Я открыла дверь с целью прекратить ссору, не вставая ни на чью сторону. Но последовавшие слова Лидии Николаевны заставили меня отступить к подоконнику.
– Мясо покупать?! Мясо покупать, да?! Чтоб его Танька ела? Чтоб эта сволочь, Зайцева, приходила сюда и тоже ела?! А Ирочка, доченька моя любимая, за решеткой сухари глодала! Ты этого хочешь, да?!
– Молчи! – крикнула Надежда. – Молчи про маму! Из-за тебя она там сидит!
– Что?! – оскорбленно произнесла Лидия Николаевна. – Я?! Я посадила Ирочку? Ведь это же ты! Ты ее, Надька, посадила!! Ты!.. Мне следователь давал твои показания читать! Тебе алиментами нужно было без матери распоряжаться! Пьянствовать на эти деньги с Зайцевой. Подарки везти Таньке своей и с ней водку пить! – Тут Лидия Николаевна перешла на плаксивый голос: – Из-за тебя Ирочка за решеткой сидит… Доченька, моя единственная!
И под восклицания: «Какая мерзость! Какая пакость! Какая гадость!» – старуха удалилась в туалет.
Я стояла у подоконника и трясла головой, когда ко мне подошел Василий и сказал:
– Ты не слушай ее слов. – Он не обращал на меня ни малейшего внимания, а тут смотрел внимательным взглядом, и я увидела, что у него вовсе не пустые, а очень добрые глаза. – Это ж такая дурочка. Я раньше тоже слушал, что она говорит. Как ты. Я же вижу. А сейчас плюю. Дурака с ней валяю все время. Это ж такая дурочка! Ей ничего не стоит у незнакомого человека на улице денег попросить. Вот увидишь. Сейчас выйдет из туалета как ни в чем не бывало…
Когда мы стояли в коридоре и одевались, к нам подошла веселая Лидия Николаевна и ласково спросила:
– И куда ж вы идете? И куда ж вы Васеньку, внучка моего любимого, ведете?
– Ай-яй-яй-яй! – закачал Василий головой, подмигивая. – Ну это ж надо такое, а!
Я понимающе подмигнула в ответ. То, что создавало видимость семейного юмора, для Василия было броней. Но чем оно было для Лидии Николаевны?
Об этом я и спросила Василия, когда мы вышли из дома. Его добрые глаза завоевали мое дружеское расположение. Хотелось с ним поговорить. Я подумала, что выбрать: задавать вопросы на тему его жизни или, заинтересовав собой, самой отвечать на его вопросы. Говорить на отвлеченные темы мы не могли хотя бы потому, что на его столе лежали книги, нагоняющие тоску одними только названиями. Он был мужем моей подруги, и я решила задавать вопросы, хотя, общаясь с мальчиками, я предпочитаю отвечать на них, заинтересовав собой.
– Слушай! С первого дня не могу понять, как бабка к тебе относится. Во всяком случае она старается показать, что любит тебя. Но чувствуется, в голове у нее другое.
– От бабки всегда надо ждать удара. Правда, ты не знаешь, с какой стороны он будет. Но отчего-то всегда уверен, что будет…
Я постоянно об этом думаю, – взволнованно продолжал Василий. – Ничего не могу понять. Иногда терпение мое кончается. Все, думаю, уеду! А нельзя отсюда уезжать. – И он кивнул на Надю.
Я задала второй вопрос, третий, и неразговорчивость исчезла. Я очень многое прощала ему из дальнейших ответов во имя тех добрых глаз. Но за время дороги до Людиного дома моего расположения к Василию сильно поубавилось.
– Друзья? Нет. Здесь у меня друзей нет… Не знаю. Телевизор смотрю, с Надей разговариваем… Зачем Наде краситься? Я ее и такую люблю. Да ничего хорошего. Ну, черным обвести – ладно. А синим-то зачем? Попадет такая девушка под дождь – и… тьфу! Все течет. Вот после армии хотела меня маманя женить. Девку выбрала: все, что надо, по деревенским понятиям, – корова есть, девка сама в магазине работает… А мне все равно было. Посмотрел – вроде симпатичная. Ну и загулял с ней. Пошли как-то раз на речку. И я решил побаловать – раз ее с головкой в реку! Смотрю – вылезает из-под воды не моя девушка. Страшная, аж жуть! После этого дня, как меня маманя ни ругала, как ни заставляла к ней ходить, ни разу не пошел…
Нас в семье семеро. Шесть мужиков и девка. Я третий. Два старших брата уже женаты. А маманя больно уж Надежду любит. Хоть ни разу еще ее не видела, но все равно любит. И то верно. Любить первых двух невесток не за что. Вот у старшего брата. До замужества жена была симпатичная. Хотя мордуля у нее и сейчас ничего… Но растолстела! Это ж такая бочка! Вот смотри. Мой брат получает сто семьдесят рублей. Сто десять отдает ей. Нормально ведь? А ей мало. И через это идут у них каждый день скандалы. А что моему брату?.. Он по девкам ходить начал. Или вот при мне был случай. Затеяла жена братнина ремонт делать. Брат ей помогал сколько мог. А ей мало! Всю жизнь ей все мало. Взяла самолет игрушечный, пластмассовый и по голове моего брата… Ну, после этого… Самолет-то сломался. После этого брат ее здорово прибил. До вечера стонала… Как нельзя? Она должна своего мужа слушаться. Да чего там не права! Что муж говорит, то и надо делать…
Мечта? Была вроде. Моряком я хотел стать. В училище речное поступил. А потом… Девчонка одна была… Да Надежда уж тебе, поди, рассказывала. Не дождалась она меня из армии. Посмотреть на нее захотелось, и все тут. Бросил училище и домой поехал… А потом я в другое училище поступил. Это уж там, где мы с Надей познакомились… Общежитие было плохое. В комнате по восемь человек жили. А в первом училище по двое. Ну я и бросил… А мечта была… Ну да, из-за общежития. По восемь человек в одной комнате! Куда ж такое годится!..
Прихожу домой. Пьяный. Никогда еще так не напивался. Брякнулся на кровать – и до сих пор не могу в толк взять, как я умудрился влезть в пододеяльник. Ведь хотел под одеяло. И вот барахтаюсь там, кричу. Маманя пришла. Вся изба собралась на меня посмотреть. А я уж на пол упал в этом пододеяльнике. Вся семья на ушах от хохота ходила…
Когда в армии служил, был с нами один еврей. Я ихнюю нацию до того ни разу не встречал. Один раз делать было нечего – я давай к нему приставать: «Ах ты сволочь, еврей! Когда в Израиль побежишь?» Зачем? Просто так. Делать было нечего. А он покраснел. Как на меня замахнется. Я его за уши взял, пинков надавал. Да просто так. Скучно было в армии. «Еще, – говорю, – замахивается! Еврей! Сам в Израиль собирается удрать»… Да ничего он мне плохого не сделал. Я же говорю, скучно было.
– Да… Надежда, никак не думала, что твой муж может быть таким жестоким по недомыслию, – сказала я. На что Надя ответила, что Вася – это Вася, и ничего тут не поделаешь.
– Люда мечтает с тобой познакомиться, Танюша, – сказала она, когда мы входили в темный подъезд Людиного дома. – Я тебе уже говорила. А ее брат Саша очень умный. Ты их всех очаруешь. Я уверена.
В ответ на ее слова я споткнулась (в подъезде было очень темно). Необходимость очаровывать Люду и ее брата вывела меня из состояния душевного равновесия.
Спасибо, Наденька. Спасибо большое! Оправдывай теперь ее восторженные слова обо мне, которые я и не просила говорить… Очаровывай теперь, как вы выражаетесь… Дверь открывает, по всей видимости, Люда… Нам, много друг о друге слышавшим, мечтающим друг с другом познакомиться, предстоит волнующая минута встречи… Что мы должны делать? Обняться? Пожать руки? Или просто поздороваться? Пока мы смотрим друг на друга. Но уже надо что-то делать… Люда неопределенно протягивает руки: не то для объятья, не то для пожатья. Я их пожму. Очень сердечно. И улыбнусь, значительно посмотрев в глаза: мол, очень много о вас слышала хорошего… Глаза ничего. Застенчивые… И, спасибо этой Надьке, уже очарованные… Ага. Это Нина… Как хорошо пожимать руку, не заботясь о количестве тепла, вкладываемого в рукопожатие… Ого! А юноша ничего… Взгляд и в самом деле умный. Надя не ошиблась. Вот этого, пожалуй, стоит очаровывать из всей компании… И если б не Сережа… это было бы интересным мероприятием. Плечи красивые… Куда мне садиться? Ты смотри, какой у Саши взгляд заинтересованный… Что это там, на полке? «Государство и право». Все ясно. Юрфак… Зря он короткие волосы носит… Да, Таня, у тебя он еще не спрашивал… Передо мной свой человек. Из стада заурядных интеллектуалов… Как мне понравился город?.. Я не в восторге, откровенно говоря. Все такое прямоугольное… Как патриота своего города, Саша, я тебя оскорбляю заслуженно. В моем городе прямоугольного хватает тоже. Где сейчас без него обходится? Но чтоб хотя бы через два квартала взгляд не порадовала церковь или еще что-нибудь в этом духе… О, боже мой… Две «Экстры»… Народ рехнулся. На пять-то человек! Где я учусь? В данное время я нигде не учусь. И не работаю тоже. Я прожигаю жизнь. Сама знаю, что нехорошо. Я не буду спрашивать, где учишься ты. Потому что я знаю об этом с той самой минуты, как зашла в эту комнату… Точно. «Государство и право» тебя выдало. Вот уже второй день Тане Елагиной приходилось пить ненавистную ей «Экстру»… О чем бы таком поговорить? Перешвыряем пластиночки… С анекдотами? Не пойдет. Для Саши дешево. Про «Мастера и Маргариту»? Не пойдет. Книгу достать трудно. Вряд ли читали… «Романс о влюбленных»! Это всем интересно, и я это не раз с успехом проигрывала. Товарищи! Прошу внимания! Сейчас вы все в порядке очереди выскажете свое мнение о художественном фильме «Романс о влюбленных». Мне это очень важно. Я коллекционирую отзывы. Давай, Василий, начнем с тебя. Не смотрел. Люда!.. Ничего. Ничего – это пустое место. Первая девушка, нашедшая середину между «очень понравилось» и «не понравилось». Нина!.. Ерунда. Как резко. Но в отличие от Люды честно. Надя!.. Не понравилось. И наконец Саша… Очень понравился. Другого ответа я от вас не ждала. Этот юноша говорит мои мысли. К фильму нужен особый настрой. Люди приходят посмотреть правдивую историю жизни человеческой и с этими же мерками лезут к «Романсу»… Предлагаю выпить за «Романс»!.. Вот все осуждают Таню за то, что она быстро забыла Сергея. Только и привык наш зритель рассуждать по окончании просмотра: кто хороший, а кто плохой, кто понравился, а кто нет. Некоторые энтузиасты даже берутся подсчитывать, сколько месяцев Сергей считался погибшим, чтоб доказать легкомысленность Тани.
