Тор хмыкнул, с этим ему всё-таки пришлось согласиться. Хотя он не понимал причину поступков Локи, сейчас ему было откровенно не до этого. О возмутителе спокойствия вообще не хотелось думать.
— Будем завтракать, — буркнул Одинсон. — Я омлет приготовил.
Том прищурился и мило улыбнулся:
— Ты разорвал мою одежду, кстати, что мне надеть-то?
— Я предпочёл бы, чтобы ты кушал голый, — мечтательно промурлыкал бог грома, Том состроил смешную рожицу, заставляя Тора рассмеяться. — Ну ладно, так уж и быть, дам тебе свою одежду, ты в ней, конечно, утонешь, но это не страшно.
Тор вытащил из тумбы аккуратно сложенные вещи и от греха подальше вышел за дверь. Он всё прокручивал в голове то, что сказал Том, в некотором роде он прав, у него есть свое мнение и его право относиться к Локи так, как он считает нужным. Они всё равно бы остались каждый при своём мнении относительно мага. Главное - не поссориться, вот это на самом деле важно. Минут через семь актёр показался в той части дома, которая была для Тора кухней, и уселся на один из стульев, куда Тор предусмотрительно подложил мягкую подушку. На разделочном столе стояла пара тарелок с омлетом, крупными кусками нарезан хлеб. Гость с благоговением втянул аромат еды и взялся за свою порцию. Одежда Тора сидела на нём как мешок, штаны пришлось подпоясать, смертный чувствовал себя просто хилым мальчишкой в сравнении с богом, но Тор, кажется, не обращал на это внимания. Хиддлстон с удовольствием поглощал завтрак, как же он проголодался.
— Как вкусно, — с набитым ртом выговорил актёр.
— Вот и хорошо, — покивал Тор. — Я чай заварил из местных трав.
— Ты такой хозяйственный, — похвалил Том, фантазия так и рисовала Одинсона поливающим цветы в лондонской квартире, которая казалась актеру унылой и безжизненной. «Бог-домохозяин», а что, очень даже мило. — А чем ты занимался всё это время?
— Думал о тебе, — честно ответил Одинсон. — Точнее, пытался не думать, но ничего не выходило.
Том кивнул как-то заторможенно и, доев остатки омлета, заговорил, Одинсон едва притронулся к своей порции, он всё не мог отвести глаз от рыжего чуда.
— Тор, ты сказал, что теперь мы вместе, — неуверенно начал британец. — Но позволь спросить… Зачем тебе такой как я? Ты ведь видишь, как со мной сложно, и я «порченный», достоин ли я…
— Не говори так, — тут же прервал его Тор, понимая, к чему клонит актёр. — Я понимаю, что ты не можешь забыть те события, я всё понимаю, Том. Но я помогу тебе, теперь я буду рядом, я буду тебя оберегать. Только позволь мне.
Том опустил голову, ну как сказать громовержцу, что жизнь в глуши не для него? Как Одинсон к этому отнесётся? Должен ли Том бросить всё ради него? Хиддлстон не знал, как поступить верно. Им всё-таки нужно это обсудить, хотя, если Тор станет противиться, британцу придётся сделать сложный выбор, карьера или отношения.
— Я должен вернуться в Лондон, я хочу продолжать сниматься, — Хиддлстон поднял глаза, Тор молчал и чего-то ждал. — Ты вернешься со мной? Здесь очень хорошо, но я…
— Я полечу, — кивнул Тор, он соображал быстро, если Том предлагает отправиться с ним, значит, у них есть шанс на серьёзные отношения, это значит, что Хиддлстон готов идти дальше, Одинсон ни за что не упустит момент, по большому счёту ему всё равно где жить, лишь бы рыжее чудо было рядом.
— Что? Ты согласен? — Хиддлстон чуть было не подпрыгнул от радости, отмечая, что на секунду забыл о тянущей боли в заднице. — Правда? Мы вернёмся вместе? И ты не против? Да?
Тор ничего не успел сказать, счастливый как дитя Том полез к нему целоваться. И Одинсон готов был последовать за ним куда угодно. Когда сильные пальцы прошлись по спине, Хиддлстон застонал Тору в рот и весь задрожал от предвкушения, кажется, он больше не боялся никого и ничего. Но Тор не дал ему толком насладиться поцелуем, оторвался от сладких губ и нагло заявил:
— Но не раньше, чем я тебя в баньке напарю,— засмеялся Одинсон, мечтательно вздыхая. — Не отвертишься.
— И почему мне кажется, что ты имел в виду вовсе не водные процедуры, — впрочем, Том не стал бы спорить. — Ох, я бы тоже не отказался пройтись веником по твоей заднице.
Оба рассмеялись в голос, смакуя каждое слово, ловя улыбки друг друга.
***
Джеймс только от радости не прыгал, когда помирился с Локи. Теперь всё точно должно быть хорошо, планета Земля, наконец, возобновила своё размеренное существование во вселенной. Больше ни слова о загадочном родственничке, ни намёка на ревность. Хант контролировал каждое слово, действие, даже эмоции, которые обычно спонтанно выражались на его лице. От постоянного самоконтроля гонщик стал более напряженным, собранным и хмурым. Лафейсон не сразу понял, в чём дело, сперва не стал заводить разговор на эту тему, но трёх дней ему с лихвой хватило, чтобы понять и чётко осознать, что Джеймс ведёт себя странно, и это ему не нравилось. Хант куда-то постоянно названивал, но на его звонки, видимо, никто не отвечал. Вечно беззаботный британец стал сам не свой. После ссоры и примирения они даже не занимались любовью, словно между любовниками установилась некая невидимая преграда, спали в одной постели, но лишь спали, это всё больше настораживало.
Днём они занимались делами насущными, а вечером то смотрели кино, то слушали музыку, но даже не предавались пустой болтовне.
Локи начал всерьёз беспокоиться, когда его утренний поцелуй был принят с какой-то настороженностью и опаской. Джеймс сбежал из спальни под предлогом, что должен приготовить завтрак. Маг выждал пару минут, натянул штаны и последовал за любовником. Хант нашёлся в гостиной, он снова добивался кого-то по телефону, но безуспешно.
— Где ж тебя носит, чёрт побери? — в сердцах бросил гонщик, потёр шею свободной рукой и опустил трубку на рычаг аппарата. Может, хоть Том объяснил бы, как ему теперь себя вести, Хиддлстон был человеком рассудительным, а сейчас гонщику как раз нужен совет человека с рациональным мышлением.
— Кого ты так упорно добиваешься?
Хант вздрогнул и резко повернулся, Локи стоял, прижимаясь спиной к косяку, скрестив руки на груди, и явно дожидался ответа на свой вопрос. Немец не был похож на ревнивца, и, судя по всему, подобные эмоции для него являлись чем-то из разряда фантастики. Если он и ревновал, то как-то незаметно.
— Ну? — протянул маг спокойно. — Кого же?
— Хотел с Томом поговорить, он не берёт трубку, — смущённо отозвался гонщик, снова хмурясь.
— Почему меня о нём не спросил? — удивился Лафейсон и, опустив руки по швам, подошёл ближе.
Хант понуро опустил голову, неопределённо повёл плечами.
— Джеймс, в чём дело? — Локи вздохнул, подошёл совсем близко, ладонь скользнула по щеке британца.
— Ни в чём, — отрицательно помотал головой гонщик. — О чём ты?
— Ты странно себя ведёшь, — озвучил очевидный факт Лафейсон, его тёплые пальцы прошлись мягкой волной по шее.
— Я не ревную, — тут же выпалил Хант, защищаясь. — Мы договорились, что я не буду, и я не ревную.
Локи вдруг понял, что Джеймс просто пытается себя в этом убедить, а ещё стало очевидным и то, что, пытаясь не ревновать, он, кажется, все силы тратил на попытки держать себя под контролем, и больше ни на что его просто не хватает.
— Джейми, — умилился маг, обвил руками шею любовника и потянулся за поцелуем, гонщик отвечал настороженно, и Лофту пришлось разорвать поцелуй. — Мы обо всём поговорили, ну хватит уже вести себя как фонарный столб. Где мой герой, мой чемпион?
— Я пока не чемпион, — Хант обхватил руками изящный стан любовника. — Я просто не хочу тебя обидеть.
Локи выдохнул и прижался к Ханту всем телом, коснулся губами шеи и зашептал в ухо:
— Я разрешаю тебе ревновать, — сладко пропел маг. — Ревнуй меня, если ничего с этим поделать не можешь, только перестань хмуриться, можешь даже сцену устроить.
Джеймс невесело рассмеялся.
— Чтобы ты снова ушёл? — Хант погладил чёрный шёлк волос и уверенно обнял, прижал к себе. — Не могу я себе этого позволить. Я люблю тебя.
