Во взгляде Ренарда сейчас было слишком много эмоций, чтобы понять их все. Но Кира зацепилась за то, что почувствовала – страх, разочарование, надежду. От этого стало еще тяжелее. Она вдруг ясно поняла, что если и она уйдет, то окончательно добьет Бошана. Да, француз не любил и не ценил ее, но для него Кира являлась той единственной, кто помогала справляться с жестоким разочарованием, кто бережно хранила осколки разбитого сердца в своих ладонях. Разрушая их невидимую, странную и жестокую связь, она подтолкнет Ренарда к той самой пропасти, в которую сама падает уже столько времени.

– Нет.

Другого ответа она и не могла дать, а ничего другого Бошан и не готов был услышать. Молча и удовлетворенно кивнув, отвернулся. Вот так. Хрупкий мир, достигнутый нечеловеческими усилиями.

Могучее, сильное и прочное здание понемногу разрушалось. В основании уже сыпалась пыль, вылетая из-под плотных кирпичей, расшатывая фундамент сознания, укрепленного чувствами, которые постоянно подвергались испытаниям. Крепкие стены – надежная опора, но и они рано или поздно не выдержат, разрушатся под мощным натиском безразличия и холода.

***

То обещание, данное Ренарду, связало по рукам и ногам, не позволяя даже шагу сделать в сторону, чтобы дать себе такую необходимую передышку, паузу. Вновь и вновь ей приходилось окунаться в бездну карих глаз, утягивающих ее на самое дно пропасти, созданной другим человеком.

Сердце каждый раз останавливалось, когда Кира ловила в этом взгляде боль, так и не исчезнувшую за столько недель. Но с самой собой можно быть честной, и девушка понимала, что не только ее «нет» стало причиной их отношений.

Она не могла без Рена. Слишком привыкла, приросла всеми частями тела, словно сиамский близнец, и если сейчас его оторвать от себя, отрезать, то и она сама не сможет дышать. Просто умрет от ставшего ядовитым воздуха, задохнется без него. Разве можно так сильно кого-то любить? Но только Кира могла знать, что творится в ее душе всякий раз, как наступает ночь. Только она могла бы рассказать об ожидании своей сладкой пытки, и о том, как весь день старается держать себя в руках, чтобы не сорваться и самой не пойти к французу.

И только Кира может объяснить непонятное разочарование, когда Ренард отталкивает ее, когда не позволяет прикасаться к нему, когда убивает своим равнодушием.

– Я вызову такси, – тихий голос француза врывается в уплывающее сознание Киры, которая уже хотела было заснуть прямо здесь, на ковре, наплевав на все.

– Не нужно, – так же тихо ответила она, разглядывая во мраке слабые очертания тела любовника и надеясь, что тот не будет настаивать.

– Пешком несколько километров.

– Я пройдусь.

Громкий вздох, какое-то непонятное шевеление рядом – и вот уже на спину Кире ложится теплая ладонь, медленно поглаживая поясницу. Внезапно нежное прикосновение, никак не вяжущееся с обычным поведением Ренарда и его стремлением отгородиться от Киры. Может, все-таки удалось хоть немного достучаться до его покрытого толстой ледяной коркой сердца?

– Больше этого не повторится, – произнес Бошан, проводя пальцами по позвоночнику, двигаясь вверх, к лопаткам. От легких прикосновений по телу прошла дрожь, приятная и странная одновременно. – Я сорвался, не должен был так поступать.

– Хорошо, – прошептала Кира. Сейчас она старалась ни о чем не думать, полностью сосредоточившись на своих новых ощущениях, которые вызывали пальцы мужчины. Прохладные, мягкие, плавно скользящие по коже, будоража в сознании новые образы, заставляя окунаться в приятную негу. Так, незаметно для самой себя, Кира и заснула.

Когда же утром она открыла глаза, то француза рядом не обнаружила, увидев лишь ключ от номера да остывшую чашку кофе на столике.

– Как обычно, – протянула россиянка, – ушел, ничего не сказав.

Все тело словно было покрыто синяками из-за неудобного лежания на полу – болели плечи, спина и ноги. Кое как поднявшись на ноги, девушка проковыляла к столу и взяла чашку в руки. От ужасного чувства голода отвлекала тупая ноющая боль между ног. Все-таки подобные взрывы страсти не пройдут бесследно для нее. Единственное, чего она боялась, так это пропустить гонку. Если к сегодняшнему вечеру не будет лучше, то на лыжи встать не сможет. Что ж, будет время прийти в себя и решить, что же делать дальше. Ну а пока стоит вернуться обратно в свою гостиницу и привести себя в порядок.

Выйдя на улицу, Кира огляделась, стараясь понять, в каком именно направлении ей идти. Заблудиться было бы совсем некстати, но, повертев головой, она поняла, что совершенно теряется в низеньких домишках и путаных переулках. Вроде, вчера Рен сказал, что пешком несколько километров? Теперь Власова начинала думать, что француз был прав, когда предлагал вызвать такси. Вернуться и подойти к администратору? Как-то желания не было: после позднего визита парочки, взявших номер на одну ночь, сегодня утром он посмотрел на Киру со слишком хорошим пониманием.

Беспомощно оглядываясь, она подумала, что было бы здорово найти какого-нибудь прохожего, чтобы узнать верную дорогу. Поскольку направление движения сейчас роли не играло, она решила повернуть направо. Но, завернув за угол отеля, она сразу же нос к носу столкнулась с теми, кого совсем не ожидала здесь увидеть.

В голове словно что-то щелкнуло: маленький рычажок, отключающий связь с реальностью и переносящий в пустое, безжизненное пространство. Перед глазами замелькали картинки – образы этих двоих, стоящих рядом друг с другом. Близко. Слишком близко, чтобы посчитать это простым общением или случайностью.

Их руки почти соприкасаются, а губы что-то произносят. Но Кира не может расслышать, в ушах нарастает невообразимый гул, мешающий воспринимать действительность такой, какая она на самом деле. Сейчас только одно волновало девушку – Ренард снова с этой француженкой. Опять она рядом.

И, вроде, так не должно быть, ведь все кончено и возврата нет… Невозможно, но сцена перед глазами: губы, взгляды, сплетение рук. Француз ответит. Нет никаких сомнений. Он уйдет к ней, уйдет, не моргнув глазом, стоит лишь дать надежду. Слишком хорошо Кира понимала француза, может, даже слишком хорошо, чтобы попытаться что-то сделать. В груди все рвалось на части от острого желания оборвать эту связь между Реном и Беатрикс, заставить их больше никогда не общаться, даже не смотреть друг на друга! Но разве она может? Разве это будет честно по отношению к Рену? Ведь сердцу не прикажешь, и если у Киры не получилось за столько времени завоевать хоть маленькую частичку души этого человека, то и надежды никакой быть не может.

Пусть ее собственное сердце умрет, перестанет биться в тот момент, как эти двое вновь появятся рядом, и придется стойко перенести всю эту боль, но ведь так лучше, верно? Для всех. И для нее, Киры, в том числе. Лучше уж сразу оборвать все, чтобы потом не было еще мучительнее, еще тяжелее, еще ненавистнее. Что теперь делать? Как быть, если она уже вырвала свое сердце из груди, отдав этому человеку? Оно ведь живое. Оно бьется только когда рядом с ним, когда слышит его дыхание, ощущает прикосновения, ощущает низкие вибрации любимого голоса. Если лишить ее этой маленькой жизни, сосредоточенной во всего лишь одном человеке, то куда идти? О чем думать?

Кира потеряет его. Но она не может потерять его – это будет последним шагом в пропасть, началом долгого и одинокого падения в пустоту. Разве сможет она и дальше дышать, если Рен сейчас уйдет? Он слишком глубоко вошел в сознание, став с ней одним целым, без которого уже не сможет жить – только существовать. Уйдя, француз заберет с собой ее дыхание.

Беспомощно оглядываясь по сторонам, Кира отступила на несколько шагов, вновь скрываясь за углом здания, где ее не увидят. Перед глазами поплыл мутный, серый туман, застилающий мир тонкой пеленой, не дающий увидеть выход из этого проклятого переулка. Она хотела просто уйти, убежать от этой странно ноющей боли в груди. Выбросить из головы все, что видела, и забыть. Забыть, словно страшный сон! Сможет ли после такого?