Пока решали главные, основные проблемы. Вода, еда, лекарства и безопасность. В Костровой Башне было четыре уровня, круглые помещения которых имели удобные ниши-комнатки с небольшими очагами, скамейками, каменными полками и множеством мешков с муккоки и тимайю. Так было принято у них в клане, что после каждой удачной охоты немного злаков ссыпали в хранилище Башни, на «трудные времена». Надеялись, конечно, что такие времена не скоро настанут.

Вот теперь эти запасы оказались как нельзя кстати. Еще Люк намеревался забить одного мьёка и раздать его мясо тем семьям, чьи мужчины были заняты охраной или ранены. Остальных животных требовалось загнать в пещеру, налить им воды и накидать травы. И только после этого можно будет лететь к Башне и хоть чуть-чуть поспать до наступления ночи.

Люк не медлил. С собой он прихватил Жака. И еще с ним была Мэй. Светловолосая не оставляла Енси, вместе с Люком набирала и таскала воду, рвала траву и не жаловалась на усталость и сонливость. Сжимала губы, вытирала пот с лица, хмурила брови. И молчала.

Ни жалобы, ни стонов, ни слез. Она и так была не слишком болтливой, его Мэй. А сейчас и вовсе замкнулась. Снедала ее внутренняя боль, Люк это понимал. Он не знал, как помочь, не знал, чем утешить. Может, чуть позже, когда все будет сделано, когда можно будет хоть немного разогнуть спину и скинуть напряжение.

К мьёкам Мэй тоже полетела вместе с Люком и Жаком. Светило все еще скрывалось за Буймишем, посылая на землю скупые лучи света. Снова поднялся ветер, воздух наполнился песком, и пришлось направить машину как можно выше, чтобы не скрипели на зубах песчинки и не засыпало глаза. Пустыня не поменялась за эту страшную ночь. Все так же темнели ярко-оранжевые барханы, все так же выделялись на их фоне коричневые палатки. Только жара отступила, и долгожданная прохлада немного остужала кровь.

Мьёки нервничали – впрочем, они так всегда вели себя на Затмение. Самочки должны были вот-вот принести приплод, и их железы вырабатывали особые вещества, которые улавливало остальное стадо. Это были особые дни, и мьёки беспокойно передвигались по загону, гудели, наклоняли головы и грозили друг другу рогами.

Впрочем, до стычек не доходило, единственный самец, которого в это время запускали в стадо, умел навести порядок. В это же время и происходило зачатие новых детенышей. Дни Затмения были слишком важны, чтобы пропустить их.

– Хвала Настоящей Матери, ополченцы не навредили мьёкам. То ли не заметили, то ли не понимают, что это такое. Без мьёков мы обречены на вымирание, – пробурчал Люк, спрыгивая на землю.

Мэй слезла за ним и сказала:

– О мьёках не знают.

Люк оглянулся и вдруг приблизился и прижал Мэй к себе. Крепко и жарко. Прошептал, пряча сквозящую горечь в голосе:

– Прости, Мэй. Прости, пожалуйста…

Мэй не отвечала, но тут и не было ответа. Что она могла сказать? Разве словами вернешь умерших?

– Ты меня тоже прости, Люк. Это же наши… Это все сделали наши…

– А до этого нападали мы. Правых нет, все виноваты…

Мэй обхватила руками его шею и поцеловала в губы. Это был первый поцелуй, который она начала сама. Первый раз она сама поцеловала Люка.

Захотелось закричать. Захотелось бить по чему-нибудь или по кому-нибудь. С силой, с яростью.

Не так хотел Люк строить отношения с Мэй, не так хотел целоваться. Они мечтали о вечерах на острове, о костре, о реке, о фруктах. Вот тогда они бы целовались, жарко и страстно. Но не сейчас, не теперь. Не с песком на губах и черным пепелищем в сердце…

Будь она проклята, эта война!

Люк отстранился и глухо сказал:

– Нас ждут большие беды, Мэй. Тебе и моим сестрам надо спрятаться. Отцы клана Мигайев правильно сказали о пророчествах. Белые Цемуки уже появились. И появилась ты. О тебе тоже было предсказание, правда, до конца его не смогли прочесть. На стене в Храме Живого металла.

– Почему не смогли прочесть до конца?

– Потому что не все знаки мы помним. Утратили старые знания. Но может, однажды ты прочтешь нам все, что начертано на стенах Храма Живого металла.

– Если я туда попаду.

– Попадешь. Возможно, новых драконов будут выводить уже этой ночью. Если только не будет нападения.

Мэй не дрогнула и не отвернулась, когда Люк метким выстрелом в лоб завалил здоровенную самку-мьёка. Светловолосая была рядом, пока он вместе с младшим братом сливал кровь, снимал шкуру, вытаскивал внутренности и сжигал их на огне. У мьёков ели только мясо. Потроха сжигали, это считалось «гадким мясом». Почему – сейчас уже мало кто из Всадников мог объяснить. Старое правило, сохранившееся с древних времен.

Да и не нужны были эти потроха. Мяса было столько, что Люк, щедро пересыпав солью и терпкими приправами, набил им пять больших кувшинов. Здоровенную шкуру он еще раз зачистил специальными скребками и растянул сушиться на длинных палках. Через сутки ее можно будет замочить в особом растворе, а после еще раз вычистить и растянуть для окончательной сушки. Потом уже мать вычешет шерсть, скроит квадратное одеяло и обработает края цветными нитками.

Мэй только наблюдала. Сказала, что работа трудоемкая и долгая, – и больше ничего.

Но зато после несколько дней обработки шкура станет меховым одеялом, согревающим в ветреную ночь. Такое одеяло служит долго и незаменимо во время долгих ночевок около мьёков.

Уже когда были погружены кувшины с мясом и зарыты в песок остатки костра, раздался низкий рев одной из самочек. Люк кинулся к отдельным загонам, глянул и вернулся.

– Начались роды. Теперь их лучше не беспокоить, иначе они сильно нервничают.

Остальных мьёков загнали в пещеру. Там было темно, и это раздражало животных. Ничего, придется этим большеголовым малость потерпеть, пока не утрясется с клятой войной…

Каменная пластина с тихим стуком закрыла пещеру, последний раз скрипнуло опускающее колесо, и Люк взлетел в драконье седло.

Бросились в глаза ладони Мэй с въевшимся травяным соком – она сегодня рвала траву не меньше других. Люк положил руку на шею Енси и нечаянно дотронулся пальцами до руки Мэй. На самом деле ему хотелось обнять светловолосую и уже не выпускать. Хотелось чувствовать ее кудряшки на своих щеках, ее дыхание, слышать ее голос совсем близко, совсем рядом. Но впереди было еще немало дел, и Люк хлопнул дракона, приказывая ему возвращаться к Костровой Башне.

– Погнали! – с готовностью прокричал за спиной Жак. Между тем Светило окончательно освободилось от Буймиша и теперь заливало прощальным пурпуром оранжевые, потемневшие пески. Все горело в огне гнева и отчаяния. Пустыня пылала в последних лучах, и Люку приходилось щуриться, иначе яростные лучи слепили глаза.

Скоро оказались над опустевшими палатками семьи, над погасшей печью и осиротевшим общим столом. Теперь никто уже не мог знать, когда семья Люка сможет вернуться в свой дом, когда эти палатки опять наполнятся детскими голосами. А может быть, уже к утру палаток и вовсе не останется.

Потому растянутая на просушку шкура мьёка будет как нельзя кстати.

Люк посадил дракона около родного гнезда и велел Мэй и Жаку прихватить как можно больше одеял и покрывал.

– И подушки тоже берите. А твой рюкзак, Мэй, с драконьей платой и так с нами. И пусть будет с нами всегда.

Ночь они проведут в Костровой Башне. И следующую тоже наверняка. Так что лучше устроиться с комфортом, в тепле и уюте. Чтобы и малышки не на холодном камне сидели, а на удобных подушках и одеялах. Люк даже прихватил их нехитрые игрушки – тряпичные куклы и разноцветные лоскутки. Пусть хоть немного поиграют, авось ужас войны и забудется. Дети ведь все-таки…

И вот нагруженный Енси снова поднялся в небо. Оставалось совсем недалеко, и тут у Люка родилась довольно здравая мысль. А что, если заставить Енси подняться как можно выше и долететь до Вурногов? И посмотреть, что там делают клятые Городские? Это не так далеко, как кажется, всего лишь за два горных отрога. Если быть на достаточной высоте, то пангусы могут даже и не заметить.