Скарлет так и поступила, и, действительно, уже совсем скоро нашла свой телефон. Дрожащими от усталости и волнения пальцами она написала сообщение Жаку, в котором рассказала Жаку всё, что с ней произошло. Жак очень быстро ответил ей, попросил держать его в курсе, пообещал приехать. Даже через безликие буквы Скарлет чувствовала его любовь и заботу. Ей не хотелось, чтобы у Жака были проблемы с её отцом, она хотела защитить его от этого.
Скарлет считала, что был только один выход, при котором отец не станет ругаться с Жаком. Но, увы, зависит это уже не от неё. Скарлет не должна быть беременна. В этом случае многое можно скрыть, обо многом — умолчать, а о чём-то и вовсе солгать. Если она не беременна, то всё будет идеально — Жак с отцом не поругаются, всё будет так же, как раньше.
Скарлет откинула голову назад, закрыла глаза и стала молиться всем известным её богам о том, чтобы её недуг не был связан с беременностью, Чтобы она вообще не была беременна. Пусть найдут что угодно, но только не беременность.
И молитвы Скарлет были услышаны. Но будет ли она рада этому?
========== Ошибки прошлого ==========
Эмили Лавахиз видела, что с её дочерьми что-то не так. Упаднические настроения начались у них аккурат после съёмки. Однако, Натали и Алиса говорили, что всё прошло хорошо. Но от матери нельзя было скрыть, что они пытаются уйти от разговора, что, очевидно, не всё так хорошо.
Разгадка же пришла сама собой из ниоткуда. В доме Лавахиз зазвонил телефон, мать семейства подняла трубку. На том конце провода зазвучал недовольный мужской голос:
— Вы в курсе, что ваши дочери вчера крайне некрасиво себя повели? Они просто сбежали со съёмки! Наш фотограф полдня их прождал!
Все эти обвинения заставляли Эмили Лавахиз краснеть и оправдываться. В глубине души она была очень недовольна своими дочерьми. Всё равно даже, что они подвели людей, хотя об этом с ними тоже необходимо поговорить. Они сбежали со съёмок! Теперь их не захочет приглашать даже потрёпанная бульварная газетёнка! Как это скажется на их карьере?!
Дослушав звонившего, Эмили Лавахиз, пылая праведным гневом, направилась в комнату дочерей. Решительно открыв дверь, она сказала:
— Я всё знаю. Надеюсь, у вас были веские причины сбежать со съёмки.
Натали и Алиса переглянулись — очевидно, не ожидали, что всё вскроется так скоро. Вздохнув, Натали обратилась к сестре:
— Кажется, больше нет смысла что-то скрывать. Придётся рассказать.
Алиса кивнула в ответ, и Натали, с её молчаливого согласия, начала говорить.
Эмили Лавахиз была в ужасе от рассказа. Ей было больно представлять, что её девочки могли улыбаться со страниц журнала какому-нибудь прыщавому подростку, переживающему гормональный всплеск. Или солидному мужчине, которого в спальне ждёт уже давно потерявшая привлекательность жена, и который только и мечтает завести себе молоденькую любовницу. Да кому угодно! Но даже не это вызвало в ней гнев матери-медведицы. Эмили Лавахиз могла понять когда взрослая женщина сама соглашаются на подобную съёмку — она понимает, зачем ей это нужно, что это принесёт, понимает и возможные негативные последствия. Но когда на такую съёмку почти обманом заманивают вчерашних школьниц, не способных верно оценить ситуацию…
Эмили Лавахиз поняла, что её дочери поступили верно, а вот вся редакция журнала повела себя, как минимум, нечестно. И ведь она краснела и оправдывалась перед одним из этих гнусных людей! Эмили Лавахиз решила, что последнее слово в этом споре должно остаться за ней, поэтому решила перезвонить — благо, номер считался определителем.
— Ну что, вы разобрались со своими дочерьми? — человек на том конце провода сразу понял, кто ему звонит.
— Да, я с ними поговорила. И я считаю, что они поступили правильно! Вы не рассказали им о деталях предстоящей встречи. Если бы вы сразу предупредили, что их ждёт, то всей этой ситуации не возникло бы — мои дочери бы просто отказались.
— Насколько я знаю, им было названо название нашего издания. Неужели им не известна его специфика?
— Они, знаете ли, воспитывались в приличной семье, посещали престижную школу. Откуда им вообще знать о вашем журнале?! К тому же, им ещё нет двадцати одного, а значит, вы должны были вести переговоры сначала со мной, как с матерью и законным представителем.
— Так вы сами не задали ни одного вопроса, а просто сразу передали трубку одной из дочерей, уж не знаю, кому именно. Если бы вы хоть о чём-нибудь спросили, вам бы честно всё рассказали. То, что вы вспомнили, что вы — законный представитель только сейчас — не наша проблема. Признайтесь же, вам просто было неинтересно. Если бы Натали и Алиса согласились в результате на наши условия, то вас бы это не смутило. Не нужно строить из себя примерную мать, вы уже доказали, что таковой не являетесь.
Эмили Лавахиз смутил этот выпад, и она решила задать вопрос, который волновал её больше всего:
— Скажите, почему именно они? Есть много актрис, певиц, моделей, других куда более медийных личностей. Они же — художницы, их деятельность будет интересна не самому широкому кругу. Я бы даже сказала, что это совсем не ваш уровень. Так почему?
— Вы пытаетесь понять, почему их пригласили именно мы, а не какой-нибудь журнал об искусстве? — уточнили на том конце провода.
— Да, именно это я и хочу понять.
Эмили Лавахиз пришлось довольно долго слушать тишину в телефонной трубке прежде чем на том конце провода тяжело вздохнули и, наконец, заговорили:
— Знаете, все журналисты, так или иначе, тесно общаются. Где-то, бывает, и конфликтуют, и соперничают, но у меня всё несколько иначе. Один из моих ближайших друзей — главный редактор одного из журналов об искусстве. И он следил за творчеством ваших дочерей с самого их появления на художественных площадках. У него сразу возникло ощущение, что они — разрекламированные пустышки, посредственности. Но раньше он спускал им это с рук — всё-таки, они дети, мастерство придёт, фантазия разовьётся. Но с годами ничего не менялось. Все их работы были похожи одна на другую, и так — из года в год. И вот на последней выставке они предстали перед зрителями. Мой друг заметил, что ваши дочери так и остались посредственностями. Но зато у них было другое преимущество — они очень красивы. Он-то и предложил мне пригласить их на съёмку — если они так сильно хотят популярности, то пусть она достанется им за то, в чём они действительно преуспели. Я согласился, не раздумывая. Тем более, что они — близняшки. Вы ведь знаете, что переспать одновременно с двумя и более близняшками — одна из самых распространённых мужских сексуальных фантазий?
Эмили Лавахиз бросила трубку, даже не попрощавшись. Только что она услышала то, что давно знала, но чему боялась получить подтверждение.
Натали и Алисе действительно было далеко до звания гениев. У них даже таланта как такового не было. Карандаш в их руках был послушен, краски гладко ложились на холст, но этого было недостаточно. В их работах не было изюминки. Мало того, что картину Натали от картины Алисы с трудом могла отличить даже она, мать — эта проблема легко решалась тем, что сёстры всегда выступали в тандеме, — но их работы также едва ли можно было бы отличить от выпускной работы среднестатистического ученика художественной школы. Иными словами, Натали и Алиса умели рисовать, но делали это без души. И Эмили Лавахиз знала одного человека, рука которого хоть и держала карандаш чуть менее уверенно, но результат всегда был потрясающим. Ирэн Смит.
Именно из-за этого Эмили Лавахиз когда-то взяла эту девочку под крыло, и из-за этого же отказалась помогать. Все думали, что причиной послужил конфликт между семьями, но это было не так. Он стал лишь удобным поводом для того, что Эмили Лавахиз и так давно задумала. Около работ Ирэн останавливалось больше людей, они вызывали больше эмоций. Эмили Лавахиз видела в Ирэн лишь сильного конкурента, угрозу своим дочерям.
Однако в Эмили Лавахиз ещё было живо сочувствие к Ирэн. Поэтому она пошла на её выставку, поэтому пыталась ей помочь. Но потом уговоры Натали, её жестокие слова, убили в ней и это чувство. Мать поддалась на уговоры дочерей, и теперь из-за этого страдают все.
