Однако не в характере Фёдора было долго находиться в угнетённом состоянии.

Велик грех уныния - "духа не угашайте", но ещё больший грех - усомниться в деяниях Господа. Вовсе не отвратился от него Господь, лишь продолжил, углубил испытание. А стало быть, не только у лукавого, а и у Агнца Божия для Фёдора тут своё, особое предназначение. И надо терпеть, следовать ему до конца победного.

Не может не быть победы этой, Господь всегда, в любой схватке, повергал сатану!

3

- Вот ты говорила, что вы тоже смертны. Но как? Я долго пытался понять, но безуспешно. - У него было своё на уме.

- Зачем тебе это?

- Хочу больше узнать о тебе.

Любомила усмехнулась с горечью.

- Чтобы лучше изучить... врага?

Фёдор вздрогнул, что его так легко разгадали, но остался невозмутим.

- Не врага, конечно. Но и не думай, что я тебе полностью поддался.

- Я так и не думаю, - вздохнула девушка. - Хотя порой ты меня поражаешь своей тупостью. Что меня понимать? Я же сказала тебе: жить всем хочется. В том числе и мне. Вот ваша жизнь - в чём состоит: в сущности, не так ли?

- Да... вроде того. Во всяком случае, эта жизнь, земная. Но и то не полностью, а как бы наполовину.

- Наполовину здесь, наполовину в жизни другой?

- Ну, может, не наполовину, здесь меньшей частью, - замялся Фёдор. - Я как-то не думал об этом.

- Не думал... Ну а вот у нас нет другой жизни: нам не суждено, не отпущено. Мы выше вас, во всяком случае, я так считаю. Но почему-то Бог вас больше возлюбил. Хотя, может, вы просто присвоили себе это: "по образу своему и подобию", и ничего в вас нет исключительного?

Фёдор промолчал, он не знал, что ответить.

- Отсюда и все устремления наши здесь, на земле. Она нам принадлежит, никому больше. У ангелов - небо, у нечистой силы - преисподняя, вы же везде временщики. Раз меньше, чем наполовину, то только грязь, тлен вам тут и доступны, только их вы повсюду сеете, только их после себя и оставляете. Ты говоришь: Добро и Зло - нет ничего вне их, но так только в твоём воображении! Возьмём самый простой пример: лисица ест зайца - плохо, очень плохо! - но почему-то ни зайцев меньше, ни лисиц больше от этого не становится. Но приходит человек - он такой умненький-добренький! - и где лисицы, где зайцы, их совсем не остаётся! Да что лисицы! Ты сюда припёрся, на болото, сам дважды уже в лихорадке сваливался и людей, которых за собой привлечёшь, погубить хочешь несчётно. Что, на наших владениях свет клином для тебя сошёлся? Других мест нет, более пригодных, или расплодилось вас как мух, селиться больше некуда?

- Тут место особое, - спокойно возразил Федор, давая понять, что доводы любомилины на него не подействовали. - Однако ты в сторону ушла, и на вопрос мой не ответила.

- А как ответить? Куда ещё проще? Для нас жизнь в том, чтобы сразу, одновременно, быть не в одном, а во многих местах.

- Непонятно.

- Что же тебе непонятно? Ладно, ещё раз попытаюсь объяснить: вот, скажем, пришёл ты сюда и вырубил весь лес...

- Зачем мне это?

Любомила начала раздражаться.

- Ты хочешь или не хочешь слушать? Что у тебя за привычка такая - перебивать?

- Хорошо, хорошо, я слушаю.

- Ну понадобилось тебе поле, захотелось посеять побольше пшеницы, ремесла какие-нибудь наладить, да кто знает, что тебе в голову взбредёт? Я говорю, как это обычно делается. Суть в том, что я тогда остаюсь... вообще не остаюсь. Без жизни, понимаешь? Паутинка затягивается, но в ней уже нет меня. Другое дело - та старуха, ведьма, как ты её называешь, хотя она вовсе не ведьма. Её власть над всем лесом в здешних краях, я только маленькая часть паутинки, а она сама паутинка. Опять непонятно? Ну ладно, объясню на примере нечистой силы. Бесов, как ты знаешь, великое множество - "имя им - легион", они - та же паутинка, объединённая сущностью Зла. Эти бесы рождаются и умирают как мухи, без числа. Не случайно, наверное, вторым после Люцифера в преисподней следует Вельзевул - Повелитель мух. И Люцифер, и Вельзевул, и множество других тамошних иерархов - бессмертны, потому что они неизбывны. Вельзевул может исчезнуть только тогда, когда исчезнут все бесы, когда не останется мух, которыми он мог бы повелевать. Можешь ты себе такое представить?

- Ну, когда-нибудь это произойдёт. В Писании сказано...

- В Писании? Где же там именно? Я не сильна в подобных вопросах, но даже я могу тебе сказать: пока живы люди...

- ... живы будут и бесы?

Любомила кивнула.

- Ты наконец согласился со мной? Ну тогда должен и понимать, почему я так отчаянно сражаюсь за своё существование: кусочек этот, статуэтку, легенду, то, чему меня Евсей, Арефий научили, что я о любви от тебя узнала - я всё по крохам собираю, всё у меня в дело идёт.

- Но почему тебя так тянет к людям? Ты что, без них прожить не можешь?

- Жила раньше, теперь не могу. У нас ещё меньше, чем у вас рассуждения. Будем считать, что здесь отныне моё предназначение. Моя судьба. Моя жизнь. Оттого я так внимательно всё от вас впитываю, хотя глупость ваша, признаться, слишком часто бесит меня.

- Так ты никак не связана с нечистой силою? Даже теперь, когда стала с нами общаться?

- Нет, я уже тебе говорила об этом.

- Ну а ведьмы? Может, ты как раз одна из них?

Любомила сокрушённо вздохнула, затем принялась терпеливо растолковывать.

- Ведьмы, колдуны - люди. Только дьяволом отмеченные, совращённые. Тебе ли не знать этого, Феденька? Я как, по-твоему, плотская?

- Не замечал, - угрюмо пробурчал Фёдор. - Да и знаю я, кто ты, просто поддразниваю. Это же всем известно: когда люди Бога не ведали, поклонялись они идолам. Бог открылся, явил свою суть Аврааму, и даже заключил с ним договор, и идолы отпали, но исчезать, как ты говоришь, им не хотелось, а дьявол тут как тут, протянул им руку помощи, так и появились наряду с падшими ангелами демоны, поселяющиеся в самых тёмных, смрадных местах нашего сознания и непрестанно крови, жертв требующие. Сила дьявола с тех пор многократно возросла.

Любомила развела руками.

- Ну вот как просто. Чего ж тогда спрашивал, коли всё знаешь?

- Хотел услышать от тебя самой.

- Признания?

- Да, признания.

- А мне признаваться не в чем. Разве что в том, что я люблю тебя.

- Духи не могут любить, ты сама говорила.

- С тех пор многое изменилось, я теперь такой дух.

- Не верю.

Она вспылила.

- Думай, как знаешь. Только не пришлось бы тебе своей ошибкой всю жизнь себе потом отравить.

4

Искусен дьявол, и лик его влекущ, полон тайн и соблазнов. Он поистине вездесущ. Подкралось сомнение - и тут его рожа ухмыляющаяся, поддался вожделению - иди к нему на поклон, без него не откроются тебе врата порока. Слава, деньги - опять его пределы. Фантазия его неистощима, упорство безмерно, терпение безгранично. Не зря же сказано, что способности сатаны бесконечно превосходят способности человека и столько душ погибло в самомнении, что они в состоянии дьявола перехитрить, обвести. Только помощь Господа, в ней и оружие, и защита!

На что же теперь поддел его лукавенький? На собственные его домыслы, исхищрения. Гордыня, опять она, матушка! До него всё определено и разгадано, он может лишь выдумать, но не проникнуть в суть, подобными путями следуя. А уж у дьявола разгадок просить, пытаться одолеть его в споре: итог тут только один может быть - поглубже увязнуть в его топях.

Давай-ка сначала. Да, он пал, ввергся в блуд, не находит в себе сил из него выкарабкаться. Но сумел ведь задержаться, не покатиться вниз дальше. Не так велика, стало быть, как кажется, над ним власть нечистого? Как там говорил отец Евфимий: надо чем-то жертвовать, чтобы главное сохранить. Но что до него Евфимию? Есть только один человек, который может протянуть ему руку помощи.

И он снова сбежал.