— Убирайся, — обессиленно бросил колдун.
Лафей исчез, и вместе с ним ушли все силы. Локи был раздавлен правдой. Как сказать, как открыть истину Тору? Энергетический барьер ослаб, и Эрос смог проникнуть в избу, он был таким взволнованным, стал крутиться у ног. Маг поник. Одинсон чувствовал упадок, который испытывал его сосед, справиться с ним сейчас труда не составило. Охотник усадил хозяина избы на постель, Эрос кругами ходил вокруг них, пока Одинсон не бросил на него хмурый взгляд. Кот уселся рядом с постелью и стал вдумчиво наблюдать за состоянием Локи.
— Ты должен уйти, — вдруг произнёс сосед, когда Одинсон сел рядом с ним на постель. — Возьми золото и беги от меня как можно дальше. Ты выполнил свои обязательства, ты больше ничего мне не должен.
— Локи, ты меня пугаешь, — покачал головой Одинсон. — Я не уйду, я же сказал тебе.
— Уйдёшь, поверь, если я всё тебе расскажу, ты всё равно уйдёшь… — Лафейсон сглотнул и продолжил: — Я истинное зло, тебе не будет счастья рядом со мной. Пожалуйста, уходи.
— Что Лафей тебе сказал? Зачем ты вообще его вызвал? Он причинил тебе столько боли, зачем ты снова ворошишь прошлое?
Лафейсон вздохнул, теперь ему всё отчётливей казалось, что отец был его единственным спутником, с которым ему никогда не расстаться. А прошлое было частью его жизни, и оно всё равно настигло его, как неотвратимый Фенрир — своих жертв.
— Ведьма сказала, что видит родственные связи, — Локи не хватало мужества в этот момент, но он собрался с мыслями и продолжил: — Она решила, что ты мой брат, она была убедительна. Я должен был узнать наверняка.
Тор видел, как Локи было тяжело говорить, он слушал внимательно, но что-то внутри тормошило, некое предчувствие. Брат? С чего ведьма решила, что они родственники? Возможно ли?
— Лафей солгал мне, и я просто принял эту сказку, как должное, а сегодня я потребовал от него ответов, снова.
— Что он сказал тебе?
— Фригга не хотела отдавать меня и…
Услышав имя матери, Одинсон подскочил с постели. Локи остался сидеть неподвижно, он не поднимал взгляда, не договаривал начатое, всё и так было очевидно. Сейчас чернокнижник был похож на бестелесного бледного призрака.
— Я всё могу, Тор, — покачал головой Локи, солёные капли катились по его щекам, капали на одежду. — Но я не властен над временем. Если бы только я мог вернуться в тот день, я бы не позволил ему лишить тебя семьи. Почему он не забрал меня из колыбели, когда мама не видела?
В избе воцарилось гробовое молчание, у Тора перехватило дыхание, горло сдавило болезненным спазмом. Умом Одинсон понимал, о чём говорил колдун, как бы невероятно это не звучало. Если это правда, то получалось, чернокнижник, на которого Тор охотился, был его младшим братом. Потерянный, казалось, навсегда — брат. Такого поворота Одинсон не ожидал, но, судя по всему, и Локи к этому тоже был совершенно не готов, было видно, как прогибались узкие плечи под тяжестью груза вины, чужой вины, которую он хотел возложить на себя.
— Ты что такое говоришь? — медленно начал охотник, пытаясь обрести силу воли.
— Я истинное зло, — прошелестел в ответ Локи с упрямой уверенностью. — Я положил бы свою жизнь на алтарь и отдал в жертву тому, кто управляет временем, если бы только мог. Если бы…
Тор рванул вперёд, схватил Локи за грудки, встряхнул, заставляя колдуна подчиниться, заглянуть в его глаза. Когда-то он не смог вырвать его из рук Лафея, не смог предотвратить тот ужас, но сейчас, когда потерянный и вновь обретённый брат винил себя в том, чего не делал, Тора, вдруг обуревала злость.
— Никогда, — Одинсон снова встряхнул Локи, тот не сопротивлялся, лишь его голова мотнулась, как у тряпичной куклы. — Не смей этого больше говорить. Никогда, слышишь?!
Охотник грубо припечатал Локи к себе, он схватил его, судорожно сжимая в объятиях. Локи не трепыхался, он обмяк в сильных руках и не подавал признаков жизни, но Тор чувствовал его дыхание у самого уха, сбивчивое, тёплое.
— Прошу тебя, — прошелестел Локи. — Уходи.
— Никогда, Локи. Больше никогда тебя не отпущу.
Локи задрожал и расплакался, как дитя, он не видел безумной улыбки на губах охотника. Что бы Тор ни сказал сейчас, Локи всё равно не поверит, будет ещё время для разговоров, а пока он просто обнимал своего брата, прижимал к себе, испытывая противоречивое чувство, боль чернокнижника вызывала у него глупую улыбку.
«Вот же глупый ребёнок, — думал Одинсон про себя. — Это ты, мой Локи».
Сон сбылся вовсе не так, как ожидалось, но ключевые моменты предсказания оказались очевидными. Тор встретил кровного родственника, и теперь он не сомневался, что его ждало благополучие и семейное счастье.
========== Глава 9 ==========
Локи долго сотрясался от рыданий в объятиях брата, он отказывался понимать, почему Тор не упрекал его, зачем успокаивал. Он не понял, когда нежные руки, сковывающие его в стальном капкане, стали гладить спину и волосы; Лафейсон упустил и тот момент, когда тихое дыхание Одинсона сменилось нежными поцелуями. Целомудренное касание чужих губ не привело чернокнижника в чувства, а лишь навеяло меланхолию.
Локи устал, и сейчас, как никогда прежде, ему хотелось умереть, исчезнуть серебристым облаком, как умели торовы козлы. Всё было плохо до того, но в своих самых смелых мечтах он позволял себе надеяться на то, что однажды Тор примет смелое решение, однажды они могли стать кем-то большим друг для друга, как два бессмертных существа в поисках родственной души, а теперь надежда рассыпалась блестящими осколками. Между сводными братьями всегда будет стоять эта горькая правда, родственные узы только усугубят их отношения.
Одинсон пиявкой прилип к Локи, он молчал, не пытаясь его разговорить, сейчас болтовня не поможет, они разберутся потом, а в данный момент Тор хотел лишь прикасаться к своему похищенному и чудом обретённому брату, снова и снова убеждаясь в его реальности. Охотника вдруг накрыла щемящая нежность, хотелось гладить и целовать Локи, как кота. Одинсон хотел, чтобы сын Лафея понимал, чувствовал, как нужен ему.
Они долго просидели, прижавшись друг к другу, оба опасались отстраниться. Тор боялся, что Локи снова начнёт корить себя, искать вину, которая лежала вовсе не на нём. Сын Лафея, в свою очередь, хотел насладиться этими крохами настоящего тепла, по которому изголодалась его душа и тело. Охотник первый решился нарушить затишье, он осторожно отстранился, заглянул магу в глаза, тот уже не плакал, но выглядел уставшим и обречённым.
— Локи, как ты? — неуверенно поинтересовался Одинсон, он погладил брата по ноге, Лафейсон тяжело сглотнул и поспешно отвёл взгляд.
«Что-то задумал», — понял Тор.
— Всё нормально, — медленно сказал чернокнижник.
Именно это Тор надеялся услышать, но слова и действия мага очевидно разнились.
— Тебе нужно отдохнуть, поспать, — осторожно предложил охотник. — Может, приляжешь?
— Пожалуй, — легко согласился Локи.
Тор лишь на миг обрадовался, но быстро осознал: Локи просто затаился, он точно предпримет попытку сбежать, но Одинсон будет готов. Охотник потянулся, чтобы расстегнуть и снять с Локи одежду, но тот немедленно запротестовал:
— Не надо.
— Хорошо.
Локи снял обувь, но на постель лёг в одежде. Он отвернулся к стене и, устроившись на боку, замер, словно неживой.
Тор давно уже не смел надеяться на лучшее, злодейка-судьба отняла у него семью в далёком прошлом, всю свою жизнь он был абсолютно уверен, что брата принесли в жертву, и лишь совсем недавно Лафейсон подарил ему надежду своей убеждённостью, что брата забрал отец-колдун.
Они могли никогда больше не увидеть друг друга, а столкнувшись, пройти мимо, не ведая о своём родстве; Тор сам мог убить брата, даже не подозревая об этом в погоне за призраками прошлого, в надежде отомстить. Сейчас, когда он смотрел на Локи, вся его жизнь до этого момента показалась Одинсону полной бессмыслицей, бесцельным существованием.
Что он делал всю свою жизнь? Скитался в поисках новых жертв и убивал неугодных. Этому порочному кругу не было конца, пока не появился Локи, он изменил всё: вытащил его из подземелий ордена, вырвал из рук смерти, дал новую жизнь и дом, он даже выбор ему дал: уйти или остаться. И даже теперь, когда вскрылось их родство, он винил себя в тех давних событиях.
