– Почему нет?
– Потому что нет означает нет.
– Я не сказал нет.
– Значит да?
– Я и этого не говорил. Продолжай. Я бизнесмен. Давай поторгуемся.
Кловер нервно рассмеялась, почти захихикала. Она села за стол, а он на стол рядом.
– Ты хорошенькая, когда смеешься, – заметил он. – И когда не смеешься тоже.
– Ты милый, – сказала она. – Мне кажется, что не стоило это затевать. Просто у меня была минутная слабость, а твоя дочь меня поддержала.
– Она оставила свой телефон здесь специально, да? – спросил Эрик.
– Я уверена в этом на девяносто девять процентов.
Черт побери, она была прекрасна, когда краснела. Неважно по какому поводу. Голубые глаза, светлые волосы и естественная красота женщины, слишком занятой, чтобы беспокоиться о большом количестве макияжа. Хотя она всегда пользовалась блеском для губ. Бледно-розовый цвет, который делал ее похожей на модель из шестидесятых. Цвет жевательной резинки, который хотелось целовать. Хотел бы он знать ее вкус.
– Эта девчонка меня однажды прикончит, клянусь.
– Она просто беспокоилась обо мне, – сказала Кловер. – Это так мило.
– А я не привык к тому, что моя дочь бывает милой. Я больше привык к тому, что она красит стены и потолок своей комнаты в черный, стрижет бывшего зека, чтобы он набил ей тату и выбрасывает за дверь соседского кота.
– Она выбросила соседского кота?
– Да, сказала, что он ее осуждает.
– Я думаю, она просто хочет поддерживать свою репутацию.
– Это работает, – согласился он. – Так тебе точно нужен парень на неделю? Так все плохо с семьей?
Девушка тяжело вздохнула и присела.
– Трудно, – ответила она. – Они меня любят, но слышать весь их бред от этого не легче. Им кажется, что они говорят: «Мы тебя любим и хотим, чтобы ты была счастлива», но я слышу «Ты неадекватна, ты сплошное разочарование, и ты не сделала того, что должна, чтобы сделать нас счастливыми». Они так часто задевают меня по поводу замужества, что я даже боюсь просто с кем-то встречаться, потому что не знаю, делаю ли это для их счастья или своего. Я даже почти зарегистрировалась в Тиндере раз десять в прошлом году, но столько же раз и удаляла его с телефона.
– Ой, я лучше дам обет безбрачия, чем зарегистрируюсь в Тиндере. И я даже не католик.
– Не делай этого. Пустая трата времени.
Он улыбнулся ей и пожал плечами.
– Думаешь, я милый? – спросил он.
– Ты горячий, – ответила она. – Как водитель экспресс-доставки.
– Горячо.
– Уже дымит.
– Весело, – сказал он. – Почему мы не флиртовали раньше?
– Потому что твоя дочь на меня работает, а я не хотела ставить ее в неловкое положение.
– О, да. Ее. Дети – помеха для утех. Так я назову свою книгу по воспитанию, если напишу такую когда-нибудь.
– Все так плохо?
– Я люблю своего ребенка, но, черт возьми, она все усложняет. Не думаю, что я думал бы о том, чтобы пригласить тебя на свидание, если бы она была нормальным ребенком. Но эта работа была чудом, в котором мы нуждались. Я не думал, что кто-нибудь даст ей шанс после случая с амбаром.
– Дети совершают глупые ошибки, – сказала она. – Со всеми это случалось.
– В пятнадцать я стащил у отца пару баксов, «позаимствовал» машину без разрешения и въехал в кусты соседей. Я не занимался экотерроризмом, чтобы защитить фермерство.
– У нее есть принципы. Я знаю.
– У нее судимость за поджог и уничтожение частной собственности. Вот что я знаю.
– И это тоже.
– Ты добра к ней, – сказал Эрик. – Эта работа ей подходит. Я думал пригласить тебя на свидание, но потом решил, что Рути не захочет на тебя работать, если мы будем встречаться. Или если расстанемся.
– В этом сценарии мы уже встречаемся или расстались? – спросила Кловер.
– Я родитель. Мы планируем все случайности.
– Я не родитель, но у меня были те же мысли – не испортить все Рути. Но в моем случае это эгоизм. Она отличный помощник. Я бы тоже не хотела ее терять.
– Она без ума от тебя. Ей нужна женская поддержка. Но ее отцу вообще-то тоже. Спроси меня, что значит двести шестьдесят восемь?
– Что значит двести шестьдесят восемь?
– Столько дней до того, как Рути уедет в колледж, а мне вернут мой дом. Не то, чтобы я считаю дни.
– А ты их считаешь?
– Считаю.
– Знаешь, возможно, мои родители будут впечатлены, что я встречаюсь с отцом-одиночкой. Они подумают, что у нас уже готовая семья.
– Ты точно хочешь, чтобы я был твоим Свеном? – спросил Эрик. Он уже хотел этого. Эта женщина приняла его дерзкую дочь-пироманьячку и превратила ее в действующего члена общества меньше, чем за год. Он бы сделал для этой женщины все, включая пункт про «притвориться ее парнем на пару дней».
– Я бы это оценила, – сказала она.
– И мы можем заниматься сексом всю неделю, да?
– Ладно.
– Что? – Эрик рассмеялся.
– Что? – спросила она. – Почему ты смеешься?
– Я не думал, что ты скажешь «да». Я просто пошутил.
– Да? – Она прищурила свои голубые глаза.
– Ну… да. Я не имею в виду, что я не хотел бы. Я действительно хотел бы. Клянусь Богом. Я подумал, что ты не согласишься. Я бы никогда не подумал, что ты можешь сказать «да».
– А почему нет? – спросила она, скрестив руки на груди. О, нет, он решил сделать ее виноватой. Так не пойдет.
– Ты немного сдержанная.
– Сдержанная? Я? – Она села прямо, как учительница.
– Ты носишь водолазку.
– А что плохого в том, что мне хочется, чтобы шея не мерзла.
– Ничего. Очевидно, я был неправ. Мне жаль, – сказал он, совершенно не сожалея о том, что узнал о желании Кловер Грин переспать с ним.
– Ладно, может быть, я немного сдержанна, – согласилась она. – Но это не специально. Когда у тебя свой бизнес, и ты сама им занимаешься, стремишься быть деловой.
– Это я и имел в виду. Просто я никогда не слышал, чтобы ты говорила о личной жизни. И Рути сказала бы, если бы ты с кем-то встречалась.
– Нет времени, – объяснила она. – Наверное, поэтому я сказала да, когда ты сказал… то, что ты сказал.
– Когда я сказал тебе, что хочу с тобой спать?
– Да, тогда, – сказала Кловер. – В общем, у меня есть время на этой неделе для… этого. Уже давно я не участвовала в подобных действиях.
– Как давно? Подожди, не отвечай. Это был грубый вопрос.
– Мы говорим о том, чтобы спать вместе. Это не грубо. Это честный вопрос.
– Хорошо, как давно? Я расскажу о себе, если ты расскажешь о себе.
– Ты первый.
– Несколько лет, – ответил он. – Года полтора? Кстати об этом, я встречался кое с кем перед арестом Рути. А потом вся моя жизнь изменилась, и я стал для нее постоянной нянькой. А ты?
– Я несколько месяцев встречалась с парнем три года назад. Мы расстались, когда он переехал в Сиэтл на работу. Мои родители все еще о нем спрашивают.
– Ой.
– Я даже не скучаю по нему. А вот они скучают.
Эрик протянул руку и тут же пожалел об этом – вся рука была в старых шрамах и мозолях. Но, казалось, она не возражает. Она вложила свою руку в его, и он увидел, что у нее тоже есть шрамы и мозоли на руках.
– Мне нужен маникюр, – заметила Кловер. – В последний раз он был у меня тогда же, когда и последний парень.
– У меня никогда не было маникюра, – сказал Эрик. – У меня и парня не было. Рути пыталась уговорить меня стать геем, потому что одна из ее подружек влюбилась в меня. Мне пришлось вежливо отказаться.
– Это мило. Держаться за руки. Я уже и забыла, как это здорово. – Кловер снова села на стул, но он не отпустил ее руки.
– Очень мило. Я надеюсь, быть твоим Свеном целую неделю не смертельно опасно.
– Это всего лишь День Благодарения, да? Ненастоящий парень.
– Я могу быть очень хорошим ненастоящим парнем. Я могу быть по-ненастоящему привлекательным, милым, романтичным. Я сумею притвориться.
– Я не думаю, что ты сумеешь притворяться кем угодно. Ты кажешься настоящим, – сказала она.
– У меня хорошо получается притворяться настоящим. Мне приходится. Девочки-подростки легко распознают ложь, будто обладают рентген-способностями. Рути бы не оставила тут телефон, если бы не знала, что мы не понравимся друг другу. Она видела меня насквозь. Глаза-рентген.