— Хорошо, — покивал чернокнижник, его зарок вполне походил на правду.

Локи снарядил Тора в деревню, вооружив достаточным количеством золота. Лафейсон рассчитывал, что ему хватит времени на разговор, хотя не подозревал, чем закончится их очередная встреча.

Набросив на себя тёплую накидку, Одинсон ещё раз бросил взгляд на Эроса, котяра заметно притих, будто под гнётом потустороннего страха, а ведь кот и без того был созданием магическим, чего он мог бояться? Тор тяжело вздохнул. Чернокнижник натянул улыбку, ореол шрамов вокруг рта заострился. Они не сказали друг другу ни слова на прощание, Одинсон только рассеянно кивнул, давая понять, что выполнит просьбу соседа. Только чутьё подсказывало: Эрос предпочёл бы остаться без сметаны, лишь бы он не покидал избу.

С тяжёлым сердцем Тор отправился в деревню, идти по сугробам было как всегда трудно, а ещё ему казалось, будто он вяз в снегу, как в болоте. Он передвигался медленно, каждый шаг давался с большим трудом, охотник чувствовал, как за ним внимательно наблюдали. Может быть, Локи, а может, Фенрир.

Когда Одинсон скрылся из виду, Локи отвернулся от окна, поднялся с лавки, выпрямился.

— Иди на постель, — скомандовал колдун, обращаясь к коту, зверю ничего не оставалось, только подчиниться. Локи распрямил плечи, надменно вздёрнул подбородок: Лафей не увидит его растерянным. — Явись!

Изумрудная рябь прошла по деревянным половицам, тёмный силуэт отделился от стены. Эрос пригнулся, словно готовился к прыжку, и зашипел на статного мужчину, преисполненного чувством собственного достоинства. Облачённый в дорогую одежду болотно-зелёного цвета, к которой всегда был привычен, Лафей выглядел как титулованный граф, длинные угольно-чёрные локоны чуть вились на концах, ниспадая на плечи.

— Здравствуй, Локи, я знал, что ты позовёшь. Я с нетерпением жду каждой нашей встречи.

В своей смерти Лафей ничуть не изменился, да, он потерял свою силу, но не манеру вести себя по-хозяйски. Он по-прежнему был так же красив, красноречив и невозможен в своей манере комментировать поступки сына. Локи молчал, и взгляд его давал понять внимательному духу всю глубину ненависти, всю силу ярости, которая не давала чернокнижнику покоя.

— Я воплощу любое твоё желание, Локи, — любовно произнёс отец, он сделал несколько шагов в его сторону.

Тонкая улыбка на губах Лафея откровенно раздражала. Раз от раза он в открытую говорил о своей привязанности, о своей испорченной любви, о том, что мог подарить ему нежность и страсть, как в те далёкие времена. Его мягкая полуулыбка обещала океан любви, в котором Локи предпочёл бы утопиться, если только смерть была возможной.

— Разумеется, — кивнул Локи, не поддаваясь дьявольскому очарованию родственных уз. — Расскажи о моей матери.

Лафей дёрнулся, словно от небрежной пощёчины, но быстро возобладал над собой.

— Зачем ворошить прошлое? — без выражения отозвался дух.

— Неправильный ответ, — хищно улыбнулся хозяин избы, качая головой.

Лафей взвыл, рухнув на колени. Не в первый и не в последний раз он, истязаемый сыном, испытывал страшные муки. Никогда бы он не подумал, что хоть один его отпрыск сможет настолько превзойти его по силе и нечеловеческой ярости. Загнанный в бренное тело дух кричал на разные лады, когда магия созданного им монстра разрывала его изнутри. Терпеть такое воздействие гордо и беззвучно не удавалось ещё ни разу. Внутренности, кости, жилы — всё выкручивало нещадно, Лафей ощущал себя на дыбе.

Прежде сын довольствовался сладкой ложью и ответов не требовал, почему же сегодня он был столь требователен? Что произошло? К чему эти расспросы?

Чернокнижник выждал достаточно, наблюдая, как отец терял лицо и свою напыщенную невозмутимость, мучаясь от боли. Локи прекратил воздействие, смотрел на прародителя сверху, подобно божеству, он взирал на грязное земное отродье. Они были похожи с одной лишь разницей: Локи получил несокрушимую силу, а Лафей потерял свою мощь. Густые чёрные пряди упали на лицо, скрывая гримасу страданий, Лафей пытался отдышаться, прийти в себя.

О! Он никогда не требовал пощады, никогда не оскорблял своего мучителя. Эти муки для него были слаще забвения и темноты в ожидании новой встречи. Испытывать на себе волю Локи было сродни соитию, агрессивному и страстному, и коль скоро сын не принимал его объятия, духу хватало этих мучительных перепалок.

— Что ты хочешь знать? — прохрипел отец, хватаясь за свою грудь обеими руками.

Лафею всё ещё казалось, что рано или поздно Локи сдастся, перестанет вызывать его просто ради этой боли, они могли проводить время куда более приятно. Адепт не жалел о том, что сделал с сыном при жизни, мучения нежного существа того стоили: Локи обрёл силу, неподвластную больше никому. И за чертой смерти Лафей оставался горд своим сыном, пусть их встречи всегда заканчивались нестерпимой болью и очередной смертью. Проваливаясь в пустоту до поры до времени, адепт уверял себя: сын призовёт его вновь.

— Свою дешёвую ложь можешь оставить при себе, — чернокнижник смотрел выжидающе.

Лафей хрипло рассмеялся, он смахнул волосы с лица, вскинул глаза на сына.

— Прежде она тебя устраивала, ты не задавал лишних вопросов.

— Расскажи, как всё было на самом деле, — бескомпромиссно потребовал Локи.

— Был уговор, — как и в былые времена, завёл старую песню Лафей, сын хмыкнул и собрался было окатить папашу новой волной боли, но тот примирительно вскинул руки. — Подожди, дослушай. У нас был уговор: она родит мне ребёнка, и я оставлю её в покое. Она согласилась. Я хотел забрать тебя сразу же после рождения, но Фригга уговорила меня, хотела сама тебя выкормить.

— Дальше! — рыкнул Локи нетерпеливо.

Прежде Лафей потчевал его слезливой сказкой о том, что мать не желала видеть своё дитя и хотела как можно быстрее от него избавиться. С течением времени Локи стал относиться к матери, которую никогда не видел, как к чему-то нереальному и несуществующему. Она не хотела его — пусть. Она отдала его — прекрасно! Отец был для Локи всем, его учителем и возлюбленным, он принял это и смирился с таким положением вещей.

— Через год я снова явился за тобой и забрал, — продолжал между тем дух, на его губах мелькнула тёплая улыбка.

Локи боялся и желал услышать правду. Лафей не знал, как Локи жил, чем дышал, лишь от случая к случаю он видел, в каких условиях прозябал его отпрыск, когда в распоряжении колдуна было родовое поместье, алхимическая лаборатория. Отец порицал Локи в этом вопросе, он всё разглагольствовал о возвращении домой.

А главное — Лафей ничего не знал про Тора.

— Что ты с ней сделал? — голос Локи предательски сорвался.

— Она не хотела тебя отдавать…

— И ты забрал силой, — Локи сглотнул.

— Фригга вынудила меня, хотела мне помешать. А её муженёк, представляешь, ничтожество, он всерьёз рассчитывал вырастить чужого сына, — Лафей усмехнулся. — А так и своего вырастить не смог. Им следовало отдать тебя сразу.

— У них был сын? — Локи сжал кулаки, он сглотнул и лишь держался, чтобы не наброситься на отца раньше, чем последняя капля горькой правды затопит его окончательно.

— Да, — нехотя ответил проклятый дух. — Если тебя это успокоит, мальчишку я не тронул.

— Ты знаешь, как звали моего брата? — Локи ступал тяжело, словно был выкован из металла, подошёл так близко, что взгляд отца упёрся в его пах.

— Какая теперь разница, — удивился Лафей. — Забудь, вы родня всего лишь наполовину.

— Имя?! — громыхнул Локи и замер в ожидании ответа.

— Тор…

Лафею стоило только назвать последнюю букву имени, как он снова рухнул на пол, теперь уже он катался по полу и кричал так, словно его жгли огнём снаружи и внутри. Локи прикрыл глаза, слёзы предательски хлынули из глаз. Изба задышала магией, словно очнувшаяся от глубокого мёртвого сна.

«Почему ты сказала, что я, как никто другой, могу понять тебя?» — потребовал ответа Локи, когда вытащил Сиф на улицу. Тор не мог их слышать, между ними было приличное расстояние.