Лили в самом деле отчаянно не хочется, чтобы эта нормальная фаза перешла в депрессию, ведь она наконец-то впервые за последние полтора года чувствует себя очень хорошо. Конечно, волнение за подругу никуда не уходит, но сейчас они в Лагере Полукровок, месте, что так напоминает настоящий дом; с людьми, которые теперь кажутся семьёй; и наконец с чувством того, что ты являешься чем-то важным, необходимым кусочком большой истории.

— Грустишь? Я думаю, она будет в порядке, — она медленно поворачивает голову вправо, замечая приближающуюся фигуру Дина.

— Хотела побыть сама, — слабо улыбается девушка, поджимая колени к груди и обнимая их руками.

— Я уже надоел? — смеётся парень, широко улыбаясь. Лили морщит лоб, но растягивает губы в измученной улыбке:

— Просто здесь столько людей, а мне хотелось разобраться в себе, — врёт и не краснеет, но не в этом весь сок. Дин подмигивает девушке, произнося:

— Всё в порядке, поверь. Мари уже сегодня-завтра очнётся, дети Аполлона уверены в этом процентов на сто, — Лили резко поворачивает лицо к нему, хмуря брови ещё сильнее. — Ну процентов на семьдесят, — исправляет себя Дин, замечая пристальный взгляд Лили. — Ну мы же оптимисты, а пессимизм по части детей Аида, — разводит он руками в стороны, в то время как она закатывает глаза. — Не кипятись, всё будет в порядке, — как-то слишком внезапно рука сына Афродиты ложится на её талию, отчего Коулман слегка вздрагивает. Глаза отражают удивление.

— Что? — спрашивает Дин, пальцами пробежав по её спине. — Мы же хотели обсудить планы на наше совместное будущее, помнишь? — заговорщически щурит глаза, заставляя Лили невольно улыбнуться. — Вот и нашлось время, когда нам остаётся только ждать, — Дин второй рукой аккуратно поворачивает лицо Лили к себе, а затем целует, аккуратно и осторожно.

— Я правильно говорю? — спрашивает шёпотом, на короткий миг отрываясь.

Лили поджимает губы, но уголки невольно подскакивают вверх.

***

Питер приоткрывает глаза, понимая, что он всё же заснул вчера, вовсе не собираясь этого делать. Усталость таки взяла вверх над ним — он даже не помнит момента, когда вырубился. И ему, как ни странно, толком-то ничего и не снилось — это был лишь необходимый отдых организма.

Взгляд вновь замирает на девушке, что лежит на койке. Прохладный ветерок дует из окна, заставляя её волосы чуть-чуть переместиться с одного места на другое.

А Питер засматривается на спящую Мари, как бы странно это ни звучало.

Полтора дня она спит и не просыпается.

Знаете, это вызывает не то чтобы волнение, но скорее панику.

Сначала Питер практически истерил, не отходил от неё ни на шаг, но затем постепенно успокоился и смирился. Волнение всё не хотело идти на нет, но по крайней мере он уже контролировал себя и не психовал.

Одна лишь нервозность, которой в это же время тоже страдали и остальные из их компании.

Звук постепенно нарастающей мелодии резко выдёргивает Питера из мыслей, заставляя повернуться в сторону тумбочки, на которой он вчера вечером оставил телефон Мари.

Макс.

Этот мелкий шкет, как мысленно Питер называл его, названивал по меньшей мере три раза на дню, пытаясь узнать, как там его сводная сестра.

Стивенс за это искренне уважал подростка, который при этом успевал прикрывать Мари от родителей всё это время. И ещё постоянно интересовался, как дела у неё самой.

Питер сказал ему, что она просто неудачно подвернула ногу и ударилась головой. Выдумал что-то про незаметные швы и быстро исцеляющуюся травму, а ещё про то, что врачи попросили оставить её в покое на дня два-три.

Да, Питер пытался мыслить оптимистически: он был практически полностью уверен, что Мари очнётся, ведь…

Ведь он попросту не видел причин того, чтобы она этого не сделала.

— Да? — нажимая зелёную кнопку, тут же произносит он.

«Привет, Питер. Мари ещё нельзя говорить?»

— Нет, к сожалению, — Питер постукивает костяшками пальцев по своему бедру. Серые глаза замирают, глядя на умиротворённое лицо спящей Мари. — Я обязательно скажу ей, как только её выпустят, чтобы позвонила тебе. Мы уже неподалёку от Нью-Йорка, поэтому я думаю, что она вернётся домой уже послезавтра или через два дня, — вздыхает, переводя дыхание.

Как же, чёрт возьми, ему неудобно врать. Такому всегда правильному, честному и откровенному Питеру Стивенсу.

И да, странно такое слышать о сыне Гермеса, бога воров, изворотливости и красноречия в одном лице.

«А…» — на несколько секунд Макс замолкает. Питер морщится. — «Ладно, тогда… Я позвоню ещё вечером, хорошо? Если, конечно, она мне не позвонит до этого…»

— Да, естественно. Пока, — Питер нажимает кнопку сброса вызова, хмурясь. Постукивает себя ладонью по лбу, напоминая самому себе, чем он занимается.

Да, правильно, обманывает подростка относительно реальной ситуации с его сестрой.

Поэтично, Пит, поэтично.

— Это был Макс? — он резко поднимает голову, удивлённо распахивая глаза.

Взгляд натыкается на севшую на своей постели Мари, что с лёгким недоумением на лице смотрит на него в ответ.

Питер оробело движется к ней:

— Ты…правда проснулась?

— Похоже на то, — чуть неуверенно произносит девушка, оглядываясь.

— Наконец-то, — растягивает Питер губы в улыбке, тут же сжимая её в крепких объятиях. Мари замирает, не двигаясь, но затем настороженно спрашивает:

— Где мы? — хмурит брови в своей привычной манере, отчего Питер тут же видит обычную Мари, их Мари. С её хмуроватостью, расчётливостью и уравновешенностью.

— В лазарете, в Лагере Полукровок, — тут же отвечает Стивенс, аккуратно присаживаясь на край её койки, застеленной белым постельным бельём. — Ты была в отключке по меньшей мере полтора дня, думаю, все будут рады тебя видеть, — он улыбается, ладонью аккуратно проводя по её руке. Девушка едва заметно краснеет, но затем отмахивается:

— Значит, мы всё же добрались. Не хотелось бы мне сегодня спать, особенно после такого долгого… — она замолкает, на миг на её лице отражается беспокойство. -…сна.

— Ты в порядке? — спрашивает Питер, наклоняясь поближе к ней. Мари отрицательно мотает головой из стороны в сторону:

— Естественно. Просто ещё слегка сонная, — клонит голову к груди, растягивая губы в натянутой улыбке.

— Ладно. Пойду скажу остальным, что ты очнулась, — он в последний раз проводит ладонью по её щеке, заглядывая в глаза.

А Мари тем временем отчаянно пытается казаться спокойной и просто сонной.

Стивенс медленно поднимается и уходит. Мари сглатывает, прикрывая глаза на несколько секунд.

Перед взглядом всё ещё стоят множество снов, которые она прекрасно помнит, но не хочет рассказывать о них никому, потому что боится.

Слыша шаги, она думает, что Питер возвращается что-то сказать, но, подняв голову, обнаруживает заходящего в палату светловолосого паренька ростом выше неё примерно на полголовы. У него лохматые светлые волосы, вьющиеся около ушей, и голубые глаза. Он одет в тёмную футболку, шорты и шлёпанцы.

Настороженно хмуря брови, Мари следит за его передвижением по комнате, пока сам парень не замечает её сидящей на кровати.

— О, так ты очнулась, — растягивает губы в добродушной улыбке. — Я Уилл Солас, сын Аполлона, присматривал за собой всё это время лично по просьбе твоего брата, — хмыкает забирая часть пузырьков, что ранее стояли на одной из тумбочек. — Как себя чувствуешь? — спрашивает, параллельно что-то записывая себе в блокнот, лишь на короткий миг поднимая глаза на Мари.

— Вроде-как нормально, — пытаясь придать своему голосу бодрости, отвечает Мари. Уилл кивает, растягивая губы в улыбке:

— Вот и хорошо. Думаю, все в Лагере будут рады твоему пробуждению, особенно друзья, — он аккуратно присаживается на край койки, а затем тянется к руке Мари. Та недоумённо смотрит на него. — Спокойно, я просто проверяю пульс, — девушка кивает, протягивая запястье. Уилл располагает пальцы на нужном месте, а затем переводит глаза на часы на своей руке. — Норма, — констатирует спустя четверть секунды. А затем замирает, с лёгким недоумением глядя на запястье Вуд.