Он подмигивает и улыбается. И к чему это «зато какие впечатления»? Что именно он хочет сказать?

Не хочу домой. Ира, наверное, уже вернулась от тёщи.

– Ладно, – говорю, – Куда ехать?

– Я по гроб тебе обязан, братан! Кину щас адрес. Спасибо, дружище!

– Ладно, ладно, – говорю я, махая рукой, и встаю со стула.

Он понижает голос:

– Ты это… Костян. Поговаривают, что она спит с новым продюсером. Какой-то сыночек местечкового миллиардера. Делай упор на личной жизни. Ты же понимаешь, всем хочется понюхать её трусики, и мы обязаны дать им это!

Мы смеёмся. Я иду к выходу. А он кричит вдогонку: «Закинь запись в редакцию или в клуб «Зеро», Рафаэлю. Ладно? Редакция на отшибе, так что лучше, наверное, в «Зеро». Прилечу – сочтёмся и уже нормально перетрём!»

Выхожу на улицу. Он наверняка подумал, что я весь из себя такой благородный решил выручить его. Наивный! Я просто спасаюсь от скуки.

Прыгаю за руль машины и уезжаю. На часах «11:15». Черт, телефон разряжается! Интервью в час дня, значит, смогу заскочить домой за диктофоном. У меня валяется какой-то со времён института.

Заворачиваю за угол и хочу проскочить на красный сигнал светофора, чтобы поскорее попасть на проспект, но не успеваю. Женщина с ребёнком переходит дорогу. Она держит за руку мальчика лет шести и что-то ему говорит.

Я смотрю на них и вспоминаю пещеру. В ней было темно и душно. Мама чем-то щёлкнула – появился огонь. Она суёт мне в руку коробочку с пламенем.

«Это зажигалка. Зажми вот так»

Мои непослушные пальчики нечаянно соскальзывают с кнопки – снова темно. Мама вновь зажигает огонь и впервые за двое суток, что мы здесь замурованы, я вижу её лицо. Оно вымазано чем-то чёрным. Как будто каменная пыль. Воды у нас нет. Мама зовёт за собой, и мы идём к заваленному входу.

«Отвернись и смотри на стену»

«Мам, ты будешь ловить светлячков?»

Она не отвечает и, всхлипнув, суёт мне горящую зажигалку.

«Мам, не плачь! Я не буду мешать тебе!»

Она будет ловить светлячков! А вдруг я спугну их своими яркими глазами?

Отворачиваюсь к стене и вытягиваю вперёд руку с зажигалкой, стараясь крепко удержать кнопку. У рыцаря Изидо, из комиксов, светились глаза. Он взглядом взрывал стены замков. Я тоже так могу!

«Смотри на стену и не тряси рукой»

Слышу знакомый звук, похожий на скольжение лезвия по льду.

У нас в школе проходил конкурс на лучшую ледяную фигурку. Я ножичком вытачивал птицу, но её крылья растаяли, и учитель посоветовал сделать ежа.

Я сделал хорошего ёжика, но робот Петьки, подлизы и любимчика учителей, выиграл все призы. Петьке достались Лего, пицца и пачка новых комиксов. Этот подлиза, наверное, испугался, что получит за свою победу ещё и по шее от мальчишек, поэтому поделился с нами пиццей. Она была вкусной. С колбасой. Мы запивали её газировкой.

Смотрю на свою тень. Она дрожит в свете огонька. Пытаюсь взорвать стену взглядом, как рыцарь Изидо, но ничего не получается.

Мама рыдает. Палец уже жжёт. Тень на стене теперь извивается, как чудовище. Оно хохочет и тянет щупальца. Показывает пиццу и «кока-колу». Страшно. Я, вскрикнув, бросаюсь к маме. Она сидит над ногой отца, которая торчит из-под завала, и что-то там вытачивает. Я прижимаюсь к матери – она отталкивает меня. Зажигалка падает. Мать кричит: «Я же сказала. Не смотри!»

Наконец, загорается зелёный сигнал светофора. Трогаюсь с места и выезжаю на проспект.

Голубое небо. Плечом к плечу, летит пара белых птиц. Они, как слаженный, точный механизм, без единого слова друг другу, летят к какой-то, только им ведомой, цели. Сбавляю скорость и быстро фотографирую их на камеру телефона. Сзади уже сигналят.

Останавливаюсь у дома, вылезаю из машины и поднимаюсь в лифте на семнадцатый этаж. Как и полгода назад, семнадцатый этаж – это достаточное расстояние для того, чтобы трёхлетний ребёнок, например, высунулся в окно, например, поскользнулся и разбился насмерть.

Жена дома.

– Привет.

– Привет, – отвечает Ира, проходит мимо меня с чашкой в руках и плюхается на диван перед телеком.

На стеллаже снова появилась фотография в чёрной рамке. Я убрал её вчера вечером, когда Ира уехала с ночёвкой к тёще. И вот, она вернулась и снова выставила это. Говорить что-то бессмысленно. Где диктофон? Наверное, в тумбе. Начинаю копаться в ящиках.

– Будешь кофе? – спрашивает жена.

– Нет. Я должен бежать.

Беру диктофон и подхожу к Ире. Протягиваю телефон с фоткой птиц, которую только что сделал. Она смотрит на экран, переводит взгляд на меня и спрашивает:

– Что это?

– Красиво? – улыбаюсь я.

Жена поджимает губы и отворачивается к телеку. Прядь её волос сползает в сторону, открывая белую шею, на которой темнеет багровое пятно. Вчера его вроде бы не было. Она поворачивается ко мне.

– Тебе не стрёмно? Взрослый мужик, а фоткаешь каких-то птичек. И зачем?! Чтобы притащиться сюда на десять минут и показать мне?

Я молчу и смотрю на неё. Что же мы наделали? Как умудрились всё просрать?

Она отворачивается к экрану, а я оглядываю гостиную. Унылые стены в холодных тонах, ненужный телек и знак присутствия жены в квартире – фотография нашего сына в чёрной рамке. Я должен бежать отсюда. Мне надо успеть на интервью.

– Пока, – кидаю жене в дверях.

– Пока.

Агент певицы назначил встречу в дайнере «Суперстар». Он сказал, что рядом находится звукозаписывающая студия, а так как время у певицы расписано по минутам, мне отмерили для беседы час и договорились с администрацией заведения закрыть кафе для посетителей.

Я приехал пораньше, сел за столик, и, заказав кофе, стал читать о Лили. Пара громких романов, из тех, что обсасываются жёлтой прессой, рождение дочери, запись успешного альбома, который за год стал трижды платиновым, множество наград и музыкальных премий.

Стены кафе были увешаны постерами звёзд прошлого века: Монро, Пресли, Дин и другие. Звучала незамысловатая музыка. Та, под которую не хочется думать.

Я как раз заканчивал читать крайнее интервью певицы и посмотрел на улицу – ко входу подъехала чёрная машина и остановилась у обочины. Из передней двери вышел водитель и, обойдя автомобиль, остановился у пассажирской дверцы, открыл её и подал руку.

Сначала появилась чёрная перчатка. Вспорхнула ввысь, чуть задержалась в воздухе и исчезла в ладони водителя. Затем из салона авто поднялась женщина в распахнутом пальто. Её лицо скрывали чёрные очки, а шею украшал красно-чёрный шарфик, будто небрежно накинутый на плечи. Это она!

Я невольно выпрямился, пригладил волосы и поправил толстовку, которая съехала в сторону. Пожалел, что поленился одеться лучше.

Певица шагнула ко входу и уже было вошла в двери кафе, как ей в ноги кинулся парень, проходивший мимо. Он упал на колени и обхватил Лили двумя руками. Заглядывая в лицо певицы снизу вверх, что-то там запричитал. Я услышал только «люблю» и «умру» или, может, «убью» и «умру». Что-то типа того.

Парня оттащил водитель певицы. Сама она, по-моему, не обратила никакого внимания на поклонника и, мне показалось, весь внешний вид певицы говорил, что подобные выходки фанатов для неё – обычное дело. А меня это всё рассмешило. Какой болван! Убожество! Рассчитывает на взаимность! И ещё так мерзко ползать и унижаться перед бабой. Полнейшее ничтожество!

Двери раскрылись – вошла Лили. Вдруг стены обыденного, скучного кафе будто озарились светом дорогого бриллианта. Её плавная походка, с оттенком кошачьей грациозности, сияла изяществом и любовью, которые, казалось, источала эта женщина.

Певица небрежно и легко скинула пальто, стянула перчатки, затем сняла очки и закатила рукава чёрной блузки, тем самым обнажив тонкие запястья. Проделав это, села напротив и между нами остался метр – комфортное расстояние, рекомендуемое психологами для приятной беседы.

Вот мы сидим друг напротив друга: случайный охотник за эксклюзивом и секс-символ поколения. Я включаю диктофон.