«Добрый день, Лили. Я Константин Бродов. Рад вас видеть»

Певица улыбкой пухлых губ приветствует меня, обнажая прекрасные белоснежные зубы. В тёмно-карих глазах горит загадочный огонёк. Мельчайшие оттенки чувств транслируются в пространство полуприкрытым верхним веком. Что-то от Дитрих. И чуточку Монро. Да! Что-то есть.

«Поговорим о вашем новом альбоме. Как проходила работа?»

Диктофон записывает её бархатный, приятный, волевой голос.

«Расскажите, пожалуйста, о съёмках клипа? Вы его снимали вроде бы в Испании?»

Огонёк в тёмно-карих глазах разгорается, но ещё удерживается дитриховой поволокой. Оттуда, из глубокого дна почти чёрных глаз, меня целует горячим, страстным, страшным поцелуем сам господин чёрт.

Какая-нибудь актриса с западного побережья на другом конце планеты могла бы сесть с нами рядом и поучиться игре глазами. Но, некоторые гениальны в другом: патологическую актёрскую фригидность они превратили в визитную карточку, в свой крест, в пьедестал.

«Буду банален, но нашим читателям очень хочется узнать: когда тур по стране? Сколько городов туда попадёт?»

Певица улыбается и, рассказывая, начинает плавно жестикулировать. Всё. Невербальный барьер разрушен. Теперь можно выудить трусы для народа. И я решаюсь.

«Всем интересно с кем проводит вечера такая суперзвезда, как вы? И кто же этот счастливчик?»

Она разливается брызгами слов о занятости – «много работы», «бла-бла-бла». Кисти с тонкими запястьями ползут по рукавам чёрной блузки, пальцы нащупывают на манжетах золотые пуговки. Певица продолжает говорить. Уверенный голос, но будто бы смущённая улыбка. Марлендитрихово веко исчезло, пальцы застёгивают пуговки на манжетах, запястья исчезают и на поверхность стола выставляется замочек из сцепленных рук. Я замечаю этот невербальный жест – желание закрыться. Улыбаюсь, глядя на певицу.

Глазные хрусталики читают информацию и по зрительным нервам передают её нейронам мозга. Думаю, Лили понимает, что это за цирк. Что ж, ваши трусики, госпожа звезда, стоят дороже.

Нам приносят кофе.

«Проведём блицопрос? Вы готовы?»

Лёгкий кивок и зелёный сигнал светофора.

«Пресли или Джексон?»

Мотор ревёт. Машина срывается с места.

«Шер или Дион?»

В лобовое стекло бьются насекомые, превращаясь в грязные пятна.

«Кобейн или Хендрикс?»

В окнах бесится ветер и треплет волосы.

«Слава или деньги?»

Позади плюются клубки дорожной пыли.

«Страсть или любовь?»

Удар об залитое солнцем лобовое.

«Спасибо за интервью!»

Скрип тормозов. Машина остановилась. На капоте содрогается в предсмертных конвульсиях умирающий альбатрос.

Лили встаёт и, улыбаясь, накидывает пальто. Я выключаю диктофон. К нам подбегают сотрудники заведения. Они хотят селфи со звездой. Певица благосклонна. Я тоже встаю рядом.

Через минуту мы пожимаем руки и прощаемся. «До свидания» – улыбается Лили и, внимательно посмотрев на меня, исчезает в дверях. Допиваю кофе. Чёрная машина уехала. Уже хотел уйти, но увидел на диванчике забытый красно-чёрный шарфик. Беру его с собой.

Выхожу из дверей кафе и запрыгиваю в машину. Теперь к Рафаэлю! В «Зеро». Звонит мобильный.

Женский голос говорит:

– Здравствуйте. Это Константин Бродов?

– Да, это я.

– Я директор пансионата для престарелых, где содержится ваша мать. Константин, можете подъехать в ближайшее время?

– А в чём дело?

– Поговорим о здоровье вашей матери.

– Хорошо. Мы с женой завтра приедем к вам. Спасибо. До свидания.

Я в клубе «Зеро». На улице середина дня, а здесь уже полно народу. В глубине зала, на сцене, стоит большой экран с надписью: «Фестиваль короткометражного кино».

Голоса людей смешиваются со звуками джаза, который играет в колонках по бокам стен. То тут, то там среди толпы мелькают мальчики с подносами и предлагают гостям шампанское.

Подзываю одного из них, беру бокал и спрашиваю:

– Где Рафаэль?

Мальчик кивает в сторону сцены и растворяется в толпе. Говорю кому-то сбоку: «А где Рафаэль?». Отвечают, что видели его где-то рядом.

Все здесь кажутся счастливыми и пьяненькими, будто бы для этого свиходаренного бомонда времени вообще не существует.

Джаз стихает. На сцене появляется парень с микрофоном в руках.

– Дамы и господа! Леди и джентльмены! Сейчас мы покажем новый короткометражный фильм «Евгеника»! Режиссёр – Мули Нучо! Мастер артхауса. Поприветствуем, дамы и господа!

Парень хлопает в ладоши – публика повторяет за ним. Аплодисменты постепенно нарастают, и на сцену выплывает тощая фигурка режиссёра. Он берёт микрофон, раскланивается перед зрителями и когда в зале воцаряется тишина, говорит:

– Эта картина, как и жизнь – создана для всех. Приятного просмотра!

Режиссёр машет рукой и уплывает со сцены. Публика перешёптывается и переглядывается.

Свет в зале гаснет. На экране появляется океанический остров. На берегу, под палящим солнцем, сидят две обнажённые фигуры. Мужчина и женщина. Спутанные волосы женщины развеваются на ветру. Мужчина стоит на коленях в песке. Возле него валяются палки и лесной мусор. Он высекает искру и шепчет: «Я ещё не умею расщеплять атом. Я ещё не научился» Он встаёт и подходит к женщине: «Я пошёл за мамонтом»

Женщина продолжает смотреть вдаль и, не глядя на мужчину, говорит: «Мне некогда. Мне нужно стирать» Мужчина, отходя от женщины, поднимает голову вверх, тянет руки к небу и кричит: «Нам уже никогда не отмыться!»

Экран гаснет.

Ночь. Луна отражается в воде. Серебристый берег. Женщина в зарослях опорожняется, затем поглаживает щёку и мычит, будто бы от боли.

Она заходит в пещеру. Там горит костёр. Мужчина насаживает свежие куски мяса на вертел, а женщина выстукивает камнем зуб у себя во рту.

Они берут сырые куски и выходят наружу, идут вглубь зарослей и останавливаются на поляне. Здесь стоит каменный истукан. Они кладут мясо к подножию немой фигуры, падают на колени и, раскрыв ладони, тянутся к безмолвному идолу. Слышны их завывания. Непонятно: они благодарят или умоляют о чём-то своего кумира?

Через минуту мужчина и женщина возвращаются в пещеру, едят и сношаются.

Экран потухает.

Ночь. Горит большой костёр. Вокруг него танцуют люди в набедренных повязках. В центре стоит обнажённая женщина с неестественно вытянутой шеей. Лицо женщины разрисовано мелким орнаментом татуировки и светится счастьем. Скорее всего, это местная королева красоты. Она плачет. Наверняка это слёзы радости.

Вдруг люди у костра перестают танцевать, берут ножи и кидаются к женщине. На её запястьях они делают надрезы. Припадают к ним грязными ртами. На лицах людей появляется блаженное выражение, какое бывает у младенцев, сосущих материнскую грудь. Женщина рыдает, то ли от боли, то ли от счастья. Экран темнеет.

Включается свет. Публика встаёт. Люди аплодируют, как бы приглашая режиссёра на сцену. Его тощая фигурка вновь выплывает из глубины зала, взбирается по ступенькам и кланяется публике.

– Вы меня искали? – прикасается кто-то к плечу.

Оборачиваюсь и вижу мужчину с аккуратной маленькой бородкой.

– Рафаэль, – он протягивает ладонь.

– Костя.

Мы жмём друг другу руки.

– Ну как? Понравилось? – кивает он на экран.

– Обычный, причёсанный хаос.

Он приглашает к столику. Мы садимся. Я отдаю диктофон с интервью и зачем-то добавляю, пытаясь втянуть Рафаэля в болтовню о певице: «В этой Лили что-то есть! Я о бабах редко так»

Он улыбается в ответ, но не поддерживает разговор. Мальчик с подносом, ставит на стол бутылку виски и стаканы. Рафаэль разливает янтарную жидкость. Залпом осушаю свой, наклоняюсь и говорю:

– Знаешь, я бы женщин не воспевал. Не верю им!

– Костя, если ты идёшь к тёлкам просто бери плётку, – со смехом отвечает Рафаэль.

Мы допили бутылку, потом заказали вторую. Голова стала тяжёлой. В ушах уже громко орал саксофон и истошно визжала труба. Я сильно пьяный вызвал такси до дома, бросив машину здесь.