– Во всяком случае, такой вариант бы не отвергла, – обронила она.

– То есть ты подарком недовольна?

Мила пожала плечами.

– Честно говоря, я рассчитывала на деньги, потому что присмотрела себе золотое колье. А теперь получается, что колье не будет.

У Глеба нервно дёрнулось веко. Всё ей не так. Хотя, если разобраться, чем ей плохо живётся? Он старается помочь ей всем, чем может. Заболеет её мать – везёт по врачам. Нужно устроить в институт дочерей – пожалуйста, только выбери, куда. Работу им подыскать – он тут как тут, со своими связями. И за всё это время ей не пришлось ни рубашку ему постирать или погладить, ни проявить какую-либо другую о нём заботу. Она всегда жила для себя. Ни дня нигде не работала. Да и кто её возьмёт на работу, если у неё нет ни образования, ни умения что-то делать? А желания трудиться и того меньше! Один лишь гонор! Потому она и ухоженная, что тратит время и силы только на свою внешность. Даже детьми занималась не сама, а привлекла к этому делу бабушку, для чего та и приехала из Сибири.

А Кира… Кира – настоящая жена, воспитанница советских времён: и шьёт, и вяжет, и заготовки на зиму делает, и весь дом на ней держится, и дача тоже. О себе бедняжке и подумать-то некогда.

Когда Глеб ушёл от неё, по глупости, к Милке, в первые же дни почувствовал разницу между ней и Кирой. Кира была умной и работящей, заботливой, совестливой. Сама и в магазин сходит за продуктами, и еду сготовит. Завтрак, обед, ужин – всё свежее, вкусное. Постельное бельё и одежда – всегда чистое, наглаженное. А Мила искала от жизни только радости.

Домашние дела мгновенно скинула на Снегирёва. Мол, я вынашиваю твоего ребёнка, так будь добр, заботься обо мне. Обслуживай, носи на руках и обеспечивай деньгами. Такая вот барская позиция. И откуда столько спеси?

А теперь угадываются и первые признаки того, что он ей уже не особенно-то и нужен. Да и что с него взять, если у него теперь даже офиса нет, всю работу делает дома, за компьютером? Да ещё и зарабатывает от случая к случаю! Может, присмотрела себе кого-нибудь? Молодого и богатого? Так пусть не скрывает! Ему от этого только легче станет! Перестанет себя корить за её неудавшуюся, как она ему твердит, жизнь.

Но Милка хитрая стерва. И жадная. Даже если и заведёт другого мужика, всё равно будет тянуть с обоих. Своего не упустит.

– Как девочки? – Снегирёв решил переменить тему разговора.

– Нормально. Лариска замуж собралась. Хотела сегодня тебя со своим избранником познакомить.

– Что же ты меня не предупредила? Я бы оделся иначе. А то не совсем удобно.

– А удобно, что дочь родилась не в браке?

– Ну вот. Опять двадцать пять, – Глеб начинал сердиться. – Я же признал отцовство. В свидетельстве о рождении записаны и мать, и отец. Что ещё нужно? Лучше расскажи, что за избранник?

– Сам увидишь. Они скоро подъедут. Лара звонила.

– Подъедут на чём? На такси?

– На его машине.

– А марку знаешь?

– «Рандж Ровер».

– Подержанный?

– Потерпи. Увидишь.

– Что за секретность? Не понимаю… – Глеб развёл руками и принялся бесцельно бродить по комнате.

Мебель здесь не менялась уже лет десять, но выглядела неплохо: добротный диван, два кресла к нему, обтянутые ещё не потёртым велюром. Рисунок цветочный, с преобладанием болотно-коричневых тонов, разбавленных розовым. Не самый модный, но сойдёт. Стол на восемь персон, стулья. Вместительный шкаф с раздвижными дверцами. Набор всевозможных тумб для телевизора, видеотехники и хранения всякой всячины; навесные шкафы со вставками матового стекла, сквозь которое просвечивали предметы дорогой посуды и диски с кинофильмами. Скромно, но не бедно, и вполне достаточно для того, чтобы приятно провести время, если захочется побыть дома, вместо того чтобы прогуляться вечером по набережной или, к примеру, сходить на концерт.

Под окном послышался шум подъехавшей машины. Людмила подошла, взглянула сквозь тюлевую занавеску.

– Они!

Снегирёв тоже решил посмотреть – и на машину, и на будущего зятя. «Модель из последних», – отметил про себя. Уже хорошо.

– А кто это за рулём? – чуть ли не с ужасом спросил он у Милы.

– Как кто? Будущий муж! – усмехнулась она.

– Китаец?!

– Ну и что из того, что китаец? – фыркнула Милка. – Китайцы тоже люди. И страна их сейчас одна из самых богатых в мире.

У Глеба глаза как вылезли на лоб, так в таком положении и остались.

– Вы что, совсем рехнулись? – только и смог выдавить из себя он. – Мою дочь, красавицу, выдать за китайца?!

– Так, папаша! – прикрикнула на него зазноба, и ноздри у неё зловеще вздулись. – Слушай меня внимательно. Либо держи себя в руках, либо немедленно покинь этот дом! Нашёлся тут советчик! Без тебя разберёмся! И чья бы корова ещё мычала!

– Ну вы точно чокнулись! – мгновенно осип Снегирёв. – Может, младшую за африканца выдашь?

– И выдам, если богатый найдётся! А кто чокнулся, это мы ещё посмотрим, – урезонила его Людмила. – И портить молодым праздник я тебе не позволю. Либо уходи, если не хочешь нормального общения с семьёй, либо встречай гостей, как подобает – с улыбкой и добрыми словами!

– Ага! Ещё и с песнями! – огрызнулся Глеб.

В дверь уже звонили, и препираться дальше не было смысла. «Теперь понятно, почему они всё время темнили, – желчно подумал он о Милке и её мамаше. – Сколько раз спрашивал, где Лариса, так отвечали, что на свидании. А с кем – хитро помалкивали! Вот стервы!» Убитый и оплёванный – ему почти физически чудились плевки на его душе – он поплёлся к двери, прячась за спиной зазнобы.

– Амы вас заждались! – зазвенел приторно-сахарный голосок Милы. – О! Какие чудесные цветы!

Китаец просиял от похвалы, вручив ей огромный букет свежайших алых роз. Ростом жених был чуть выше ста семидесяти, худосочен, но аккуратно подстрижен и одет.

– Это к столу, – сказал он, держа на весу объёмистый пакет, в котором звякнули бутылки.

– Глеб, прими угощение, – Мила обернулась, призывая кричащим взором, чтобы тот побыстрее взял ношу. После чего представила его китайцу: – Это Глеб Романович, Ларочкин папа. Прошу любить и жаловать. А это Лао, что по-русски можно перевести как Лёва.

– Да, да, Лёва. Совелшенно велно, – картавя, поддержал её китаец. Говорил он по-русски вполне сносно.

– Нет уж, я лучше буду звать Лао, – открестился от русского варианта Снегирёв. Помялся, но всё же протянул правую руку для пожатия. Ладонь китайца была костлявая и шершавая, однако ногти отполированы. Белки его узких глаз отливали лёгкой желтизной. «Эге! А у парня уже пошаливает печень», – отметил про себя Глеб. К положительным характеристикам будущего зятя отнёс фирменный костюм синего, с благородным отливом, цвета, белую рубашку и чёрные туфли от Кензо.

Следом за китайцем в комнату протиснулось женское звено – обе дочери и массивная сибирская тёща. Последняя тут же поспешила на кухню и засуетилась там с закусками. Оказывается, она ещё вчера подготовила жареные баклажаны и холодец, спрятав их в холодильнике, промыла листовую зелень, овощи и фрукты. И теперь что-то из этого торопилась разложить по вазам и тарелкам, другое намеревалась использовать в салатах. Младшая дочь, Лиза, подключилась к хлопотам, чтобы помочь бабуле. Глеб сразу же заметил обновки на дочерях – однотонные юбки с пиджаками, которые можно надеть и в офис, и на деловую встречу, сменив аксессуары.

Ни Ларе, ни Лизе не достались такие длинные ноги, как их матери, но девушки производили приятное впечатление: миниатюрные, личики с правильными чертами, фигурки, как у гимнасток. А вот чем обе уж точно могли гордиться – так это густыми, как у отца, волосами цвета чёрной смородины и красивой белозубой улыбкой. Лиза была чуть выше ростом, чем Лариса, и предпочитала носить причёску «конский хвост», подчёркивая тем самым тонкую шею. Её сестра, напротив, любила носить распущенные волосы, они словно струились с плеч до талии, прикрывая плечи.