Чтобы не смущать Барбару, Ирэн решила ей ответить. Она не хотела, чтобы подруга чувствовала себя виноватой:

«Ничего страшного. Спасибо, что дала мне выговориться.»

…А уже на следующее утро в гостиной семьи Смит раздался телефонный звонок. На том конце провода Хелен Смит обвиняли в том, что она плохо воспитала дочь, в том, что Ирэн — распутница. Ирэн слышала, как мать кричит в трубку, пытается хоть как-то оправдаться, и понимала, что её ждёт неприятный разговор. Так же Ирэн понимала, что её в очередной раз предали. Нетрудно было догадаться, кто это сделал — Барбара.

Ирэн не понимала, зачем Барбара это сделала. Но раз она решилась на это, значит, видела в этом выгоду. Ирэн не могла поверить, что столько лет доверяла все свои секреты человеку, который так умело играл на два фронта. Возможно, именно из-за этого мать так пристально следила за Ирэн-кто знает, сколько ещё их разговоров Барбара не смогла удержать в тайне?

Теперь Ирэн не знала, кому верить, зато точно знала другое — по её инициативе Фред теперь точно за решётку не попадёт. Если он и окажется в тюрьме, то только благодаря упорству другой оскорблённой им девушки. А, может, и вовсе за другое преступление. Но кто знает, сколько ещё зла он совершит прежде чем его поймают?! Скольких ещё девочек он обманет?! А, быть может, он почувствует безнаказанность и пойдёт дальше…

Ирэн могла бы всё это предотвратить, но ей не дали. Ей не дали этого сделать такие же люди, как она сама, которые тоже могли бы попасть в такую же ситуацию. А как бы они себя повели? Да, большинство из тех, кто уговаривал её молчать, тоже молчали бы. Но есть среди них и те, кто устроил бы самосуд. А ведь Ирэн действовала куда менее радикально — она лишь хотела наказать преступника так, как того требует закон.

Ирэн могла бы сделать этот мир чуть более добрым и чистым. Но обстоятельства и люди не дали ей этого сделать.

По итогам этого утра Ирэн сделала два вывода. Первый — никому никогда нельзя верить. Второй — люди, в большинстве своём, сами не понимают, что и зачем делают.

Ах, сколько зла можно было бы избежать!

========== Пять лет спустя: утро выходного дня ==========

Мэри недолго удалось пробыть у Франца. Когда на утро она не вернулась домой, родители забили тревогу и стали её искать. Уже вечером Мэри была дома. Итого, у Франца она провела ровно сутки.

Но сколько всего переосмыслила она за эти сутки!

Такого количества любви, нежности, заботы и понимания Мэри не получала ни от кого и никогда. Франц внимательно слушал её, не перебивал, поддерживал. Та ночь, которую они провели вместе, была лучшей ночью в жизни Мэри. Франц интересовался её желаниями, ничего не делал наперекор. В ту ночь Мэри почувствовала себя по-настоящему любимой.

А утром, наблюдая, как Франц щурится от первых лучей солнца, пробившихся в окно, Мэри поняла, что её настигло то чувство, которого она так долго избегала, так долго отрицала. Она полюбила Франца. И полюбить её заставили не многомиллионное состояние, не перспективное будущее, а обыкновенные забота и участие.

Вечером, уже оказавшись в родительском доме, Мэри пригласила родителей на серьёзный разговор. Она сообщила им, что больше не намерена жить с ними, что любит Франца и хочет жить с ним, пригрозила, что если они не позволят ей этого, то будет сбегать снова и снова. Впрочем, родители и не думали ей ничего запрещать — они сказали, что Мэри уже взрослая и вправе решать, где ей лучше.

Уже через пару дней Мэри основательно обосновалась у Франца.

Утопая в бесконечной нежности, Мэри и не заметила, как прошло пять лет. За эти годы многое изменилось — наладились отношения с матерью, брат из отвратительного существа превратился в маленького защитника. Теперь Мэри не ругалась с матерью, и даже все её разговоры о том, что пора уже узаконить отношения и задуматься о детях не могливывести Мэри из себя. Просто она поняла, что есть такие люди, которых легче любить на расстоянии, и мама — именно такой человек.

А вот Франц к такому типу людей не относился. Теперь, Когда Мэри жила с Францем, им обоим приходилось работать, чтобы обеспечить себя всем необходимым. И эти часы в разлуке были пыткой для Мэри — она безумно скучала, хотя знала, что спать они лягут вместе. Зато совместные выходные были самым настоящим маленьким праздником. Ещё бы — ведь в такие дни можно было не вставать с кровати, дурачиться и наслаждаться друг другом без устали.

Был как раз один из таких совместных выходных. Франц и Мэри уже проснулись, но никто из них даже не думал вставать с кровати — вместо этого они обнимались, щекотали друг друга — словом, дурачились. В один миг Франц вдруг стал серьёзен:

— Мэри, а ведь мы уже совсем не дети. Только вот ведём себя совсем несерьёзно.

— Разве это плохо? — Мэри не поняла такой резкой смены настроения своего возлюбленного.

— Не могу сказать, что мне это не нравится, но всё же… Надо становиться серьёзнее.

— В чём? Мы живём вместе, самостоятельно зарабатываем на жизнь, самостоятельно обустраиваем быт. Разве мы не имеем права немного подурачиться? Или ты о чём-то другом?

— Скажи, Мэри, разве тебе не надоели расспросы твоей матери о наших отношениях?

— Надоели, конечно… Но я считаю, что свадьба — формальность. Жить вместе и любить друг друга можно и без всего этого.

— А что, если бы этих разговоров не было? Мы ведь можем это устроить. Сыграем свадьбу, а там уже и о детях можно подумать. Как ты на это смотришь?

Стоит ли говорить, что Мэри смотрела на это более, чем положительно?! Конечно, она хотела стать женой, матерью, хотела надеть красивое белое платье. Но она не хотела торопить с этим Франца, и никак не ожидала от него этих слов. Франц же, смотря в удивлённые глаза Мэри, рассмеялся и произнёс:

— Да, Мэри, ты всё правильно поняла. Я только что сделал тебе предложение.

Мэри радостно взвизгнула и крепко обняла Франца. Было понятно без слов — она согласна. Однако вскоре она отпрянула от Франца и серьёзно произнесла:

— Меня всё устраивает, только я хотела бы внести некоторые коррективы в твои планы.

Франц удивился:

— Какие ещё коррективы?

— Я хотела бы поменять местами составляющие. Какая разница, что будет раньше — свадьба или ребёнок? Тем более, что свадьбу нужно долго планировать, а ребёнка мы можем сделать прямо сейчас. Собственно, этим я и предлагаю сегодня заняться.

Франц посмотрел в полные желания глаза Мэри и улыбнулся:

— Да, ты права — разницы никакой. Так почему бы нам не начать с приятного?

Влюблённые улыбнулись друг другу, после чего слились в поцелуе.

========== Пять лет спустя: транквилизаторы ==========

Натали и Алиса полагали, что тот возмутительный случай на съёмках — исключение, а не правило. Они писали новые картины, организовывали небольшие выставки, старались как можно чаще появляться на публике, но всё тщетно — предложений от серьёзных изданий не поступало, зато раздеться на камеру предлагали по меньшей мере раз в неделю. Теперь это не вызывало ужаса у сестёр — они просто отказывались от таких съёмок и продолжали ждать того серьёзного журналиста, который не захочет задавать им неудобные вопросы или раздеть.

Эмили Лавахиз видела, что её дочери стали больше времени проводить за работой, и сначала её это радовало, но ровно до того момента, как она увидела их новые произведения — всё такие же безликие, без изюминки. Тогда она решила рассказать дочерям о своём разговоре с главным редактором того, первого журнала.

Для Натали и Алисы это стало ударом. Ещё бы — они всю жизнь безоговорочно верили в свой талант, были уверены, что смогут сделать карьеру на том поприще, которое им нравится. Но всё рассыпалось в один миг.

Эмили Лавахиз думала, что жестокие слова взбудоражат дочерей, что они будут больше стараться, станут искать новые, неожиданные решения, но вышло иначе.

Натали пала духом, но не потеряла вкус к жизни, выстояла. А вот куда более ранимая Алиса не смогла пережить удара.