— Двухместная комната дешевле двух одноместных, — пояснил он, протягивая Дже ключ.

Тот быстро отыскал дверь с нужной цифрой и в два счета отворил ее. В лицо пахнуло дневной духотой и запахом чистящих средств. Несмотря на захолустье, кажется, убирались здесь каждый день. Джеджун включил свет и оглядел две узкие кровати, разделенные небольшой прикроватной тумбочкой. Напротив на старомодном столе обнаружился пузатый телевизор, который возрастом мог помериться с Нью-Йорком. Юнхо свалил еду на кровать, поставил сумку в угол. Джеджун нашел стопку футляров с DVD-дисками, взял верхний и присвистнул.

— Охренеть, — продемонстрировал он соседу обложку с грудастой блондинкой, длиннющим блядским маникюром раздвигающую розовые складки своих прелестей между ног.

— Будет, что посмотреть перед сном, — хмыкнул Юнхо. — Иди в душ первый.

Дже был очень даже «за». Поблагодарив его, парень юркнул за дверь и щелкнул задвижкой, быстро разделся. Одежда уже начала подсыхать, футболка пропахла потом, воротник был коричневым, как у последнего бомжа. Белье прилипло к телу. Швырнув все в раковину, Дже включил воду и забрался под горячие струи. Уперев руки в дешевую плитку, покрывающую стены, он закрыл глаза от удовольствия. Чего уж там, стремный душ в задрипаном мотеле казался манной небесной, не хотелось вылезать. Капли молотили по обнаженной спине и плечам, уносили усталость и нервозность, смывая их вместе с грязью в канализацию. Джеджун начал засыпать, покачнулся, потеряв ориентацию в пространстве. Вдобавок поскользнулся, успел зацепиться за штору, но и его птичьего веса хватило для того, чтобы сорвать ее. Штанга вывалилась из скобок и хряснула парня по голове. Джеджун распластался на полу, глаза защипало от слез боли и стыда.

— Дже? — послышался обеспокоенный голос Юнхо.

— Я в по…

Голос Кима потонул в хрусте фанеры, которая гордо именовалась дверью. Замок повис на соплях, когда Юнхо вломился в душевую.

— Что случилось?

— Я… я… — Джеджун тряхнул головой, ухватился за затылок, куда получил удар.

— Уснул? Хех, тебе повезло, что не разбил башку об унитаз, — Юнхо протянул ладонь, ухватил парня чуть выше локтя и потащил вверх, помог подняться.

— Спасибо, — Дже стыдливо прикрылся и отвернулся.

Юнхо поднял и штангу, быстро установил все обратно. Поправил штору.

— Домывайся осторожно, — и вышел, кое-как приладив дверь обратно.

Джеджун уткнулся лицом в ладони, мучительно застонал — что же он такой идиот?! Всегда с ним случаются такие вот моменты, которые нисколько не способствуют росту его самооценки. Вздохнув, парень взял флакон с гелем для душа, налил немного в горсть, вспенил. Потом он еще некоторое время возился с одеждой, тер и жамкал. Кое-как выжал и повесил на веревку, протянутую для такой цели над толчком. После чего поправил полотенце на бедрах, чтобы не потерять его по пути из душевой.

Юнхо сидел на кровати поверх одеяла и жевал сэндвич. Взглянув на Дже, он пробубнил.

— Живой?

— Угу.

Дже плюхнулся на кровать, с удовольствием растянулся во весь рост. Ему на спину прилетела упаковка.

— Ешь.

Юнхо оставил его одного, скрылся за дверью, которая грозила свалиться с петель. Зашумела вода. Джеджун уселся и вскрыл вакуумную упаковку. Вытащив один сэндвич, парень откусил кусок и с наслаждением проглотил — как же он был голоден. Еще бы, испытать столько стресса за несколько часов. Кажется, даже дома с отцом ему не было так страшно, как тогда, при виде пистолета… Пистолет! Джеджун огляделся. Заметив сумку в углу, он замер, даже жевать перестал. Некоторое время он сидел, прислушиваясь к звуку льющейся воды, потом поднялся и подошел к сумке. Присев на корточки, он медленно расстегнул молнию, чтобы та не слишком громко жужжала. Чувствуя себя самым настоящим преступником, Дже порылся в одежде, прежде чем нащупал металл. Задержав дыхание, он вытянул оружие, принялся рассматривать. Пистолет оказался на удивление тяжелым, хоть и небольшим. Джеджун запоздало осознал, что теперь на нем окажутся его отпечатки пальцев.

Облизав пересохшие от волнения губы, Дже стиснул рукоять и поднял пистолет на вытянутой руке, будто собираясь стрелять. Удерживать его ровно оказалось довольно непросто, рука мгновенно устала. Да уж, решил Ким, такие слабые ручонки уж точно не смогут вести огонь. Хмыкнув, он ухватил ствол обеими руками, повертел. Словно завороженный, уставился в черное дуло. Вот, значит, что видят перед собой те, кому угрожают пушкой. Безумно страшно.

Джеджун моргнул, сбрасывая с себя оцепенение. И тут понял, что в комнате висит полнейшая тишина. Обернувшись, он пискнул от испуга, отшатнулся, едва не выронив из руки пистолет — Юнхо стоял в дверях душевой и спокойно наблюдал за ним.

-Я… я…

Юнхо вытер лицо кончиком полотенца, висящего на шее, молча подошел. Дже сжался, появилось ощущение, что его сейчас ударят по лицу и наорут, чтоб не смел больше совать нос куда не следует и хватать чужие вещи. Инстинкт самосохранения визжал, чтобы он ткнул в сволочь пушкой, чтобы защитился хоть как-нибудь.

— П-прости, я не должен был…

— Он слишком тяжелый, тебе придется держать его обеими руками, — Юнхо поднял руку Джеджуна, в которой тот стиснул оружие. Потом приладил к ней вторую, уложил правильно, чтобы пальцы левой руки не задевали спусковую скобу, а большой лежал практически параллельно к стволу. — Вот так. Некоторые считают, что подобный хват сковывает движения и мешает быстро переводить пистолет с одной цели на другую, но это все вопрос практики.

Юнхо вернулся к себе на кровать, нисколько не волнуясь за тыл.

— Ты не злишься? — Дже торопливо вернул оружие на место, предусмотрительно зарыл в ворох одежды.

— В свое время я точно так же обнаружил его в ящике с кухонными полотенцами. Любопытство, ничего более.

— Мне бы никогда не хватило духу выстрелить, — поежился Ким. Он прошел мимо парня, забрался на свою постель и взял недоеденный сэндвич. — Даже навести на человека.

— Выстрелишь, коли запахнет жаренным.

Джеджун отхватил кусок хлеба с ветчиной, задумчиво начал жевать.

— Ты… убил его?

— Кого?

— Отца. Ээ… или мать?

Юнхо подтянулся и лег на подушку, швырнул полотенце на тумбочку, отчего его лицо оказалось скрыто от Дже.

— У меня никогда не было матери. Умерла при родах.

— Жаль.

— Наверное. Зато она не узнала, каким ублюдком стал ее сын.

— Будь она жива, ты был бы другим.

— Кто знает.

В комнате повисла тишина. Джеджун прикончил еду, поднялся, чтобы выбросить упаковку и выключить свет. Юнхо лежал, спрятав лицо в сгибе локтя. Вторая его рука, та что с татуировкой, свисала на пол. Дже глотнул воды, разделся и забрался под одеяло. Было тихо и тепло. Только за окном шуршал дождь, изредка сверкала молния.

— Спишь? — послышался голос Юнхо.

— Нет.

— И я…

— Боишься? Ну… кошмаров.

— Я что, ребенок?

— Тогда спи, ты, наверное, устал сегодня за рулем.

Юнхо со вздохом перевернулся набок.

— Ты, правда, хочешь вернуться домой?

Дже тоже повернулся к нему, обнял подушку.

— Нет. А ты?

— Я туда никогда не вернусь.

— Почему?

— Я… реально боюсь, — признался Юнхо. — Чем ближе к Флориде, тем больше меня колбасит. Хотя прошло уже полтора года.

— Расскажи.

Юнхо молчал некоторое время.

— Бабушка рассказывала, что родители долго не могли завести ребенка. И когда мама, наконец, забеременела, они были на седьмом небе от счастья. Ну, дальше ты уже знаешь: я родился, а мама умерла. Отец не хотел забирать меня, нахлобучился в говно, бабушка еле выпросила у врачей забрать меня домой. И воспитывала все то время, пока он бухал, оплакивая маму… Нет, здорово, конечно, когда один человек так любит другого… но… я никогда не мог понять, почему он не любил меня, ведь я, вроде как, ее частичка, — Юнхо зажал зубами прыгающую нижнюю губу. — Короче, если отбросить всю лирику, бабушка умерла, когда мне было десять. И так как папаша у меня вроде как значился, детдом отказался принимать нахлебника. Я с трудом нашел его, да и то благодаря знакомому адвокату бабули. Отец согласился взять меня только когда узнал, что она открыла на мое имя счет, и за десять лет туда набежала значительная сумма. Я мог воспользоваться деньгами только после совершеннолетия, а значит, накопления становились еще больше. Тогда он и решил поиграть в семью, рассчитывая на вознаграждение. Бла-бла-бла, дальше ничего интересного, я батрачил за кусок хлеба у него в мастерской. В четырнадцать я впервые порезал себе руку, мечтая сдохнуть. В шестнадцать я узнал, как порезать вены так, чтобы не откачали наверняка. Но и тогда меня ждал провал.