– Ну хорошо, с кредитом понятно. А ипотека?
– Это лучше, хотя тоже несладко. И все риски, о которых я говорила, остаются. Но ипотеку, насколько мне известно, дают только молодым семьям. А жениться тебе рано. И потом, не на первой же встречной! Надо быть уверенным, что нашёл именно то, что нужно. Тем более, взяв на себя суровые банковские обязательства. В общем, сынок, ты правильно решил: для начала лучше всего снять квартиру.
– Вот потому я тебя и прошу… Ну поговори с ней, мама.
Может, она тебя послушает? Согласится снять квартиру?
– Боюсь, что она будет гнуть своё. Ведь ей-то хочется замуж… – вконец расстроилась Кира Борисовна.
Потом, помолчав, решила дожать тему, уж коль у неё с сыном пошёл откровенный разговор.
– Вадик, – начала она издалека. – Ты ведь знаешь, что у Марины до тебя был жених. Сам мне рассказывал, как в станице тебе про него соседи все уши прожужжали. Вроде, и к свадьбе там дело шло.
– Ну, да. Было такое.
– И какие у нее были с женихом отношения? Тоже близкие, как сейчас у вас? Я к тому, сынок, что боюсь, как бы претензий каких со стороны её родителей к тебе не было! Мало ли… А то скажут потом, что испортил девку, а жениться не хочет.
– Мам, не надо. Я не хочу на эту тему говорить.
«Конечно, не хочет, – понимала сына Кира Борисовна. – Ведь он у меня глупыш-несмышлёныш. У него до Маринки еще и женщины-то не было, откуда ж ему знать, как должно быть, когда всё по-честному, без обмана…» Но мучить сына расспросами дальше не стала.
Зато ему не терпелось кое-что уяснить для себя.
– Мам, а давай всё-таки разберёмся до конца с вопросом прописки, – предложил он. – Ведь когда-то ты тоже привела папу в квартиру к своей матери, и вовсе не задумывалась о том, понравится ей это или нет. А у папы не было ни жилья, ни прописки в Сочи. Разве не так?
– Верно, сынок, – не отрицала она. – Но не забывай главного: твой папа на тот момент уже окончил институт и показал себя чрезвычайно перспективным сотрудником, к тому же лидером. И в том, что всего в жизни он сможет добиться сам, не было никаких сомнений! И ещё очень существенная деталь. В советские годы было бережное отношение к молодым и талантливым специалистам, и была уверенность в будущем. Молодых людей энергично продвигали по службе. Государство, выучив и трудоустроив, обеспечивало их квартирами! В отдалённых местах – почти сразу, ближе к центру – ставило в отдельную очередь. И ждать приходилось не так уж и долго. Особенно, если работа молодого специалиста была связана с обороной страны. А мы с твоим отцом работали на оборонку, поэтому собственная квартира от государства для нас была вполне реальна, тем более что твоего отца ставили руководителем во всех проектах. И мы её получили! Как и машину! Твоему отцу хотели дать орден за доблестный труд, а он вместо ордена попросил «Жигули» шестой модели.
– Ты хочешь сказать, что ситуация сейчас совсем иная?
– Конечно. Это и так понятно. Нынешнее государство не несёт никакой ответственности за молодых специалистов. Да будь у тебя хоть семь пядей во лбу, а квартиру изволь купить сам, на свои денежки. И если я в свои двадцать два года могла привести мужа в квартиру своей матери и считала, что это нормально, поскольку ВРЕМЕННО, то теперь у меня иная точка зрения на эту проблему. – Кира Борисовна перевела дух, и завершила, почти упрашивая: – Пойми, Вадик. Сейчас жизнь другая, и жизненные ценности тоже другие. И каждый устраивается, как может. А порядочных людей вокруг раз, два – и обчёлся. Большинство так и норовит хапнуть чужое. Вот и не нужно устраивать самим себе тупиковых ситуаций.
Она уж не стала говорить сыну о нравственном аспекте современной жизни. Да и что говорить, когда повсюду навязывают свободную «любовь» со школьных лет и словно нарочно выставляют напоказ самые низменные чувства – подлость, зависть, обман, подстрекательство к ненависти и различным издевательствам, вместо того, чтобы прославлять чистоту отношений и уважение к человеческому достоинству.
С телеэкрана и с обложек модных журналов так и подзуживают: «Будь сексуальной!», «Оттянись со вкусом!»
Подобные лозунги и непристойности бьют в душу, и не просто бьют, а намеренно растлевают её! Как и реклама препаратов, усиливающих мужскую потенцию, презервативов, гигиенических прокладок… Впервые столкнувшись с таким, люди испытывают чувство неловкости и краснеют, возмущаясь вопиющей безнравственностью. Потом начинают привыкать и не стесняться окружающих, заслышав скабрёзную рекламу. А это уже первый шаг на пути к тому, чтобы исчезала естественная, природная стеснительность, дарованная Богом.
И что в итоге? Постепенно утрачивается не только стыдливость, но и вообще стыд! А там, где нет стыда, неминуемо исчезает и совесть. Исчезают благородство и порядочность. А это уже большая беда, грозящая всей стране!
Глава 4. Не так-то легко получить Сочи
Заперев за дочерью и внуком дверь, Нина Сергеевна прошла в комнату, села на диван. Квартирка у неё смехотворно маленькая – пятнадцать квадратных метров жилой площади. Но и такую на черноморском юге получить было неимоверно сложно. Как и сам перевод из сурового северного Казахстана в благополучный и сытый Краснодарский край. Помогли, конечно же, связи…
А началось всё с приезда в Кустанай московского чиновника высокого ранга. Шёл 1967 год. Нине Сергеевне уже минуло тридцать пять, но выглядела она значительно моложе своих лет. Работала заместителем начальника паспортного стола, жила с дочерью. От бывшего мужа, Бориса Кришевского, получала законные алименты. И вот в обычный трудовой день, когда до закрытия паспортной службы оставалось полтора часа, ей позвонили из управления и попросили принять участие в важном мероприятии, которое милицейские верха устраивали в честь приезда московского гостя. Она освежила причёску и маникюр в парикмахерской; переоделась, заехав домой, в нарядное платье вместо милицейской формы, после чего отвезла Киру в посёлок к бабушке, а сама отправилась на званый ужин, где и познакомилась с Григорием – тем самым столичным чиновником.
Она приятно удивилась его молодости, элегантным манерам и броской красоте, достойной киноэкранной знаменитости. Плюс к тому он отличался начитанностью и остроумием. Нина Сергеевна по образованию была гуманитарием, сразу же после восьмилетки окончила педагогическое училище и до работы в паспортном столе преподавала русский язык и литературу в школе. Григорий сыпал цитаты из произведений классиков – Тютчева, Маяковского, Пушкина – удивительно легко, как семена в благодатную почву, и каждый раз останавливал пристальный взор на Ниночке, чтобы уловить в её глазах восхищение и ответный порыв души. И Ниночка завелась с пол-оборота – умело выбивала чечётку своими изящными ножками, подхватывала на лету едва начатую песню и читала наизусть стихи. Вечеринка удалась на славу – с песнями и танцами, обильной выпивкой и угощением.
А потом Григорий повёз её домой на служебной машине, выделенной ему начальником управления. Надо ли говорить, что шофёру пришлось дожидаться московского гостя аж до самого утра, поставив «Волгу» возле подъезда Нины Сергеевны. И закрутился у неё со столичным начальником роман… Помимо прочих достоинств, у Григория оказался роскошный баритон, и он с придыханием, припадая на правое колено, пел ей о любви, обжигая чувственным огнём своих чёрных глаз и аккомпанируя себе под гитару:
И светила им ласково из окна
Луна, луна…
Ля-ля, ля-ля-я… ля-ля-ля-ля-я…
Луна, луна.
Нина Сергеевна таяла от щедрого внимания к ней, от магнитящего взора, который заставлял трепетать её душу, как пойманную в сачок бабочку, от слов, проникающих в глубину истосковавшегося по большой любви сердца… Любви, как в «Алых парусах» Грина!
О романе Ниночки с московским гостем тотчас же узнало всё управление, но галантно помалкивало, делая вид, что ничего не происходит. Нина Сергеевна взяла больничный лист на три дня – как раз на срок его командировки в Кустанай, – плюс выходной, – все эти четыре дня и продолжалась их любовь, яркая и незабываемая, как праздничный фейерверк. Именно о такой любви она и мечтала, осознав, что с Волковым ей семейный очаг не светит; ждала при встрече с каждым новым мужчиной. Женское счастье было целью её жизни, её главным предназначением, данным свыше, ведь она родилась под созвездием Скорпиона. И, кроме любви, ей не надо было ничего.