— Куда едем? — грубость не пропадает из тона. Задаю вопрос жестко, как необходимо. Краем глаз вижу, с какой непринужденностью парень поглядывает на меня, спокойно отвечая:

— Не скажу.

Поворачиваю голову, уставившись на него с чертовой озадаченностью и уже проглядывающимся страхом, что вызывает на его лице широкую улыбку:

— Боже, я не собираюсь убить тебя, — качает головой, без скованности поворачивая руль. — Расслабься.

Не могу. Сижу, как на иголках, поглядывая в окно и на время. Половина третьего ночи. Нервничаю. Дергаю пальцами ткань куртки.

Машина, наконец, тормозит у участка района, где вовсе не горит свет. Фонарные столбы отсутствуют. Вокруг тьма, тишина. Окна старых строений занавешены. За тканью темнота. Оглядываюсь, хмуро изучая окружение, и ощущаю себя некомфортно, когда Дилан выходит из салона, обходя автомобиль. Нет, я не собираюсь выходить, в какую глушь он меня привез?

Парень стучит костяшками по стеклу моего окна, кивнув головой в сторону двухэтажного дома напротив. Я скачу тревожным взглядом с лица Дилана на строение, начав отрицательно качать головой, и О’Брайен в какой раз прикрывает веки, сдержав раздражение. Этот отвратительный тип на удивление держится неплохо, стараясь мне не грубить, вот только проблема в том, что мне плевать. Открывает дверцу, взяв меня за локоть, и тащит на себя, вынуждая поддаться. Конечно, кретин сильнее. Выхожу на морозный воздух, сжавшись от дискомфорта в теле. Складываю руки на груди, озираясь по сторонам, пока парень блокирует двери машины, с такой же простотой зашагав к крыльцу дома с забитыми дощечками оконными ставнями. Больше не тащит меня, думаю, дает шанс самой последовать за ним, тем более, у меня нет выбора. Стоять здесь я не собираюсь. Это место не внушает доверия, тем более, я слышу пьяный хохот с другой улицы и лай бродячих псов, поэтому шагаю за О’Брайном, который открывает дверь, оглянувшись на меня:

— Серьезно, что с твоим лицом? — щурит веки, выставляя меня полной идиоткой. Искоса смотрю на него, сжимая пальцами плечи, и прохожу в коридор, слыша, как Дилан прикрывает дверь за моей спиной. Моргаю. Плохо видно. Здесь темно. Но я могу различить мебель и без труда понимаю, как давно здесь никто не живет. Буквально ощущаю пыль на языке. Подхожу к комоду в прихожей, пальцами проводя по его поверхности. Собираю слой пыли. Ого.

Дилан проходит мимо:

— Идём, — ничего не объясняет. Мне остается наивно последовать за ним. Лестница узкая, ведет на второй этаж. Она болезненно скрипит, пока парень быстро поднимается, переступая сразу две ступеньки, а я шагаю позади, пытаясь разглядеть под слоем пыли фотографии в рамках, но нет времени. О’Брайен только и делает, что подгоняет меня. Знаете, он становится каким-то нервным, словно мы не должны здесь быть.

Этот дом намного меньше моего. Второй этаж совсем короткий, здесь всего две двери, то есть две комнаты, и Дилан открывает замок одной из них. Никогда не придавала значения тому, сколько ключей у него в связке. Стою чуть в стороне, обнимая себя руками, чтобы как-то защитить от холода. Этот дом явно был убран перед тем, как его покинули много лет назад, просто с годами всё покрылось пылью, а так, в целом, тут довольно приятно, хоть и создается ощущение пустоты из-за отсутствия предметов интерьера.

Хмурю брови, изучая легкое дрожание рук парня. Это вызывает тревогу. Он больше не пытается изобразить улыбку. Смотрит на поверхность двери, пока еле поворачивает ключ, поморщившись, и пихает дверь от себя, повернувшись ко мне всем телом:

— Проходи, — играет с ключами. Стою на месте. Смотрю на него. В глаза. Испытывая страх. О’Брайен переступает с ноги на ногу, скользнув языком по внутренней стороне щеки, и хмурит брови:

— Бить не буду, — еле усмехается, кивнув в комнату. — Заходи, — чего он так переживает?

Парень переступает порог, первым оказываясь в помещении, я с недоверием, но пугающим интересом делаю шаг, оставаясь за чертой. Передо мной небольшая комната. Убранная, все вещи на своих местах, очень аккуратно расставлены. Но пыльно. Витает в воздухе, лежит на поверхностях. Окно без досок, но плотно завешено шторами. Шкаф у стены, небольшая кровать ближе к подоконнику, стол с другой стороны. Мне сложно разобрать цветовую гамму, тут слишком темно. И много коробок. Думаю, все вещи сложены в них. Переступаю порог. У стены сбоку небольшое зеркало. Изучаю помещение, пока Дилан приседает, запустив руку под кровать, что-то ищет, водя ладонью по полу. Опускаю голову, проводя носком кед по паркету, чем поднимаю пыль. Ничего себе.

Слышу легкий грохот и перевожу внимание на поднимающегося с колен парня, и в одной руке он держит биту, пока другой отряхивает джинсы от пыли. И вид «оружия» приводит меня в ужас, заставив отступить назад к стене, опустив напряженные руки вдоль тела. Сжимаю зубы. О’Брайен поднимает голову, встретившись со мной взглядом, и щурит веки:

— Серьезно? — он хмурит брови, шагая ко мне, а я сильнее прижимаюсь спиной к стене, врезавшись глазами в биту, которую парень протягивает мне.

Что он хочет?

Хмурю брови, не совсем понимая происходящее, и исподлобья смотрю на Дилана, который продолжает протягивать мне биту, попутно объясняя:

— Я даю тебе возможность немного расслабиться, — оглядывает комнату, притопнув ногой, и кусает губу, вновь обратив взгляд на меня:

— Ты можешь разнести это место, — эта неестественная ухмылка. Что с этим типом не так? Недоверие возвращается ко мне. Касаюсь пальцами биты, чувствуя, как задремавшее желание крушить медленно пробуждается. Дилан стучит зубами, отдавая мне «оружие», и чешет висок пальцами, отходя к порогу комнаты под моим пристальным надзором:

— В принципе, — вздыхает, озирая помещение. — Ломай всё, что хочешь, тут ничего необходимого нет, — прячет ладони в карманы кофты. Вроде, говорит всё уверенно, а взгляд нервно бегает по комнате.

— Я буду внизу, — сматывается. В прямом смысле. Уходит, слабо хлопнув ладонью по стене со стороны коридора. Стою на месте, опустив биту, и касаюсь ею пола, не изменяя своей хмурости на лице. Он даже не объяснил, что это за место. А оно важно? Главное, как мое желание ломать возрождается из ничего. Чем крепче пальцы сжимают «оружие», тем чаще глотаю пыльный воздух. Потрясающая дрожь в коленях сводит с ума. Ладони потеют от ожидания треснуть орудием по мебели. Глаза уже успевают привыкнуть к темноте, и теперь мне видно чуть лучше. Глотаю воду во рту, делая шаг назад. Опускаю голову, ощущая ненормальную ноющую боль в руках. Сжимаю биту обеими ладонями, чуть подняв от пола.

Сердцебиение учащается. Усиливается и давление в горле. Вдох-выдох.

Собираюсь обернуться к столу и как следует ударить по стулу, но движение обрывается, когда взгляд тормозит на пыльном зеркале на стене. Вижу очертание своего тела. Опускаю биту. Стою сутуло. Дышу.

Один из методов самовоспитания — контроль. Как бы сильно мне не хотелось дать волю своим эмоциям, тому, что сидит внутри меня, я понимаю, что из-за одного раза может рухнуть вся система. Я… Вряд ли это я. За меня говорит злость, усталость, раздражение, но контроль вызывает терпение к проблемам. Я не могу дать себе такую волю, иначе столько лет работы над собой коту под хвост.

Подхожу к зеркалу, проводя ладонью по его поверхности, чтобы смахнуть слой пыли. Выходит не сразу, она будто въедается, не желая слезать, но в итоге могу рассмотреть свое лицо и часть тела. Опускаю руку, строго смотря в свои глаза, и выдыхаю, постучав битой по стене. Разве это будет правильным?

Нет желания уподобляться таким, как Дилан. Я не хочу разрушать.

Жжение в груди говорит об обратном, но игнорирую его, зная, что после принятия таблетки, оно пропадет, оставив меня в покое. И я буду собой.

Быть собой. Почему эта фраза вызывает у меня нервный смешок.

Ладно, в любом случае, не позволю себе деградировать.

Повторно провожу ладонью по зеркалу, чтобы немного очистить его, и набираю в легкие больше воздуха, дабы перевести дух и полностью усмирить желание кого-нибудь ударить битой. Хорошо было бы треснуть О’Брайена, но, повторюсь, не буду уподобляться этому придурку.