Дилан мягко разрывает поцелуй, с серьезным вниманием исследуя выражение лица Райли, которая водит пальцами по его волосам, хмуро отвечая на зрительный контакт. Его дыхание сбитое по вине больного сердца в груди, что начинает напряженно ныть. Но он не может отойти или отпустить Янг, ведь она сжимает его капюшон, подавшись выше, и осторожно чмокает его в губы, как бы призывая к продолжению.

Что в итоге и происходит.

О’Брайен будет целовать Янг столько, сколько ей угодно, так, как ей угодно.

И плевать на то, что его сердце болезненно реагирует на происходящее.

========== Глава 44 ==========

Ее тянуло к звездам.

Ярким, полным света, дарящим тепло в пустой груди. Временами, было тяжело тянуть себя от края пропасти: она качалась у самого обрыва, завороженно изучала темноту под ногами, ей хотелось вступить во мрак, лишающий боли и скрывающий ее от сознания. Окунуться в небытие, чтобы очнуться и начать всё заново. Жить от приступа к приступу. С ежегодным ухудшением состояния. Труднее. Труднее удержаться от падения.

И она смотрела на звёзды, чувствуя, как её тянет назад.

Сейчас у неё есть своя собственная звезда. Вот она. На ручках, укутанная в теплый плед, на котором изображены мордочки кроликов. Боже, она так похожа на них. От вида пухлых щечек хочется улыбаться. Девушка не держит в себе свет, излучая его, пока малыш крепко спит. Ее пальцы с аккуратной любовью гладят лобик, щекочет за маленьким ушком. Ее звезда, а он хочет разлучить их.

Выражение чистого лица сменяется в одну секунду и всего на короткое мгновение, оттого сложно понять, что именно произошло в голове девушки. Взгляд забился осколками стекла, пронзающий и холодный, а пальцы покусанными ноготками впились в нежную кожу щеки ребенка, который даже не поморщился, продолжая тихо посапывать.

Он хочет отнять. Хочет отнять ее звезду. Она не может позволить.

Временное помутнение угасает, в глазах загораются чувства, а пальцы больше не давят на щечки мирно спящего младенца. Это происходило не часто, но последний год девушка реже пребывает в здравом уме. Ее одолевают короткие приступы агрессии, чувства, которые неправильно направлять в сторону близкого человека, так яро заботящегося о ней. Третья стадия. Последняя. Она лишает осознания, путая человека между реальностью и темнотой в разуме, вызывая мысленную спутанность, что приводит больного в панический страх. Гнев. Ненависть. Холод. Агрессия. Тепло. Любовь. Потеря.

И последняя попытка освободиться — она ступила в невесомость, не ощутив спасительную хватку. Пропасть. Невесомость. Молодая душа разбилась о пустоту, желая простого избавления. Свободы от самой себя.

Я чуткий во время сна, тем более, когда он никак не идет первые полтора часа после того, как дом окутывает напряженная тишина. Не знаю, что толкает меня на желание окунуться в небытие. Охота взять перерыв. Моральный тайм-аут для одиночества, в тишине которого мне должно удастся оценить события этого сумасшедшего дня. Срыв. Приступ Райли. Поце… Неважно. Основной неприятный осадок вызван иным. Тем, что имеет огромное влияние на мое сознание. То, как девушка говорит о матери. Сложно сохранять самообладание, слушая о ее совместных планах с женщиной, которой нет в живых. Мне хочется ненадолго спрятаться от этого. Нет, конечно, Янг не понимает, не может понимать, какое давление оказывает на меня своими желаниями. Не ее вина. Она просто не знает.

Ей нельзя знать. Чем дольше нахожусь рядом с ней, тем сильнее убеждаюсь в этой истине.

Повторюсь. Мне нужна эмоциональная передышка, поэтому я лег на диван в гостиной. Да и после поцелуя мы чувствовали эту стремную неловкость, поэтому Райли сама молча ушла в свою комнату. Мы даже не сказали ничего друг другу. Так неопределенно я никогда себя не ощущал. Я был потерян, даже напуган обстоятельством, в котором оказался, но при этом испытывал облегчение. Будто меня отпустила тяжесть, давно сцепившая костлявые пальцы на моей шее. Нахождение в клетке, дверца которой теперь открыта, но покинуть привычное ограничение страшно.

Устав думать о произошедшем, мой мозг окончательно выдохся, что позволило мне заснуть, но поверхностный сон не оберегает от шума. Каждый раз, когда за окном кричало ночное животное, я просыпался.

Но на этот раз меня вынудил пробудиться не странный звук по ту сторону окна. Этот тихий щелчок прозвучал в стенах дома.

Лежу на спине со сложенными на груди руками. Как только открываю веки, сразу же напрягаю мускулы лица, изображая хмурость, и вслушиваюсь в непонятный скрежет, словно кто-то водит штукатуркой по рыхлой стене. Приседаю на диване, держась рукой за его спинку. Слушаю. Не могу разобраться, что может являться источником звука, причем, он повторяется с разной периодичностью и громкостью. Может, в электричестве помехи? Лучше проверить.

Встаю, проверив наличие телефона в кармане, чтобы, если потребуется, использовать его в качестве фонарика. Шум исходит со стороны коридора, может, кухни, в любом случае, я знаю, в каком направлении двигаться, поэтому сквозь еще одолевающую усталость шагаю к порогу гостиной, выглянув в темную прихожую. Встаю на месте. Звук прекращается, но не двигаюсь обратно к дивану, продолжая без доверия цепляться за тишину. И не зря.

Скрежет повторяется. Перевожу хмурый взгляд в сторону лестницы, не совсем понимая, что именно может издавать такой шум. Может, животное какое пробралось в дом? Надеюсь, это всего лишь белка. Медленно перебираю ногами, минуя лестницу, чтобы приблизиться к двери с разбитым стеклом. За ней темный двор с террасой. Всё погружено в полный мрак. Ничего не могу разглядеть. Встаю напротив двери. Слушаю голоса ночных жителей. Ожидаю тот самый звук, по вине которого не могу уснуть.

Мне почему-то кажется, что его источник ближе к кухне, но…

Треск. Вновь. За спиной, поэтому оборачиваюсь, с напряжением вслушиваясь. Я его улавливаю, но не могу определить, откуда исходит. Это раздражает. Жду своего осознания. Среди природной тишины данный скрежет — чужак. Это точно здесь. Совсем рядом. Делаю аккуратные шаги вдоль стены, напротив основания лестницы. Резко торможу, с большим удивлением уставившись на лестницу, точнее, на стену. Помню, под ступеньками была небольшая комната — помещение для бытового хлама. Митчелл просил не лезть туда, если я, конечно, не желаю вымыть полы.

Подхожу к деревянной двери, поворачиваясь к ее поверхности ухом. Слушаю. Тихий шорох. Точно. Понял, что напоминает этот звук. Дети мелками рисуют на асфальте. Вот, какой данный шум.

Не заявлю уверенно, что не испытываю напряжения, когда сжимаю ручку, второй рукой нащупав кнопку переключателя электричества. Неизвестность давяще действует на меня морально, поэтому решаю не тянуть. Спокойно открываю дверь, нажав на кнопку. После щелчка лампочка не сразу дает возможность изучить помещение. Она мерцает, шипит, будто ругаясь, затем ярким светом бьет по глазам, вынудив жмуриться. Еще секунда — открываю веки, почему-то первым делом обратив внимание на кучу коробок у дальней стены и витающую в воздухе пыль. Затем на рисунки, которыми покрыта серая рыхлая стена. Звёзды.

Мне это чертовски что-то напоминает. И, мать вашу, я не хочу предполагать.

Опускаю взгляд, невольно сглотнув воды во рту.

Смотрю на нее. Она смотрит на меня.

И самое ужасное, что она будто не видит меня.

Райли сидит на коленях на полу, одной ладонью сжимает желтый мелок, другой опирается на стену. Взгляд пристальный. Кожа влажная, могу заметить, как она блестит на свету. Такой безумный кошмар в глазах, словно вместо меня видит кого-то другого. Свой самый дикий страх.

Остаюсь верным своей напряженной хмурости, но почему-то голос звучит вполне собранно:

— Что ты делаешь? — проскальзывает нотка непонимания. Не двигаюсь. Смотрю на девушку, которая, наконец, начинает моргать, опустив голову, чтобы видеть стену. Пальцы испачканы порошком мела. Они дрожат, но не столь заметно на фоне стучащих зубов и легкого подергивания головы. Янг борется с чем-то внутри себя, когда приоткрывает рот, желая дать ответ, но вместо слов вырывается обреченный эмоциональный вдох. Огромный глоток кислорода и пыли. Ей тяжело дышать.