайена, замечая, как тот задумчиво дымит, уставившись вниз:

— Где Райли пропадает? — оглядывается, чтобы убедиться, что никого из знакомых нет рядом. Дилан глотает никотин, морщась. Не хочет говорить о Янг-Финчер, поэтому дает короткий ответ:

— Дома.

— Болеет?

— Типа того, — хмурится. Агнесс моргает, немного наклонив голову к плечу, и догадывается без затруднения:

— Поссорились?

— Мы не дружим, так что и ссориться не можем, — огрызается, бросив сигарету на асфальт. Давит ногой, выпуская дым из ноздрей, а ладони прячет в карманы кофты.

Агнесс замечает цветастый фургон, тормозящий у задних ворот школы:

— Ладно, пока, — поправляет ремень сумки, висящей на плече. Дилан лишь кивает головой, но сердитость не пропадает с лица. Рыжая удаляется, оставив его. О’Брайен отрывается от машины, зло придавив дымящийся окурок ногой.

Ведь ему опять приходится терпеть всплывающие воспоминания, которым уже не место в его реальности. Он вырос. Многое изменилось, он сам стал другим, так что всё давнее более не актуально, оно…

…Еле шагает к доске, не веря, что его вызвали. Все смотрят. Все знают, насколько он глуп, и как сильно отстает от других. Над ним опять будут смеяться, опять начнут осуждать. Снова…

…Хмуро смотрит вниз, ладонью находя ручку дверцы от машины. Сжимает, давя на себя…

…Ладонь потеет. Кроме него у доски еще двое, и от этого мальчишке только хуже, ведь с одной стороны довольно способный ученик, а с другой Райли Янг-Финчер, которая хоть и ведет себя сдержанно, но всё равно быстро решает задачу, пока учительница, как тюремный надзиратель стоит за их спинами, следя за процессом. У двоих уже начато решение. У Дилана пусто. Он нервничает, сжимая пальцами мел, и зачем-то прислушивается к шепоту. Настолько сильно боится быть перед глазами других. Боится внимания.

Слышит, как кто-то называет его «совсем уж дебилом, раз такую легкую задачу решить не может». О’Брайен переминается с ноги на ногу, без остановки сглатывает. Старается прочесть текст задачи еще раз, но от волнения буквы расплываются.

— Не слушай, — голос со стороны. Ровный. Без эмоций. Мальчишка боится просто повернуть голову, и без того знает, кто говорит с ним. Она говорит. С ним. Ни с кем-то. Именно с ним. Это шутка? Райли выглядит удрученной, измотанной. Она ходит такой последнюю неделю, но, конечно, хочешь жить — умей вертеться. Для неё это звучит иначе: «Хочешь жить — умело ври». И она лжёт, когда скованно улыбается Дилану, протянув руку к его участку доски:

— Знаешь, это легко, можешь показать мне свою задачу? Я объясню.

— Райли, — учительница встает ближе к любимой ученице, немного озадаченно хмурясь. — Чем ты занимаешься? — шепчет. Девочка отвлекается, и это только на руку Дилану. Еще немного — и у него случится сердечный приступ. Ему тяжело дышать.

— Я хочу объяснить ему решение, — Райли равнодушно отвечает, поставив женщину в тупик:

— Зачем? Он всё равно не разберется, — и не успевает продолжить, так как девочка перебивает:

— Если вы не в состоянии подать информацию таким образом, чтобы каждый понял, это не его проблема, миссис Горвуд, — выглядит крайне рассерженной, что нехарактерно тому образу, которому Янг-Финчер старается соответствовать. — Если не я ему объясню, то кто?

***

Кто, если не я?

Я слышал, как она бродила по дому, но девушка не спускалась на первый этаж. Думаю, она не ела сегодня. Как и вчера. С сомнением толкаю себя на поступок, который не совсем характерен мне, но стоит отметить, я в последнее время вообще не похож на себя. Совершенно. Экран телефона показывает большие цифры. Шесть вечера. Сижу за уроками, пытаясь осилить сложную тему по геометрии, а параллельно в голове крутится одно и то же воспоминание. И вопрос, который Райли тогда задала учительнице.

«Кто, если не я?» — кажется, он звучал примерно так. Не хочется делать отдельный акцент на том, что ту тему, которую крольчатина разжевала мне у доски в пятом классе, я помню до сих пор. Удивительно. Что-то хранится в моей голове дольше, чем сутки.

Фраза не дает мне покоя. Черт, какого хера я вообще позволил себе пропустить воспоминания? Терпеть не могу прошлое. Гребаный груз, который давно пора похоронить в недрах.

Фраза. Чертова фраза.

Почему она так гнетет меня, вызывая приступ вины? Я ничего не сделал, не заслужил такой злости, направленной на себя. Так, повторюсь, что за ебаные ощущения? Давно уже потерял способность разбираться со своими чувствами. Сомневаюсь, что мне зажилось бы «веселее» с осознанием всех своих эмоций, но сейчас мне правда охота выдернуть это ощущение из себя.

Мое очередное оправдание для последующих действий. Тошно от своего поведения.

Оставляю домашку на столе в комнате, выходя в коридор. Дверь держу открытой, дабы не терять бдительности. Тишина. Полумрак. Прохожу к двери напротив, толкнув её ногой с особым пренебрежением. Девушка не закрыла её до щелчка. Её ошибка. Скрываю ладони в карманах джинсов, когда оказываюсь перед темнотой, царящей в холодном помещении. Да ебанный, какого черта она постоянно открывает окно?

Делаю шаг, проходя в комнату, и краем глаз сразу же различаю силуэт крольчихи, сидящей на кровати, спиной прижавшись к стене. Коленями касается груди, пальцами дергает ткань штанов. Шмыгает носом, не испытывая ко мне никакого интереса. Если бы я «учуял» запах спиртного, это бы всё объяснило. Но ничем не пахнет. Она не пьяна, поэтому мне сложнее понять причину её заторможенного состояния. Никакого интереса в глазах. Девушка пялится на свои пальцы, только тихо глотая воду во рту.

Подхожу к балкону, плотно закрываю дверь, перекрывая морозному ветру путь внутрь дома. После оборачиваюсь к Райли, какое-то время молча наблюдая за её поведением. Никакой реакции на мое присутствие. Нет, сомневаюсь, что успокоительное матери сделало из неё социального овоща. Бред.

Встаю ближе к кровати, напротив сидящей девушки, которая шмыгает носом, не поднимая головы. Конечно, у всех есть проблемы, но, блять, что именно заставляет её сидеть в комнате, шляться по улицам ночью, при этом не кушая? Не хочется думать, что на неё так влияет наша ругань. Это бред. За столько лет я неплохо так изучил эту девчонку, и заявлю без сомнений — она спокойно надерет мне зад, если сильно возжелает. Причем, сделает это без применения физической силы.

Я знаю, какая крольчиха заноза, поэтому с трудом верится в то, что вижу перед глазами. У моей мамы бывает похожий период, но там у неё просто с крышей непорядок, а с этой-то что? Почему меня окружают одни ненормальные?

С тяжелым вздохом приседаю на корточки, коленями упираясь в пол, а локтями на кровать, сцепив ладони в замок. Сутулюсь, пытаясь добиться зрительного контакта с поехавшей крольчихой, но не получаю его. Райли плевать, что я здесь. Она где-то в себе, только и делает, что дергает себя за локоны волос, без остановки шмыгая. Её глаза красные, опухшие. Чего она ноет? Что не так? Это всё из-за того, что я назвал её «звезданутой на голову»? Боже, блять.

— Э-эй, — тяну, начав стучать пальцами по мятому одеялу. Смотрю на уставшее лицо девушки, а та на свои ладони.

— Ты в курсе, что по всему дому помирают долбанные растения? — стараюсь вывести её на разговор, но даже тема цветов не способствует этому. Райли только сильнее сжимает губы, упираясь ими в колени. Глаза слезятся новой волной.

Нервничаю, прикусив больную губу, и поддаюсь немного вперед, опустившись на одно колено:

— Прекрати заниматься херней, — ворчу, щелкнув пальцами перед её лицом. — У тебя проблемы? — пытаюсь выяснить, задавая прямые вопросы. Янг-Финчер не отвечает, продолжая убиваться в непонятном мне горе. Чешу щеку, мыча, пока раздумываю над следующим: