— Снимай, — шепчет, взяв меня за лицо, и я чувствую, что он по-прежнему дрожит. Дышит мне в губы, опуская глаза, когда еле сохраняю способность двигаться, свои руки завожу за спину, под ткань рубашки, что до сих пор на мне. Нахожу застежку, проронив короткий вздох в приоткрытый рот Дилана, который следит за тем, как открываю замочек, осторожно начав спускать лямки, но, опять-таки, на мне рубашка. Лишняя одежда, и О’Брайен ругается под нос, довольно резко дергая рукава одежды с моих плеч. В помутненном сознании внезапно звучит тревожный сигнал, откуда-то из глубин, так отдаленно, что мне на удивление удается ухватиться за него, разобрать и понять. Тонкий марлевый бинт. На запястье. Резко наклоняюсь вперед, когда выдергиваю руки из рукавов рубашки, грудью прижавшись к ключицам парня, который лицом прилегает к моей шее, целуя, пока отбрасывает рубашку куда-то нам в ноги. Обнимаю его голову, с волнением уставившись на перебинтованное запястье. Но беспокойство меркнет на фоне тех чувств, что мне приходится испытывать сейчас, оттого прикрываю веки, с удовольствием глотая запах волос Дилана, зарываясь в них пальцами.

Плевать. Если что, солгу. Солгу, что там ссадина. Боже, мне всё равно.

Прогибаюсь в спине, чувствуя, как ладони парня скользят вниз по талии, накрывая мои ягодицы. Сжимает, не прекращая осыпать кожу лица, шеи, груди поцелуями. Не могу противостоять желанию стонать, вздыхать, стараюсь мычать тихо, хотя, честно, в данный момент я проявляю эгоистичность по отношению к остальным жителям дома. Хочется кричать. Громко дышать. Хочется, чтобы он стонал так же громко, не сдерживался, отдавшись безконтролю.

Дилан отрывается от меня, дрожащими вздохами одаряя мои ключицы, и трясущимися пальцами берется за лямки лифчика, потянув с плеч. Помогаю ему, отчасти радуясь его нетрезвости. Парень слишком сосредоточен на процессе, оттого, возможно, не замечает бинта на моем запястье. Не успеваю отложить лифчик. Я его роняю из рук, которые слегка приподнимаю, когда ладони О’Брайена скользят под мои плечи по талии, оказываясь на уровне груди, к коже которой прижимается губами. Полностью обхватывает мою спину руками, обнимая, и не могу сдержать смущенной улыбки, чувствуя, как крепко стискивает меня, языком касается скул, после оставляя поцелуй. Держу ладонями его лицо, не имея возможности коснуться губ, пока Дилан полностью отдан моему телу. Так что дышу. Горячо дышу ему на ухо, касаясь его губами.

Возобновляю покачивание на его бедрах. Парень сильнее сжимает меня, будто желая сдержать, ограничить мои движения. Опускаю ладони, повторяя попытку, стянуть с Дилана его кофту, и вдруг О’Брайен выпрямляется, как-то жестко схватив меня за локти. Отрываюсь от него, сутулюсь, и с вопросительной тревогой изучаю бледное лицо, в поисках ответа. Дыхание у нас прерывистое, от быстрого глотания кислорода кружится голова. Исследую с волнением и смущением лицо Дилана, который начинает сжимать и разжимать веки, охотно избегая зрительного контакта, что вызывает большее беспокойство, вынудив меня вновь взять его за шею и наклониться, дабы коснуться губ. Но О’Брайен отклоняется, спиной прижавшись к стене. Я почему-то не задумываюсь о его проблеме с сердцем, что-то мне подсказывает, что дело совсем не в его внутреннем дискомфорте, от этого мне тяжелее сдерживать стыдливый жар, вызванный легким непониманием насчет происходящего. А именно — его нежелании продолжать.

Пальцами надавливаю на вспотевшую кожу, беспокойным взглядом носясь по бледному лицу, и дергаю головой, теряясь в той хмурости, с которой парень уставился куда-то на мои ключицы:

— Ты… — заикаюсь, не справляясь с жаром внутри. — Ты не хочешь? — дыхание такое рваное. Мне стыдно за то состояние, в котором я пребываю, а отстраненность Дилана ухудшает ситуацию в несколько раз. Он демонстрирует мне настоящую несобранность, неуверенность, роняя вздох. Ерзаю на его бедрах, сложив руки на груди, ведь ощущаю себя некомфортно, и еле задаю вопрос, вызывающий больше смущения:

— Не хочешь меня?

О’Брайен пытается мыслить, всё ещё помню о его нетрезвости. Парень опускает ладони мне на талию, с сомнением, какой-то своей внутренней борьбой, хрипло поясняя:

— Не сейчас, — пальцами одной руки массирует свой висок, наконец, взглянув на меня, замечая, как «задето» смотрю на него, ожидая объяснений. — Райли, я пьян, — повторяет эту фразу, начав нервно мять мою кожу. — У меня еле вяжется что-то в голове, — поднимает одну ладонь, начав неаккуратно жестикулировать ею у своего лица, задевая щеку. — Я боюсь, что… — находит смелость отвечать на мой взгляд. — Что будет, как в тот раз, — на выдохе признается, устало сжав мою талию, после скользнув пальцами ниже, к бедрам. Моргаю, постепенно мое лицо приобретает серьезный вид, а смущение отходит куда-то на задний план. С интересом смотрю на Дилана, пытаясь полностью обработать сказанное им, и сажусь прямо, опустив руки на его живот:

— В каком смысле? — хочу больше информации. Хочу больше его мыслей. По нему видно, что его голова забита доверху, поэтому пускай выражается, избавляясь от лишнего морального мусора.

— Ты понимаешь, о чем я, — Господи, у него так руки трясутся… Я забываю о его «болячке», вдруг, ему сейчас особенно плохо?

Дилан напрягает сознание, старательно прокручивая обрывки воспоминаний, что дается ему тяжело, учитывая его опьянение:

— Практически ничего не помню, — морщится, — но знаю, что в тот раз было ужасно…

— Нет, это же… — резко перебиваю, качнув головой.

— Мы оба были пьяны, — О’Брайен прикрывает веки, смиренно и спокойно выдавая правду. — Я не хочу повторять это, — открывает глаза, какое-то время молча изучая взглядом мою оголенную грудь, сдержанно глотнув воды во рту, но от этого его хрипота никуда не пропадает. — Хочу быть в здравом уме, чтобы нормально… — вновь указывает на меня ладонью, заикнувшись. — Справиться, понимаешь? — смотрит мне в глаза. Кажется, я… Я понимаю, о чем он, но всё равно отрицаю тот факт, что наш с ним «первый раз» был, мягко говоря, «рванным», учитывая то, как сильно мы напились. Я тоже не помню всего.

О’Брайен оценивает мою задумчивость, пальцами массируя мои бедра, и будто с неделанием признается самому себе:

— Тебе наверняка было больно, точнее, я уверен…

— Дилан, — хочу сбить его настрой.

— Я делал тебе больно, — он повышает тон. Прикрываю рот, с покалыванием в груди изучая то, с каким выражением лица он смотрит на меня. Осознает, насколько хорошо я понимаю, о чем он говорит. Да, мне… В тот раз, у нас толком не вышло. Мне было больно, но это нормально, тем более, когда мы толком не разбирались в том, чем занимались. Не вижу смысла винить себя в причинение дискомфорта другому.

— Поэтому не заставляй меня сейчас, — просит, выглядя вполне серьезно, словно, если я откажусь и продолжу, ему придется послушно закончить начатое. — Когда я так много выпил, — обхватывает мою талию, нервно похлопывая ладонями по моей спине. — Ведь я хочу… — прикусывает губы, кое-как собирая свои мысли, дабы… Дабы выразиться правильно. — Ну… Понравится тебе в-в этом, — всё равно запинается, думаю, от смущения, ведь то, о чем он говорит, оно… Оно оседает в моей голове, не сразу вызывая ответную реакцию. Я оцениваю сказанное, долгим зрительным контактом наблюдаю за движением кадыка парня во время его глотания.

Понравиться? Понравиться мне? В «этом»?

Сжимаю губы, не справляюсь, позволяя уголкам приподняться, и откашливаюсь, пальцами касаясь кончика своего носа, с большим смущением отводя взгляд в сторону. Моя реакция не остается незамеченной, поэтому Дилан сжато выдыхает, отворачивая голову, и ворчит:

— Чё ты лыби…

Успеваю наклониться, чмокнув его в губы, тем самым заткнув, и снова сажусь прямо, пальцами сжав ткань его футболки. Смотрим друг на друга, но О’Брайен полон большего напряжения, чем я.

Улыбаюсь, с довольным видом пожав плечами:

— Хорошо, — чувствую, как волной мурашки окутывают тело, сопровождая мой шепот. — Тогда подождем.