Комментарий к Часть 3. Дорога в Хельхейм
Простите за заезженную тему с собакой и долгое ожидание. У меня творческий кризис и явное желание поиздеваться над Локи.
========== Часть 4. У цели ==========
― Нам не следовало разжигать огонь, ― буркнула Сиф, наблюдая за тем, как Фандрал и Вольштагг борются с несговорчивым пламенем. Ветки из мира мертвых никак не хотели загораться, а хилый дым, все-таки появившийся над ними, имел неприятный запах.
― Мне все равно, ― в тон воительнице отозвался Вольштагг. ― Я не могу спать с мокрой бородой и на голодный желудок.
В подтверждение своих слов он выжал рыжую бороду, и вода полилась из нее ручьем. Сиф только фыркнула. На подходе к землям Хельхейма лошади как будто взбесились и никак не хотели ступать на мертвую землю. Неповиновение можно было списать на усталость животных, ведь воины добирались до Хельхейма больше девяти дней, но асам от этого легче не становилось.
Хеймдалль отказался переместить их в Хельхейм, ведь подобное могло навредить Асгарду, поэтому пришлось идти практически на своих двоих. Без Локи, опытного мага, который всегда сопровождал их в походах, находил тропы и помогал бороться со странными существами, живущими в междумирье, путешествие превратилось в кошмар. Нужно было прислушиваться к каждому шороху, следить за изменением направления ветра и очень мало спать, чтобы духи, которых, с приближением к Хельхейму, становилось все больше, не забрались в их сны. Магической защиты очень не хватало.
Поэтому, когда лошади Вольштагга и Огуна чего-то испугались и понесли седоков к воде реки Гьелль, никто сильно не удивился. Огун успел урезонить своего жеребца перед самой водой, а вот Вольштагг влетел в темные воды на полном скаку и на некоторое время скрылся из виду. Фандралу пришлось нырнуться в воду за другом, который успел выпрыгнуть из седла. К счастью, спасение прошло удачно: Вольштагг долго потом отплевывался и ругался, а конь, подхваченный быстрой водой, все-таки смог выбраться ниже по течению.
Теперь же тройка воинов и Сиф разбили лагерь на берегу реки Гьелль, который не принадлежал мертвому миру, и решали, что же делать дальше. Четкого плана не было. Они даже не знали, действительно ли Тор находится в плену у Хель, не знали, что задумал Локи. Фандрал твердил, что все это и есть план Локи, и что они зря покинули Асгард, но, из-за неуверенности в собственном выводе, все равно продолжал следовать за остальными. Локи же так редко повторялся, а скармливать душу брата владычице мертвых даже для него было слишком подло.
Сиф как раз-таки считала, что это было бы как раз в духе Локи, но не озвучивала своих мыслей. Если они все-таки найдут младшего принца и поймут, что он собирается помочь Тору, маг станет для них лучшим союзником. А потом пусть Всеотец решает, кто прав, а кто виноват.
― Нам не следовало разжигать костер, ― в тон Сиф повторил Фандрал, заметив душу мертвой женщины. Та остановилась всего лишь в двадцати метрах от лагеря и, подмигнув Фандралу остекленевшим глазом, поспешила дальше. Воину, должно быть впервые в жизни, не очень понравилось внимание со стороны женщины. ― На нас же могут напасть в любой момент. Мы на земле Хель.
― Еще нет, ― возразил молчавший до этого Огун и указал на существ, которые столпились около моста Гьялларбр. Там были сотни, а то и тысячи существ, которые, к счастью, не обращали на живых никакого внимания. ― Видишь их? Как только мы подойдем к ним, это посчитается агрессией. А так мы в своем праве.
― Вот только какая от этого польза Тору? Будем сидеть здесь и ждать, когда он сам к нам выйдет?
― А что нам еще остается? ― недовольно спросил Вольштагг. Он уже просушил свою бороду, но его настроение так и не улучшилось. ― Мы же не можем ворваться в чертоги Эльвиднира. Там же, ― он помолчал, стараясь унять дрожь в голосе, ― сама Смерть.
Четверо переглянулись, понимая, что каждый думает о том же. В Асгарде не принято было говорить о страхе, ведь он считался величайшей слабостью, а слабости в Золотом Городе не приветствовались. Сейчас же мужчины и женщина даже не смели признаться в его наличии даже друг другу.
― Как думаете, Локи там? ― не выдержав молчания, спросил Огун.
― Не знаю, но если он там, то он достоин уважения, ― Сиф, не веря, что сказала это, отвернулась от друзей и посмотрела на полуразрушенный дворец Эльвиднир. На душе было неспокойно.
Погрузившись в свои мысли, девушка даже не заметила, как над самой ее головой бесшумно пронесся ворон.
***
Больно. Как же ему больно.
Мужчина, заключенный в тюрьму в форме перевернутого золотого алмаза, не чувствовал ни ног, ни рук, ни всего остального тела. Его как будто вырвали, отделили от родной плоти и поместили в агрессивную среду, которая разрывала, скручивала и, казалось, ядовитым потоком проникала в каждую клеточку его тела. А может и не тела, а души? Почему у него возникает такой вопрос, пленник не понимал.
Ему просто было больно.
Постепенно он начал осознавать, что существует еще что-то кроме боли. Он вспомнил, хотя медленно и не сразу, кто он такой. Первым в сознание появилось имя. Оно прогремело как гром среди неспокойного неба боли, оглушая и озадачивая. Тор. Сильное, емкое. Первое время мужчине чудилось, как сотни голосов зовут его, повторяют раз за разом, захлебываясь в восторге.
И Тору это нравилось. Он улыбался сквозь боль, вспоминая все эти возгласы, радовался, переживая раз за разом события давно минувших дней. Там он был счастлив. Рядом был отец, мама улыбалась нежно, брат поддерживал, хоть и не всегда соглашался. А еще были друзья с их постоянными выдумками и затеями: пирами, охотой и вылазками в другие миры. Сколько было же приключений, сколько воспоминаний: общего горя, радости, покоя…
Тор как будто проживал свою жизнь заново. Страдал, веселился, молил о чем-то. А потом все эти эмоции разом исчезли, будто никогда и не существовали в душе наследного принца. Их как будто выкачали, удалили из измученного болью разума, оставив только пустоту. Воспоминания никуда не исчезли, но Тор, как не старался, не мог вернуть утраченное.
А еще Тор постоянно чувствовал рядом чье-то присутствие. Холодное, безразличное. Именно эта сущность высасывала его эмоции, заменяя непонятно на что. Питалась неохотно, как это делают пресытившиеся богачи: не доедая до конца и с некоторой ленцой. И Тору, несмотря на оскорбительное понимание, что он просто обед, было несколько обидно. Неужели он, находясь в плену, не достоин быть оцененным как редкое блюдо? Гордость воина брала свое. И пусть Тор не знал, кто взял его в плен, зачем это происходит и сколько будет продолжаться, он жаждал вырваться и встретиться с противником, как подобает бойцу: с молотом в руках в битве до последней капли крови.
Но Мьёльнир, несмотря на зов хозяина, не возвращался. Должно быть, затерялся где-то в Девяти Мирах и не мог добраться до хозяина.
Понимание этого пугало, но не могло заставить Тора покориться судьбе. Постоянная боль и колдовство, которое было настолько сильное, что даже Тор почувствовал его сразу же, лишили воина возможности слышать и ясно видеть. Одинсон с трудом различал тени, скользящие мимо его темницы. Чаще он понимал, что рядом кто-то есть по изменившейся температуре: становилось так холодно.
Его не кормили. Воды давали лишь столько, чтобы хватило для поддержания организма на грани жизни и смерти.
К моменту, когда воду принесли в четвертый раз, ― по-другому в этом месте невозможно было определить, сколько прошло времени, ― Тор обессилел. Не осталось ничего кроме боли, а тело, прежде здоровое и сильное, стало стремительно терять вес. Организм лихорадочно искал воду, чтобы выжить любой ценой.
Когда воду принесли в восьмой, Тор уже не узнавал собственное тело. Мышцы как будто испарились: стали совершенно тонкими, как у мальчишки-новобранца, и обещали исчезнуть окончательно. Сил, чтобы начать тренироваться прямо в камере и хоть как-то восстановить былую форму, не осталось. Даже упрямство и жажда справедливого отмщения постепенно исчезли. На смену им пришло отчаяние.
