Новая послевоенная жизнь быстро затянула Гермиону с головой. Учеба, стажировка, отчаянные поиски контрзаклинания, дневные и ночные смены в больнице, а затем открытие собственного кабинета, который, как надеялась Гермиона, когда-нибудь перерастет в нечто большее.

Все это перемежалось с дружескими встречами в Норе, свадьбой Гарри и Джинни, разрывом с Роном, несколькими легкими романами, матчами по квиддичу, где, впрочем, Гермиона исполняла лишь роль зрителя, и снова встречами с друзьями, снова обедами у семейства Уизли, чьими-то свадьбами, крестинами, помолвками. Работа-друзья, друзья-работа.

И так продолжалось до тех пор, пока в размеренную жизнь Гермионы Грейнджер не ворвался Драко Малфой со стандартным набором колкостей, дьявольщиной на теле и обвинениями ее лучшего друга.

Гермиону разрывали противоречивые чувства.

Предвкушение — от попыток сложить кусочки головоломки воедино, заставив свои мозги кипеть и плавиться от напряженной работы, которая (о, в этом ведьма не сомневалась!) ей, несомненно, по силам — пугало и притягивало одновременно.

Чувство неловкости и дискомфорта от того, что она собирается вторгнуться в чужую тайну, не предназначенную для нее — вынуждало медлить и сомневаться.

Если бы только Грейнджер знала, что эта битва заведомо проиграна, то природная любознательность не дала ей никаких шансов остаться в стороне.

Мысли роились в голове, мешая одна другой. Перед глазами то вспыхивала последняя страница «Пророка» с портретом покойной Нарциссы, то раз за разом представал полураздетый, с трепещущими угольными венами Малфой, и его слова про высшее благо. Передай дружку. Передай Поттеру.

«Ох, Гарри…»

Когда за поворотом показалось неустойчивое сооружение с красной черепичной крышей и пятью каминными трубами, девушка невольно улыбнулась. Улыбка получилась грустной.

*

— Гермиона, дорогуша, эти лимонные кексы бесподобны! — воскликнула миссис Уизли. — Неужели в них нет ни капли магии?

— Ни капли, Молли, — отозвалась Гермиона, наслаждаясь ароматом свежей выпечки и горячего кофе. — Их пекут в маггловской кондитерской в деревушке неподалеку.

— Восхитительно, невероятно! — взвизгнул мистер Уизли, восторженно вертя в руках кекс.

— Эти простецы — настоящие волшебники! — с преувеличенным воодушевлением воскликнул Джордж, очень точно подражая интонации отца.

Гермиона поймала взгляд Джинни, и девушки обменялись легкими смешками.

— Джордж, расскажи, как идут дела в магазине? — поинтересовалась Грейнджер.

Но не давая вставить сыну и слова, Молли тут же затараторила:

— О, детка, дела идут прекрасно! Теперь и Рональд присоединился к старшему брату, — она по-матерински похлопала младшего сына по руке. — Я давно ему говорила — займись наконец делом!

— Мама! — возмутился Рон.

— Ума не приложу, в кого он уродился таким лентяем! — не унималась миссис Уизли.

— Я решил попробовать, — пробурчал Рон, неловко покраснев, — может, это меня зацепит.

— И да не минует его чаша сия, — драматично вставил Джордж.

Не первый год Рон бился в поисках занятия, к которому он бы смог «прикипеть». Грейнджер ободряюще улыбнулась, зная, как тяжело у него на душе от собственных метаний. Внешне это был все тот же Рон — добрый, преданный, иногда немного ленивый, а внутри бушевал ураган из сомнений и смятения.

— Гермиона, будь любезна, помоги мне на кухне с тыквенным пирогом, — Джинни бросила на подругу многозначительный взгляд.

Ответив широкой улыбкой, девушка улизнула из-за стола и прошмыгнула в дом. Погода была отменная, и обед устроили во дворе.

А в доме все было так, как помнила Гермиона — в глазах рябило от пестрого интерьера. Казалось, в жилище Уизли нет ни одной пары одинаковых предметов.

В воздухе витали запахи еды и полевых цветов.

Она скучала по своей семье, и где же, как не в доме Уизли, она могла утолить эту тоску. Теплые пироги, крепкие объятия, шутки и беседы ни о чем — все это согревало и привносило ощущение уюта и семейного покоя.

— А что Гарри, все-таки не сумел вырваться из Министерства?

Гермиона ловко поймала на большое блюдо пирог, который плавно выплыл из духовки.

— Как видишь, — отозвалась Джинни, взмахом палочки отправляя стаю чашек в раковину, — последние недели он уходит спозаранку и возвращается уже затемно.

Еще один взмах, и зажурчала вода, запахло душистой пеной, а чашки принялись нырять в воду, намыливая свои пузатые бока.

— Я так устала от этого, — со вздохом призналась Джинни, — я все время одна. Но он обещал мне, что это временно.

Рыжая миссис Поттер прикусила губу и тихонько добавила:

— Он говорит так каждый раз.

— Джинни, милая, — Гермиона тепло обняла подругу.

Она знала, что той приходится нелегко, но и Гарри понимала прекрасно. Должность в аврорате много для него значила. Как и Гермиона, он был искренне предан своей работе.

— Я вся издергалась, — поделилась Джинни, принимаясь за нарезание пирога, — наверняка, это все очень опасно!

— Что ты имеешь в виду? — не поняла Гермиона.

— Гарри не рассказывал тебе?

Грейнджер отрицательно покачала головой, и Джиневра прикусила язык.

— Они никак не могут разобраться с ним, с этим изворотливым змеенышем! — все же пояснила она и, подхватив блюдо с нарезанным пирогом, направилась к выходу.

Гермиона обомлела.

— О ком ты, Джинни?

Юная миссис Поттер замерла вполоборота и извиняюще улыбнулась.

— Не спрашивай меня, умоляю, это не мой секрет, я и так уже достаточно наболтала, — Джинни покачала головой и тут же добавила, озорно подмигнув: — Не отставай, в двух словах расскажу, кто у меня та-ак подробно расспрашивал о тебе всего пару дней назад!

========== 4 ==========

Гермиона толкнула дверь своего кабинета. Из задумчивости ее вывел внезапный вопрос, произнесенный голосом, который она меньше всего ожидала услышать в такую рань.

— Ты опоздала, — заметил Малфой, расположившийся в ее собственном кресле.

Грейнджер одарила его раздраженным взглядом и, отвернувшись, легким движением палочки разблокировала камин.

Отчаянно хотелось схватить с каминной полки что потяжелее и огреть обладателя белобрысой макушки, стирая традиционную ухмылку и надменное выражение лица.

Всю неделю ни днем, ни ночью ей не давали покоя мысли об их прошлой встрече. Голова шла кругом от адового количества вопросов, а невозможность найти хоть какие-то ответы безумно раздражала.

И после очередной бессонной ночи, проведенной в безуспешных попытках соединить кусочки головоломки, вроде бы и безобидное, но сказанное фирменным ленивым малфоевским тоном “Ты опоздала” подействовало на Гермиону словно красная тряпка на быка.

— Ты опоздала, Грейнджер, — подчеркнуто равнодушно повторил Драко, — твой рабочий день начался десять минут назад.

— Какого черта ты делаешь здесь в такую рань?

Гермиона даже не пыталась смягчить свой тон. К чему притворство, если в данный момент ее бесило в нем все — безупречно отглаженная мантия, то, как он развалился в ее кресле, как подпирал рукой гладко выбритый подбородок, как манерно растягивал слова. Как осунулся за эту неделю, как побледнел, как запали глаза, окруженные темными кругами. Да, ее нервирует в Малфое абсолютно все! А особенно то, что несмотря на раздражение и желание стукнуть или ущипнуть его побольнее, Гермиона испытывала искреннюю жалость к юноше, который так бесцеремонно вторгся в ее кабинет и в ее голову.

Мерлин, да это просто невыносимо!

— И вообще, как ты сюда попал? На здании антитрансгрессионные чары.

Если бы в неприязни можно было утопить, слизеринец бы уже барахтался в самом сердце грейнджеровского цунами. Малфой даже удивился таким ярким эмоциям — что он, собственно, такого сделал?

Говоря о Драко, стоило отметить — ему крайне тяжело далось осознание того, что несмотря на кавардак в его собственной жизни, жизни других людей продолжались как ни в чем не бывало. С завидной регулярностью Малфой, словно маленький ребенок, ощущал приступы злобной обиды на тех, чьи мирки совсем не собирались рушиться от того, что он обреченно метался в попытках решить задачу, которую отнюдь не сам поставил перед собой.