Куда бы ты ни пошёл после этого, Эрик, тебе никогда не будет недоставать отваги. Силы. Твоё намерение — это часть тебя, это чернила в твоей коже, сталь в твоей душе. Я надеюсь, ты никогда не потеряешь свой путь. Я рад, что знал тебя, даже такое короткое время.

И если тебе когда-нибудь понадобится вернуться — или если ты просто захочешь, возможно, просто навестить, когда-нибудь, когда ты простишь меня — тебе всегда здесь будут рады. Я надеюсь, мы станем больше, чем просто безопасным местом, но пока здесь безопасно, пока есть ресурсы — они и твои в том числе.

Я буду скучать по тебе больше, чем ты можешь представить.

Чарльз

Эрик водил пальцами по последнему предложению снова и снова. Он подумал о данной ему карте мести Шоу. Сел на край кровати и вспомнил удивление, с которым, проснувшись, обнаружил себя на кровати, а не на бетонном полу.

Безопасность или отвага.

========== Часть 6 ==========

Комментарий к

прошу прощения за задержку и спасибо всем, кто комментировал

Эрик чувствовал наступление сумерек по мере того, как мрак вокруг него становился темнее. В особняке было тихо; кто-то ушёл после обеда неизвестно зачем. Он знал, что путь будет чист, и никто не стоит у него на пути.

Мужчина вышел в коридор. Нашёл путь, используя металл и память, до нужной двери, а затем открыл её.

Возможно, стоило постучать. Чарльз уже был в кровати. Он поднялся — сел, возможно — но эхо его голоса не было у Эрика в голове. Видимо, Ксавьер исполнял просьбу — не влезать в его голову.

Поэтому Эрик начал:

— Шоу… Я убью его однажды. Но я не хочу, чтобы мою дорогу отследили к этому месту. Если я сделаю это в скором времени, Эмма поймёт и предаст всех ради собственной безопасности. Ты это понял, конечно. Ты хотел сделать только лучше. Спасибо за это.

Чарльз поднялся с кровати: пружины ослабли, и послышались шаги. Он встал прямо напротив Эрика, так близко, что можно было уловить его дыхание. Затем он взял его руку — Леншерр рвано вдохнул, — положил её себе на шею.

И сказал:

— Прощай, Эрик.

Звук был ужасный. Слабый и скрипучий, больше похожий на некое имитирование человеческой речи, чем на неё саму. Эрик отчётливей ощущал вибрации, чем слышал голос. И из-за искажённого дрожащего звука можно было догадаться, что боль была страшной. Но это всё, что осталось у Чарльза.

— Я не ухожу, — прошептал он. — Не сегодня. Может, не уйду ещё долго. Или никогда. Чарльз, я не ухожу. Пойми, это… — он сглотнул, — это не уступка.

Под «этим» он имел в виду то, как прикоснулся к Чарльзу.

Кончики пальцев коснулись его волос, прямо над ушами. Медленно, осторожно Эрик нащупал лицо Чарльза и начал изучать его. Большим пальцем он очертил линию тёмных бровей, другим — проследил ровную линию носа. Небритые щёки царапали ладони. Всё, что он чувствовал, он сопоставлял с тем лицом, что видел в зеркале: это Чарльз, впервые открытый ему полностью.

Одной рукой он зачесал мягкие волосы назад и сжал их в ладони, нащупывая губы. Когда он коснулся их, Чарльз слегка приоткрыл рот. Эрик вздохнул.

Шатким голосом он сказал:

— Я делаю это не потому, что ты поменял взгляд на вещи. И это не то, что я прошу взамен на то, чтобы остаться.

Чарльз мотнул головой.

— Пожалуйста, поговори со мной. Мне не стоило затыкать тебя. Это нечестно.

Рука Чарльза накрыла его руку, и Эрик всё понял. Так Чарльз говорил, что это только их личное. Но всё ещё ни слова в его разуме.

Главное, он понял, что всё в порядке. Чарльз заговорит, когда будет готов. Возможно, сейчас им не нужны слова.

Эрик продолжил изучать: обвёл подбородок, шею. Оказалось, что на Чарльзе не было ни верхней части пижамы, ни майки, потому что руки Эрика провели по голой коже его плеч. Затем ниже, вдоль рёбер, дыхание Чарльза было сбито — он чувствовал, как грудь вздымается под его пальцами.

Эрик его обнял, и тот ответил на объятие, обхватив его талию, но оставив Леншерру право исследовать. Эрик сравнил себя с телом Чарльза: выше, крупнее, сильнее, но в низкорослом мужчине была сталь, жёсткость, которую не стоило недооценивать.

Эрик снова потянулся к чужому лицу. Он случайно коснулся глаз Чарльза и понял, что они закрыты. Затем — что он их не открывал всё это время по той же причине, по которой не сказал ни слова: хотел исследовать Эрика точно так же, как тот исследует его — доказательство того, что этого достаточно. С их дефектами — этого более чем достаточно.

Первый закат за много лет. Татуировка на руке. Что значит любить так, что чувства разрывают сердце на части. Благодаря Чарльзу он увидел многое. Не только с помощью зрения.

Оценив дистанцию, он потянулся вперёд. Их губы встретились, и это было идеально. Чарльз наклонил голову под нужным углом и приоткрыл рот. Эрик наслаждался им, его вкусом, лаская его язык, пока чужие руки не сжали его бока.

Каркас кровати был медным. Каждая линия и изгиб чётко вырисовывались в голове Эрика, и легко было идти к ней. Но Чарльз не был так уверен с закрытыми глазами, даже в своей комнате, он расслабился только после того, как его опустили на кровать.

Так много всего он хотел бы сказать Чарльзу сейчас: мог бы клясться в своей любви, молить о прощении за то, что заставил его замолчать, или просить коснуться его так, как он желает. Но раз Чарльз пожертвовал своим зрением, Эрик откажется от голоса. Они будут вместе в тени и безмолвии.

Они растворялись друг в друге. Эрик снял ботинки и носки, чтобы чувствовать чужую ногу на своей лодыжке.

Когда Чарльз начал раздевать его, желая почувствовать его кожу на своём теле, Эрик отстранился на пару секунд. Хоть и это было необходимо, чтобы быстро избавиться от одежды, он возненавидел эти секунды, которые пришлось провести, не чувствуя тела Чарльза рядом с собой.

Раздеваясь, он услышал стук ящичка прикроватной тумбочки, а затем — пластика о поверхность этой тумбы. Поняв, что это, он ухмыльнулся — и в этот момент осознал, что даже ухмылку можно услышать.

А затем вернулся к Чарльзу — голый и готовый — такой же, как сам Чарльз.

Так заниматься любовью было непривычно. И дело не в отсутствии зрения — хотя Эрик отдал бы многое, чтобы увидеть Чарльза сейчас, — а в отсутствии его голоса. В сочетании со слепотой. Эрик привык оценивать состояние партнёра по словам, звукам, выражениям лица. Но теперь приходилось действовать более интуитивно.

Поэтому он обратил всё внимание на дыхание Чарльза, на то, как поджимаются пальцы на его ногах. В ответ он убедился, что реагирует на каждый поцелуй, каждое касание, которое приносило удовольствие, всем телом. Надо было уделять внимание каждому дюйму кожи, каждое движение стало невозможно интимным.

Без слов нельзя было разрядить обстановку, нельзя было отвлечься болтовнёй: рассказать о происхождении шрамов, сделать комплимент, поделиться опытом. Был ли Чарльз до этого с мужчиной? Был ли он вообще с кем-нибудь? Сильно ли немота повлияла на его личную жизнь? Эрик не знал, не мог узнать, но так было даже лучше. Он должен быть осторожным с Чарльзом, обращаться с ним, как с чем-то драгоценным. Не стоило забывать такие вещи, будучи опьянённым моментом.

Затем последовала дорожка поцелуев вниз по животу, и — о, да, Чарльз делал это раньше.

Ему пришлось подавить стон, когда телепат облизал его член, пососал головку, а затем взял его целиком в рот. Будто весь мир сузился до влажного жара его рта. Он не чувствовал ничего, не хотел ничего, кроме этого. Эрик соединил пальцы вместе, зарывшись в эти мягкие волосы. Даже то, как Чарльз двигал и поворачивал головой, безумно заводило.

Но когда пальцы Чарльза скользнули в него, боже, стало ещё лучше. Эрик развёл ноги шире, чтобы было удобней разрабатывать его. Когда Чарльз нашёл нужное место, Эрик толкнулся навстречу ему, и остался только беспощадный темп пальцев и горячий рот, сосущий больше и больше.

Чуть не опоздав, Эрик оттянул Чарльза и толкнул его на спину. Тот шумно выдохнул: разочарование? Предвкушение?