Выглядел он соответствующим образом: тщедушного телосложения, чуть сутулящийся, с кожей цвета выцветшей бумаги и изможденным лицом, выражавшим лишь узкий диапазон эмоций от легкого беспокойства до глубокой озабоченности.
Он всегда ходил в костюме-тройке (только по выходным отказывался от жилетки), носил белые рубашки, не запятнанные ни малейшим намеком на рисунок галстуки темно-синего цвета и башмаки, отполированные до лакричного блеска. Работа поглощала всю энергию Горэмбьюри, не оставляя ни малейшего интереса к женщинам, изысканной пище или общению с людьми. Несмотря на то что мэр считал его старания чем-то совершенно обыкновенным, он никогда не жаловался, а в толковании законов опирался на свою честность и дотошность.
Расставленные в безупречном порядке документы заполняли полки на стенах и картонные ящики с крышками из зеленого пластика, которые росли на полу, точно грибы. Шеренги скрепок разных цветов для разных дел стояли по стойке «смирно», готовые в любую минуту ринуться в бой. По экспертному мнению Горэмбьюри, степлеры только замедляли работу и мешали добавлять материалы в дела.
Он не пользовался перерывами на обед, а поскольку в городском совете становилось безлюдно между часом и двумя, в это время он занимался работой, требовавшей особенной концентрации, или проводил неофициальные встречи. Правда, нынешний визит миссис Бантер ничем не выдавал ее стремление к конфиденциальности.
Она прямо-таки влетела в кабинет.
– Ну так что, вы уже исправили вопиющую несправедливость?
– Помедленнее, миссис Бантер.
– Вы же получили мое письмо? Дуралеи потеряли мое приглашение.
– Да, вы и правда значились в списке гостей.
– Еще бы я там не значилась.
– Вот только…
– Только что?
Горэмбьюри протянул через стол короткое письмо сэра Веронала:
Мы с должным уважением относимся к Вашему списку и сверяемся с ним, однако праздник устраиваю я. Какие бы недостатки ни были Вам присущи, сам я никогда не допускаю канцелярских ошибок: человек без приглашения не может считаться приглашенным. Позаботьтесь о безопасности и, поскольку вы знаете подходящих людей, заранее передайте им мое предложение о работе и укажите почасовую ставку.
Безоговорочный тон и щепетильное отношение к денежному вопросу только усилили растерянность миссис Бантер. У них с сэром Вероналом было много общего; само собой, уж они-то должны прекрасно поладить.
– Вы упомянули мое имя?
– Это было бы весьма неделикатно. Я предположил, что кого-то из представленного списка «случайное пропустили».
У Горэмбьюри не было ни малейшего повода считать отсутствие приглашения для миссис Бантер чем-то, кроме канцелярской ошибки. Она была душой сноркеловских суаре и, конечно, имела все основания присутствовать на мероприятии такого масштаба.
Нечасто ему приходилось видеть подобное отчаяние на человеческом лице. Правда, по собственному мнению Горэмбьюри, пышность празднеств свидетельствовала об угасании цивилизации: то были ярмарки тщеславия и пытки для тружеников. Такое предубеждение исходило из личных ощущений; ведь кто бы стал вести непринужденную беседу с ним? Шутить Горэмбьюри не умел. А разговаривать мог только о предписаниях. До этого времени он держал свое приглашение при себе. Однако выражение лица миссис Бантер решило вопрос.
– Вот, возьмите мое.
Он подтолкнул листок из жесткого белого картона через стол. Миссис Бантер погладила большим пальцем рельефное изображение горностая: вот это класс!
– Я занимаюсь организацией безопасности и в любом случае буду присутствовать на празднике, – добавил он.
Печаль миссис Бантер мгновенно улетучилась. Схватив приглашение, она соизволила бросить лишь: «Дорогуша Горэмбьюри!» – и поскорее вылетела наружу, чтобы ее благодетель не успел изменить свое решение. Свежий воздух подействовал на нее отрезвляюще. В Ротервирдском банке она перевела на личный счет секретаря Городского совета три несчастные гинеи. В конце концов, он – всего лишь жалкий клерк. Однако ее дар так и остался незамеченным: у Горэмбьюри не было времени разбираться в своих счетах.
В приподнятом настроении и радужных чувствах миссис Бантер шествовала по переполненным улицам Фартингейл и Титферат, направляясь к парикмахеру.
5. Черная плита открывается
Фауну Лост Акра можно было разделить на три вида: не потревоженные точкой перехода чистые особи; произвольные сочетания видов, одновременно попавших в переход; и наконец, существа, созданные посетителями Акра. Ферокс знал о двух вспышках человеческой активности – сам он был создан во время первой, произошедшей приблизительно во времена Римского вторжения, вторая случилась несколько сотен лет спустя – и за несколько сотен лет до нашего времени, в ту пору, когда люди одевались в кожу и бархат, а также носили гофрированные круглые воротники на шее. Творения человека в основном оказались неудачными или пали жертвами хищников. Насколько ему было известно, из созданий первого периода выжил только он, а из второго – кот и чудовище в лесной берлоге.
Ферокс считал себя счастливчиком. Они с горностаем дополняли сознания и характеры друг друга. Человеческая часть его натуры с радостью приняла обостренное обоняние и зрение прирожденного охотника, а горностаю понравились широкие умственные способности человека. Они действительно срослись, а не просто существовали по соседству. Ферокс скучал лишь по обществу себе подобных, по братству легиона. Из редких же посетителей Лост Акра Ферокс подружился лишь с одним, да и того не видел уже сотни лет.
Ферокс был в Лост Акре в 1017 году, и поэтому сразу узнал тревожные симптомы: резкие скачки погоды, пребывание сил природы в постоянном конфликте, необычайную активность Природы в соответствии с защитными стратегиями выживания: все живое лихорадочно пряталось в норы, размножалось, заготавливало пищу. Он также помнил миг избавления, пусть и мимолетного, – не постепенного, но похожего на заклятие, на вспышку божественного вмешательства. Знать бы, как это случилось, он попробовал бы повторить. В своем невежестве он мог лишь наблюдать за исходом событий и надеялся только на то, что сможет как-нибудь в них поучаствовать.
Еще прежде, чем увидеть глазами, он носом почуял того уродливого кота, который пробирался сквозь траву, единственный в своем роде – адская помесь кота, мальчишки и пламени, но в первую очередь типичное творение века кожи, бархата и кружева. Существо изредка возвращалось в Лост Акр через белую плиту, но видел он его редко. Ферокс скрылся в траве, доверившись остальным чувствам. Кот потрогал белую плиту – безуспешно, чего и следовало ожидать. Ферокс решил, что путь закрылся оттого, что вся материя Лост Акра разлагалась. К его удивлению, существо не сдалось, а вместо этого начало спускаться вдоль ручья, пробираясь сквозь блестящую, точно проволока, паутину. Внизу лежала черная плита, охраняемая стражем, и это место было слишком опасным даже для Ферокса.
Когда впервые за столетия пробудилась черная плита, сквозь Ротервирд и Лост Акр пробежала энергетическая вибрация, которую, однако же, заметили немногие.
Ферокс ее ощутил.
Ощутил ее и сэр Веронал, сидевший в кресле в своем кабинете и зарывшийся в документацию о последних делах своей финансовой империи. Он почувствовал острую боль за левым виском – симптом легкого надрыва микроскопической мембраны в этой части коры головного мозга, которую создала точка перехода и задачей которой было подавлять его ранние воспоминания. Эти воспоминания все еще лежали нетронутые, как пузыри на дне океана, но во сне и со временем они поднимутся на поверхность один за другим, протиснутся в узкое отверстие и доставят необходимые сообщения. Настанет время, и эти сообщения будут отмечены нейронами и переданы в кору головного мозга, наконец открыв сэру Вероналу правду о его молодости, а также возможность выполнить свое предназначение.
