Немного поразмыслив, Тор пришёл к выводу, что Локи не мог врать, он ведь сам всё видел и слышал: странные слова ведьмы и поведение чернокнижника, его растерянность и боль. Факты на лицо: они братья — очень разные, но родные. К этому открытию никто из них не был готов, но Одинсон испытывал радость: он снова обрёл семью, а Локи прогнулся под тяжестью вины и разочарования. Сильнейший колдун, единственный в своём роде, раскис, а Тор не понимал, почему, а главное, как с этим справиться.

Сложно было с уверенностью сказать, спал ли Локи или просто делал вид, не стремясь снова заговорить. Какое-то время Одинсон просто наблюдал за братом, а потом решил немного отвлечься, он подбросил дров в огонь, угостил Эроса простоквашей и снова уселся у стола. Кот наелся и запрыгнул на стол, стал благодарно ласкаться.

Одинсон улыбнулся, погладил зверя по голове и тихо произнёс:

— Спасибо, что позвал меня, — кот хитро заглянул в глаза охотника. — Ещё бы сказал, что творится у него на душе.

Эрос дёрнулся, глянул на компаньона, прищурился, что-то прикидывая, и снова обернулся, заглядывая Тору в глаза так, словно и правда собирался что-то сказать. Одинсон подобрался, готовый прислушаться к голосу, возможно, сейчас был тот самый момент, когда он сможет услышать мысленный посыл зверя. Эрос подошёл поближе, сел на стол, боком прижимаясь к плечу Одинсона.

«Он влюблён в тебя, — поведал уже знакомый голос. Тор напрягся, весь обратился в слух. — Прежде он мог мечтать, что, возможно, когда-нибудь вы сблизитесь, а теперь этого не случится даже через тысячу лет».

Тор хотел открыть рот, но снова расслышал голос Эроса, только сейчас он понял, что кот размышлял сам с собой, он не знал, что его кто-то слышал.

«Лучше бы он не знал, что вы братья, — Эрос шумно вздохнул, словно человек. — Сбежит, снова сбежит. Он уже выбрал себе дорогу, и она ведёт к Лафею, в его объятия».

Тор шумно сглотнул, этого он не допустит. Он не даст брату сбежать и уж тем более к своему безумному отцу. Что бы там Локи ни думал, он был достоин счастья, он его выстрадал по вине Лафея, они оба потеряли семью и обрели её, пусть Локи пока не понимал этого, но у них они было впереди. Между ними больше не было договорённостей и принудительных обязательств, теперь они были семьёй. Объяснить бы свою позицию этому упрямому зеленоглазому чёрту.

Так или иначе, теперь Одинсону всегда придётся быть начеку, в ожидании каверзных выходок колдуна, разумеется, Локи станет гнуть свою линию, только охотник не поведётся на обманные манёвры.

«Если бы только ты мог убедить его остаться, — проронил Эрос. — Но ты этого не сделаешь».

Тор нервно дёрнулся и, аккуратно приобняв кота, шепнул ему в ухо:

— Ты только скажи, что мне сделать? Я на всё готов.

Кот не вырывался из настойчивых объятий, на какой-то миг охотнику показалось, что Эрос не так хорошо понимал его речи, но ответ животного полностью разубедил его.

«Лафей был для него всем, отцом и любовником. Хватит ли тебе сил превзойти его?» — был ответ.

Озадаченный Одинсон выпустил Эроса из рук, и он немедленно спрыгнул со стола, оба расслышали глубокий вздох сына Лафея. Охотник проводил кота задумчивым взглядом, тот не спешил улечься рядом со своим компаньоном, он держался в стороне.

Тор надолго задумался над словами зверя. Получается, они вернулись к тому, с чего начали в ночь смерти Вольштагга, и, несмотря на все разглагольствования колдуна о лучшей жизни для Тора, зеленоглазый желал не только его дружественного общества, он хотел большего, он надеялся на это, пусть и в глубине души. Теперь стало понятно, отчего он был согласен остаться в одиночестве, почему так категорически был настроен; теперь, когда правда открылась и они знали о кровном родстве, ничего между ними быть не могло, и вовсе не потому, что Локи на это не пойдёт, как раз наоборот, он уже подумал за них двоих. Лафейсон понимал: Тор никогда не прикоснётся к нему как любовник, в лучшем случае лишь как брат.

Даже если Тор добьётся своего и расположит Локи к себе, даст ему почувствовать, как он был ему нужен все эти годы, колдун всё равно будет искать встречи с Лафеем — единственным любовником, который способен был дать магу желаемое. Этого Тор никак не мог допустить. Лафей отнял у Тора семью, но сейчас, когда он только-только обрёл брата, никто не посмеет снова его забрать.

Говорят, в погоне за мечтой заплатишь любую цену. Сейчас Одинсон как раз оказался на перепутье, у него было два возможных выбора: предать надежды Локи и сделать всё возможное, чтобы возродить их братские, семейные узы или переступить через себя и свои убеждения, хотя на них строился весь его шаткий мирок. Выбор оказался очевидным, решение было обдумано и принято. Так будет лучше для них обоих.

***

Локи провалился в спасительный глубокий сон. Все его чувства притупились, накатила апатия и страх. Мутные сны преследовали его серой непроглядной дымкой, маг пытался сбежать, он пытался найти в грязно-сером мареве отца, свой дом. Он всё старался ухватить за его руку, но Лафей всякий раз исчезал под действием некой силы. Яркими вспышками молнии метались вокруг, отгораживая его от Лафея, не позволяя соприкоснуться, вспышки не причиняли боли, но дотянуться до отца не выходило.

Поместье чернильными пятнами стекало в бездну, сквозь пальцы просачивалась вся его жизнь, вот-вот он потеряется в этом потустороннем мире, никто не вытащит его отсюда. Локи провалился в белый туман, каждый шаг давался с трудом, и вот наконец он увидел знакомую поляну, заснеженное озеро и мрачную избу. Лафейсон устало шёл вперёд, он поднялся по лестнице и коснулся ручки, только ладонь его прошла насквозь, и через миг колдун оказался внутри.

Запах мясной похлёбки щекотал нос, всё тело окатило уютным теплом. Локи вернулся домой, так ему показалось. У разделочного стола хозяйничал высокий блондин, он что-то резал на доске, а затем вдруг замер и обернулся.

— Скоро будем есть, — оповестил улыбчивый бугай, в его лице Лафейсон увидел родные черты.

— Ты не ушёл? — едва хватило голоса, чтобы задать этот тревожный вопрос.

Охотник изумился, оставил нож на столе и в какой-то миг оказался совсем близко. Лафейсон замер, как неживой, когда его губы накрыли тёплые уста. Нежный поцелуй заставил Локи блаженно прикрыть глаза.

— Я с тобой навсегда.

Локи медленно открыл глаза, ощущая уютное тепло и аромат мясного бульона. Чернокнижник вдохнул полной грудью и завозился, переворачиваясь на другой бок. Страшно было обнаружить, что Тор ушёл, но ещё страшнее, что остался. Однако стоило увидеть Тора у разделочного стола, как на какой-то миг на сердце потеплело, более того, на обеденном столе за спиной у охотника крутился Эрос. Одинсон обернулся, поставил тарелку с мясом рядом с компаньоном, при этом погладил кота между ушей и мягко улыбнулся.

Локи боялся даже моргнуть, опасаясь быть замеченным. Тор так увлёкся Эросом, что ещё несколько раз нежно погладил его по всей спине, прежде чем почувствовал пристальный взгляд зелёных глаз. Лафейсон сглотнул, хотелось отвести взгляд, но Тор настойчиво удерживал его внимание — сон наяву.

— Выспался? — нейтрально поинтересовался Одинсон. Он не знал, до чего они договорятся сегодня, но разговор был неизбежен, как и выяснение отношений. Охотник был полностью готов обсудить их дальнейшие отношения, их жизнь, если брат тоже был к этому готов.

— Да, — коротко ответил Локи, отводя взгляд в сторону, и поспешно добавил, поднимаясь с постели: — Спасибо, что покормил Эроса.

— Мне несложно, — пожал плечами Одинсон, обходя стол. — Тебе тоже не помешает поесть.

— Пить хочу, — коротко отозвался Локи, ему казалось, что Одинсон пристально следил за каждым его движением.

Чернокнижник подошёл к ведру, зачерпнул деревянной кружкой и стал жадно пить, словно на каменку лил. Утолив жажду, он ладонью утёр губы.

— Ты сам ел?

— Нет ещё, хотел тебя разбудить, — Тор приблизился и остановился у Локи за спиной. — Ты очень долго спал.