Когда я умер

Не было никого

Кто бы это опроверг.

Егор Летов

Капитан Игорь Новак уже третьи субъективные сутки сидел в своём массивном, монументальном кресле: перед ним немигающей сетью раскинулось звёздное поле. Пока взор его бесцельно блуждал по обманчиво пустому пространству между звёзд, мысли его витали ещё где-то дальше. Вернее, так сказал бы почти любой человек, сумей он каким-то невообразимым способом рассмотреть сгорбившегося в кресле капитана, предстань перед ним его болезненно-задумчивый лик.

Руки капитана сжимали обшитые кожей - судя по фактуре - подлокотники. Возле него на полу рубки валялась выглядящая бумажной истрёпанная книга. Таковой она, должно быть, была и для Новака, выдравшего из неё добрую сотню листов - он складывал из них самолётики и пускал прямо в открытую пустоту. Они странным образом так и не находили себе аэродрома, тая на пределе разрешающей способности человеческого глаза.

Разумеется, ни о какой смотровой рубке или остеклении, словно на каком-нибудь морском лайнере, и речи идти не могло. На звездолётах, тем более таких, как гигантские колонизационные суда проекта 4224 "Осирис", никаких иллюминаторов не бывает. В них некому выглядывать: все пассажиры сейчас застыли в индивидуальных, как гробы, криокапсулах. Именно застыли, а не заснули: охлажденный почти до абсолютного нуля мозг - среда, не продуцирующая сознание. Как и бессознательное.

И до тех пор, пока капитан не приведёт "Осирис" - головной корабль одноименного проекта - к планетарной системе, способной поддерживать жизнь, они так и не будут разморожены.

Философы оставленной "Осирисом" Земли до хрипоты спорили о том, живы или нет его находящиеся в таком не свойственном для человека состоянии пассажиры, но так и не пришли к единому мнению. С экипажем всё было ещё сложнее... Инженеры не спорили - они в это время строили громадный саркофаг, охваченный сверхпроводящими кольцами, генерирующими достаточно сильное магнитное поле, чтобы отражать поток галактических космических лучей, пытающихся пронзить биозащиту корабля. Настоящие, не голографические смотровые площадки конструкторы сочли излишеством в первые же дни работы над проектом. Их заменяли многочисленные сенсоры на поверхности корабля - находящиеся перманентно в ремонте, поскольку они, как весенний лед, размываемый ручьями, таяли под потоком встречных частиц. Но и они давали достаточно информации об окружающем космосе. Куда больше, чем способен пропустить зрительный нерв - как человека, так и полноценной модели его коннектома.

Следовало учитывать и то, что звездолёт, разогнанный аннигиляционными фотонными двигателями до десятой доли световой скорости, продолжал ускоряться с трёхкратной перегрузкой, что препятствовало "разморозке" даже генетически усовершенствованных людей.

Это, однако, никак не отражалось на капитане Новаке.

- Первый помощник, - надтреснутым голосом позвал капитан.

Сначала раздался звук шагов, затем из окружающего Новака сумрака материализовалась грациозная женская фигура в свободной форме.

- Капитан?

- Майя, - неформально обратился тот. - Каков шанс, что и следующая система окажется бесплодной?

- Бесплодной? Вы с каждым днём выражаетесь всё более и более архаично, - иронично заметила светловолосая женщина, чересчур близко склонившись к поникшему капитану.

- Планеты без магнитосферы, не оправдавшие надежды астрофизиков на стабильность звёзды, стоило посмотреть на них ближе... неприемлемо высокая кометно-астероидная или геологическая активность. Я ничего не забыл? Мы ведь сочли непригодными уже двадцать четыре системы?

- Сорок пять, - поправила она.

- Двадцать одну из них не под моим командованием. "Мы" здесь неуместно.

- И не надоело вам это обсуждать? - тихо сказала та, кого капитан называл Майей.

- Чем-то же надо занять себя? - сказал, поднимаясь, капитан. - Так какова вероятность?

- По первоначальным оценкам наша первая остановка должна была стать последней с вероятностью в тридцать два процента. Вероятность удачной колонизации второй системы тоже была около трети. Шанс остаться в третьей - двадцать восемь процентов. Учитывая, что мы так и не нашли пригодного для поселения места, могу предложить два объяснения... - казалось по тону её голоса, что она говорила это далеко не в первый раз.

- ...Либо оценки были не верны, и в расчёты астрофизиков вкралась роковая ошибка, либо сфера радиусом в пятьдесят светолет, чей центр - Солнце, неким образом фундаментально отличается от мест, куда более удалённых... в чём я сомневаюсь, поскольку пространство изотропно, - мрачно продолжил за неё капитан. - Но и то, и другое делает все старые данные бесполезными. Но я и не спрашивал бы, если не рассматривал... иного варианта.

- Удача не нашей стороне, Игорь. Всё просто. Но это пока: после стольких столетий поисков нам просто должно повезти. Не мучай себя - мы будем надеяться, что новая система будет пригодна для колонии, - попыталась утешить его Майя.

- Боюсь, что ничто не на нашей стороне. Удача - миф. И зачастую рукотворный. Редкий повод обрадоваться незнанию. И я уже устал твердить, что исход одного случайного события не влияет на другое столь же случайное, - раздражённо ответил капитан.

- Да-да! Сколько не подбрасывай монету, сколько бы раз подряд она ни падала на одну сторону, шанс выпасть орлу или решке - всегда одна вторая. Я помню, - печально сказала женщина.

- Но если рассуждать из той посылки, что все прогнозы верны, то наше положение крайне, предельно маловероятно! - капитан сжал кулаки. - Я всё более склоняюсь к тому, что разумнее доверять этой малой серии, а вовсе не ложной экстраполяции, сделанной ещё на Земле. Это означает, что наш полёт лишён смысла. Шанс на то, что следующая система нас устроит ничтожен.

- Возможно, экстраполяция ложна. Возможно, нет. Будто бы мы можем проверить все твои идеи.

Игорь Новак отвернулся, бросил взгляд на космическое пространство.

- Именно, что не можем. Эта чернота скрывает в себе все ответы. - Новак изменил масштаб: звёзды разбежались в стороны, и в комнате почти не осталось источников света. - Есть то, что мы ещё не знаем, но можем узнать. И то, что узнать невозможно. Никак и никогда. Абсолютная чернота.

Капитан подошёл к, казалось бы, открытому космосу, окунул в темноту руки, словно и в самом деле пытаясь дотянуться до звёзд. То, что выглядело, как открытый космос, очевидно, только выглядело им. И этим "окном в мир" дело не ограничивалось.

- Вопросы эти нелепы, но мне, например, хотелось бы узнать, случайна ли случайность. Как таковая, раз уж мы заговорили о ней, - продолжил капитан. - Но проверить это нам не под силу. Что угодно зовётся нами случайным лишь до тех пор, пока нам не известна причина. В свою очередь утверждение об её отсутствии не поддается проверке критерием Поппера, как и всякое отрицание. Выходит, нельзя до конца отбрасывать никакие предположения. Казалось бы, это только слова? Ты, должно, сейчас думаешь, что я спекулирую? "Мелю языком"?

Новак, заложив руки за спину, прошёлся вдоль гладкой и матовой, как внутренняя поверхность раковины, стены.

- Когда времени мало, мы так и поступаем, не обдумывая всякие нелепицы, не тратим мыслительные и иные усилия на то, что нельзя изучить и измерить. Это не рационально. Все мы здесь - инженеры, пилоты, физики, медики или энергетики; люди действия, а вовсе не философы. Но сейчас всё, на что мы твёрдо уповали, что внушало нам надежды и двигало вперёд, подводит нас. Исполнение инструкций приближается к иррациональному, стоящему на границе обсессивно-компульсивного расстройства следованию традициям. Религиозной службе, я бы даже сказал.